–

С тех пор я начал читать священное писание. Библия была мне непонятна, соблазнительна, Евангелие умиляло меня. Но больше всего я читал Жития Святых. И это чтение утешало меня, представляя примеры, которые всё возможнее и возможнее казались для подражания. С этого времени еще меньше и меньше меня занимали дела и хозяйственные и семейные. Они даже отталкивали меня. Всё не то казалось мне. Как, что было то, я не знал, но то, что было моей жизнью, переставало быть ею. Опять на покупке имения я узнал это. Продавалось недалеко от нас очень выгодно именье. Я поехал, всё было прекрасно, выгодно. Особенно выгодно было то, что у крестьян земли было только огороды. Я понял, что они должны были задаром за пастьбу убирать поля помещика, так оно и было. Я всё это оценил, всё это мне понравилось по старой привычке. Но я поехал домой, встретил старуху, спрашивал о дороге, поговорил с ней. Она рассказала о своей нужде. Я приехал домой и, когда стал рассказывать жене о выгодах именья, вдруг устыдился. Мне мерзко стало. Я сказал, что не могу купить этого именья, потому что выгода наша будет основана на нищете и горе людей. Я сказал это, и вдруг меня просветила истина того, что я сказал. Главное, истина того, что мужики так же хотят жить, как мы, что они люди – братья, сыны Отца, как сказано в Евангелии. Вдруг как что-то давно щемившее меня оторвалось у меня, точно родилось. Жена сердилась, ругала меня. А мне стало радостно. – Это было начало моего сумашествия. Но полное сумашествие мое началось еще позднее, через месяц после этого. Оно началось с того, что я поехал в церковь, стоял обедню и хорошо молился и слушал, и был умилен. И вдруг мне принесли просвиру, потом пошли к кресту, стали толкаться, потом на выходе нищие были. И мне вдруг ясно стало, что этого всего не должно быть. Мало того, что этого не должно быть, что этого нет, а нет этого, то нет и смерти и страха, и нет во мне больше прежнего раздирания, и я не боюсь уже ничего. Тут уже совсем свет осветил меня, и я стал тем, что есть. Если нет этого ничего, то нет прежде всего во мне. Тут же на паперти я роздал, что у меня было, 36 рублей, нищим и пошел домой пешком, разговаривая с народом.

ВАРИАНТЫ К «ЗАПИСКАМ СУМАШЕДШЕГО».

* № 1.

<Я сумашедший. Всѣ3 говорятъ это; но если бы они и не говорили, я самъ это знаю. Случилось это со мной недавно. Недавно я узналъ, что я совсѣмъ сумашедшій, но давно уже это со мной началось, съ самаго дѣтства. Съ самаго перваго дѣтства, когда мнѣ было лѣтъ 5, находило это на меня. Находило то, что мнѣ вдругъ представлялось, что я всѣхъ люблю, что всѣ меня любятъ и что въ этомъ одномъ жизнь, и что другой жизни нѣтъ. – Находило это на меня иногда днемъ, а чаще по вечерамъ, особенно когда я ложился въ кроватку. Кроватка у меня была съ перильцами и такая же у моего>

* № 2.

<На меня находила мысль4 о томъ, что когда я вырасту большой, я сдѣлаю такъ, что все будетъ вездѣ всегда такъ, какъ у насъ было съ ней, когда она укладывала меня, а что ни сахарницы, ни Ѳоки съ мальчикомъ никогда нигдѣ не будетъ. Я сдѣлаю такъ, что этого не будетъ и всѣмъ будетъ всегда хорошо.>

* № 3.

<За что они его били? Зачѣмъ они меня мучаютъ? Я бы убилъ ихъ. Нѣтъ, если бы я былъ Богъ, я бы не сдѣлалъ ихъ. Зачѣмъ они его мучали? И я былъ несчастенъ и засыпалъ несчастнымъ.>

* № 4.

<Нѣтъ экономки, нѣтъ Ѳоки, нѣтъ мучителей. И не можетъ быть, а есть только няня, тетя, Христось, я и любовь. Я закрывался плотнѣе и видѣлъ, чувствовалъ одну любовь, и власть любви, которая должна была уничтожить все зло въ мірѣ. Я говорилъ себѣ – теперь я маленькой, я не могу. Но дай я выросту. Этого ничего злого уже не будетъ. Я сдѣлаю такъ. Потомъ это находило на меня въ гимназіи съ Васей Жуковымъ. Потомъ когда я женился. Но сдѣлалось совсѣмъ послѣ женитьбы и вотъ какъ.>

№ 5.

<Это была пустыня, черезъ которую я проходилъ, пустыня наслажденій плотскихъ, отупѣнія душевнаго и мертвенности. – И вступленіе въ эту пустыню и выходъ изъ нея сопровождались одинаково борьбой и страданіями. 14 лѣтъ это были борьба и страданія смерти, 35 лѣтъ это были борьба и страданія родовъ. 14 лѣтъ, когда я узналъ порокъ тѣлеснаго наслажденія, и5 ужаснулся ему. Все существо мое стремилось6 къ нему и все же существо, казалось, противилось ему.>

* № 6.

