— Одно из моих правил в бизнесе — когда становится страшно, остановись и ударь. Сейчас не время отступать, и в нынешней ситуации нормально использовать ложь. И как говорится, говори одно, а делай другое.

— Этическое поведение, пожалуй, меньше всего волнует меня в настоящий момент, — заметила Одри, наблюдая за выражением моего лица. — О чем ты думаешь?

— Я думаю, что нам предстоит немного повозится с ней.

Одри выжидательно смотрела на меня, словно этого было недостаточно.

— Или много, детка.

Позже, когда она уже спала в моих объятиях, я строил планы. Я пробежался пальцами вверх и вниз по ее гладкой коже, наслаждаясь ощущением. Она была моей. Ничего из того, что моя мать могла сделать или сказать, не изменило бы этого. Я думал о Даниэль, о том, что произошло. Я никогда не прощу своих родителей за то, что они сотворили с ней. Мое сердце было закрыто для них навсегда.

Я мысленно послал Даниэль, чья жизнь была отнята так рано, слова любви и молитву, о том, что она ушла в лучшее место и, что, возможно, она сможет простить меня. Сидя в темноте, я пытался простить самого себя. Я понятия не имел, что собой представляли мои родители, когда мне было восемнадцать. Я имел только отдаленное представление,… и, кроме того, я не понимал той глубины падения, до которой они могли докатиться ради того, чтобы защитить свои драгоценные, бесполезные идеалы.

Я не знал, что они были способны на убийство.

Я наблюдал за тем, как вздымается и опускается грудь Одри. Мне почти сорок, и последние двадцать лет я провел, защищая себя от любви, от чувства единения с другим человеком. Боль переполнила меня, когда умерла Даниэль. Я даже не думал, не осознавал, что делаю, зарываясь с головой в свою работу, развивая бесконечный список проектов, знакомясь с женщинами, которые мне даже не нравились. Но я ни о чем не сожалел, кроме как потери Даниэль, потому что каждый шаг поступательно вел меня к необходимости нанять сопровождающую на свадьбу моего младшего брата, и это сопровождение никогда не закончится, так как это Одри.

Которая была любовью всей моей жизни.

— Одри, — сказал я. — Просыпайся.

— Что? — спросила она встревожено и села прямо. — Что-то случилось?

— Ничего, — сказал я, все еще поглаживая ее кожу, — Я просто хотел сказать тебе кое-что.

Она легла на спину все еще сонная.

— Что?

— Я люблю тебя, — произнес я.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она.

Одри положила руку на мою грудь, двигая пальцем по моим мышцам.

— Ты переезжаешь в Лос-Анджелес со мной.

— Да. Я уже говорила тебе. Если, конечно, твоя мать, не уберет меня с дороги раньше.

— И ты заберешь с собой брата.

— Я должна, Джеймс, — сказала она. — Я не могу оставить его с мамой. Мы должны получить все юридические документы об опеке, а теперь нам еще предстоит схватка с адвокатом твоей матери —

— Кроме того, мы собираемся позаботиться обо всем, в том числе и об этом. Я тоже хочу, чтобы он переехал, Одри. Я знаю, как сильно ты его любишь. Мне просто нужно знать, что это именно то, что ты хочешь.

— Конечно, — сказала она. — Мне жаль, что это произошло, потому что тогда бы я не доставила тебе столько проблем —

— Остановись, — произнес я, снова прерывая ее. — Пожалуйста, никогда не говори про это опять.

— Ладно, — ее голос был настороженным, — Пожалуйста, скажи мне, что с тобой происходит.

— Я просто хочу, чтобы ты пообещала мне, — сказал я. — Я не хочу, чтобы мы когда-либо расставались с тобой. Я просто не хочу больше терять время.

— Ладно, — буркнула Одри, прижавшись ко мне.

Она молчала где-то минуту, и я уже было подумал, что она заснула.

— На что это будет похоже?

— Что?

— Жизнь в твоем особняке в Калифорнии, — захихикала она. — Если так дальше пойдет, то мне кажется, что мы никогда не сможем попасть туда, — сказала она, зевнув, — Как в сказке….

Я обернул свои руки вокруг нее.