Съ этого дня началось мое сумашествіе постоянное. Я называю его постояннымъ потому, что хотя и бывали періоды здороваго состоянія, я въ здоровомъ состояніи чувствовалъ страданіе. Я вернулся домой счастливый и веселый, <но во время моего отсутствія пріѣхалъ къ намъ шуринъ съ женою. Я вошелъ въ переднюю и первое, что услыхалъ – это громкій голосъ жены>. Со мной отъ самой церкви шло трое нищихъ: одна старушка, давно странствующая. Она по дорогѣ попала въ церковь. Солдатъ старикъ николаевскій и мальчикъ сирота. Я ихъ всѣхъ пригласилъ къ себѣ, чтобы вопервыхъ накормить, а потомъ одѣть и оставить даже у себя, если они захотятъ.7 Я пришелъ въ переднюю. Нищіе мои остановились у двери, снявъ шапк[и]. Мнѣ самому въ первую минуту показалось, что это такъ надо. Но я вспомнилъ Е[вангеліе], то, что мы братья, и я преодолѣлъ ложный стыдъ, который удерживалъ меня, и ввелъ ихъ въ переднюю.

– Войдите, войдите, сейчасъ, – говорилъ я, еще болѣе испытывая ложный стыдъ, когда они вошли въ переднюю. – Сейчасъ я дойду къ женѣ, узнаю, спрошу.

Я пошелъ въ8 свой кабинетъ, но тутъ

Комментарии Б. М. Эйхенбаума9

ЗАПИСКИ СУМАШЕДШЕГО.10

Замысел этой вещи относится к 1884 г.; 11 апреля этого года в Дневнике записано: «Пришло в голову Записки не сумашедшего» и тут же прибавлено: «ох, живо я их пережил». Последние слова указывают на связь этого замысла с личной жизнью Толстого. Действительно, в сентябре 1869 г. Толстой ездил со своим слугой С. П. Арбузовым в Пензенскую губернию для покупки имения и, остановившись по дороге в Арзамасе на постоялом дворе, пережил ночью приступ тоски и страха, о котором писал 4 сентября С. А. Толстой: «Было 2 часа ночи, я устал страшно, хотелось спать и ничего не болело. Но вдруг на меня напала тоска, страх, ужас, такие, каких я никогда не испытывал…. Вчера это чувство в гораздо меньшей степени возвратилось во время езды, но я был приготовлен и не поддался ему, тем более, что оно и было слабее». Упоминаемые в «Записках» лица взяты прямо из действительности: тетя, рассказывающая про Христа, – это – Татьяна Александровна Ергольская; няня Евпраксия – та самая, о которой Толстой пишет в «Воспоминаниях детства» («няней Евпраксией, высокой сморщенной старухой, с висячим у подбородка, как у индюка, кадыком, в котором был шарик, который она нам давала ощупывать»); даже поездка в Москву и посещение оперы с помещиком имеет фактическую основу – зимой 1870 г. Толстой ездил в Москву и был 3 декабря вместе с кн. С. С. Урусовым на представлении «Марты» в Большом театре.

Точная дата сохранившихся автографов «Записок сумашедшего» неизвестна, но работа над этой вещью началась, очевидно, вскоре после записи в Дневнике 1884 г. На обороте одного из листов рукописи «Власти тьмы» (1886 г. ) сохранился текст, несомненно относящийся к «Запискам сумашедшего». В письме к В. Г. Черткову от 18 января 1887 г. Толстой просит»: „Пришлите мне и «Записки сумашедшего»“.

В позднейшие годы он возвращался к этому произведению и, повидимому, собирался заново писать. 26 декабря 1896 г. записано: «Думал нынче о «Записках Сумашедшего». Главное понял свою сыновность Богу, братство, – и отношение ко всему миру изменилось. В записи от 5 января 1897 г. Толстой выписывает из Записной книжки: «2) (К Запискам сумашедшего или к драме. ) «Отчаяние от безумия и бедственности жизни. Спасение от этого отчаяния в признании Бога и сыновности своей Ему. Признание сыновности есть признание братства. Признание братства людей и жестокий, зверский, оправдываемый людьми небратский склад жизни – неизбежно приводит к признанию сумашедшим себя или всего мира».

В. И. Срезневский высказывает предположение, что дневниковые записи 1880-ых гг. относятся к неизвестному нам произведению, которое сохранилось в архиве С. А. Толстой, а напечатанный среди посмертных произведений текст написан в 1897 г. и связан с Дневником 1896—1897 гг. (Л. Толстой, Полное собрание художественных произведений, ГИЗ, 1928, т. XII, стр. 240.) Однако, рукопись «Записок сумашедшего», по всем признакам (бумага, почерк, цвет чернил) относится именно к 1880-ым годам. Надо полагать, что в 1890-ых годах Толстой хотел вернуться к старому наброску и использовать его для большой вещи (запись в Дневнике от 5 января 1891 г.) или написать под тем же заглавием новую вещь. Итак, мы оставляем для «Записок сумашедшего» дату 1884—1886 г.