— Ну, мой дом — это не совсем особняк. Он одноуровневый и расположен на холмах. Из него открывается отличный вид, когда нет смога. И у меня везде есть спортивные каналы, все до единого. Даже в моей комнате.

Я улыбнулся ей в темноте, представляя ее в своем доме.

— У тебя будет своей собственный гардероб, и если ты будешь вести себя хорошо, то получишь и свою полку в ванной.

— Если я буду жить с тобой, то мне понадобится больше, чем одна полка, — засмеялась она.

— Ну, ладно. У тебя будет больше, чем одна. Если ты будешь хорошей девочкой. Что еще есть в моем доме…. хммм... у меня очень большой холодильник.

— Больше, чем в Бостоне? Потому что эта штуковина огромна, — сказала она.

— Да, больше. И без обид, Одри, но холодильник в домике Барби больше, чем тот, который у тебя в Южном Бостоне.

— Ха-ха, — сказала она, слегка шлепнув меня. — Ты продолжай говорить. Скажи мне, на что будет похожа наша жизнь.

— Ну, мы бы просыпались каждый день, затем тренировались в спортзале. Да, у меня есть спортзал. А потом ты бы готовила мне завтрак. Предпочтительно французский тост, потому что ты довольно хороша в этом. А потом я бы уходил на работу —

— И я бы тоже ходила на работу, — вставила она.

— Да, конечно, и ты. Или ты могла бы пойти в школу учиться очно. Просто не позволяй кому-либо из студентов или профессоров приглашать тебя на свидание. Иначе мне придется сражаться с ними.

— Это, может быть, по-настоящему горячо. Да, возможно, будет.

Мы оба засмеялись, и как же замечательно мы сейчас себя чувствовали.

— Если серьезно, может быть, это станет для начала прекрасным местом. А затем я мог бы забирать тебя из школы, и мы бы потом навещали Томми. По выходным мы можем отправиться куда-нибудь поужинать, можем брать Томми на пляж или в парк. В Лос-Анджелесе нет плохой погоды. Это другое дело, нежели в Бостоне, здесь можно гулять на улице круглый год. И мы имеем возможность посмотреть игру «Рэд Сокс» в Окленде, когда они будут играть. Мы вольны полетать на моем частном самолете. У нас будет возможность слетать на Гавайи на длинные выходные. Ты можешь готовить мне ужин каждый вечер.

— Ха, — сказала она снова, но голос ее звучал довольно.

Я сделал паузу на минутку и провел пальцем по ее позвоночнику, и сделал глубокий вдох.

— И тогда мы можем завести детей, и ты будешь менять им подгузники, всем им, потому что у меня есть ощущение, что это было бы ниже моего достоинства, и они, конечно, пойдут в самые лучшие школы. Мы возьмем их в Диснейленд, будем посещать их музыкальные спектакли и игры. Они могли бы играть в бейсбол и преуспевать в этом, как и их папа. И они никогда не будут похожи на «Oakland Athletics», «Dodgers», или «Yankees» (прим. профессиональные бейсбольные клубы). А если появятся девочки, то они будут красивыми, с глазами Бэмби, как у их матери. Вот так.

— С глазами Бэмби? — спросила она и хихикнула.

Я выдохнул смущенно.

— Можешь надо мной смеяться. Просто пообещай мне, — сказал я, все еще поглаживая ее по спине. — Обещай, что мы сделаем все эти вещи.

— Я обещаю, — произнесла она, уткнувшись лицом мне в грудь. — Я обещаю.

На следующее утро, Одри принесла мне кофе в постель.

— Мне надо сделать несколько звонков, — сказал я. — Начиная с родителей Даниэль. Хотя у меня и нет твердых доказательств, но я считаю, что моя мать, самое меньшее, была каким-то образом связана с аварией. Я должен позволить им узнать. Они по-прежнему живут в Тьюксбери, я могу найти их номер.

— Ты уверен, что хочешь сделать это прямо сейчас? — спросила Одри. — Откроется довольно большая рана.

— Нам нужна их помощь. Они единственные люди, от которых мои родители не смогут откупиться, — сказал я ей. — И они заслуживают знать, даже если это только то, что я думаю о том, что мои родители были причастны к аварии. Я собираюсь задействовать их в нашем плане.

— Собираешься ли ты позволить мне узнать, что это за план? — спросила она.