И вдруг одна мысль заставила меня вздрогнуть. Мы находились недалеко от афганской границы. Что, если подозрения Муссе оправдаются? Быть может, Мемет — английский шпион и теперь решил, воспользовавшись случаем, перелететь границу и снизиться на территории Афганистана… Я решил разбудить Муссе, он и сам вдруг начал проявлять признаки беспокойства. Быть может, у этого человека, привыкшего к полетам, уже развился инстинкт пространства, как у почтовых голубей, и он заметил изменение курса… Муссе открыл глаза, силясь выйти из оцепенения.

— Что это?.. Где мы? — тихо спросил он.

— Не знаю, летим на юг. Хлопковые поля кончились. Внизу пустыня, — отвечал я тихо и, еще больше понизив голос, продолжал: — Мне кажется, происходит что-то неладное, Муссе. Мы летим на буксире облаков…

Страшным усилием воли Муссе заставил себя разорвать цепкие путы болезненного, полубредового состояния. Он посмотрел на меня почти совершенно сознательно, с трудом приподнялся и заглянул вниз.

— Предатель… — прошептал он. — Мемет хочет улизнуть за границу, пользуясь подходящим случаем… — Муссе опустил голову, но я видел, это не от слабости: он размышлял. Потом так же тихо, наклонив голову к моему уху, он прошептал: — Надо во что бы то ни стало помешать этому. Ах, если бы вы умели управлять планером… я бы пустил пулю в затылок этому злодею, мы снизились бы, и все было бы кончено. Но, к сожалению, я не в силах двинуть рукой, а вы, пожалуй, снизите так, что все будет кончено не только для него, но и для нас… Впрочем, лучше это, чем допустить перелет границы… Там его могут ждать сообщники, а у Мемета могут быть документы…

Мы опять помолчали. Муссе с тоскою посмотрел на тучу. Она немного поредела, но продолжала нестись к афганской границе.

— Вывезет ведь, пожалуй… — шептал Муссе.

А Мемет продолжал тянуть свою песенку, и в его пении слышались торжествующие нотки. Надо было что-нибудь предпринимать.

— Куда мы летим, товарищ Мухаматжи? — спросил я его невинным тоном любознательного туриста.

— Как видите, на юг, — ответил он непринужденно. — Пользуясь редким случаем изучить воздушные течения вблизи облаков, мы немного уклонились от нашего пути.

— А как мы вернемся назад? Будем ждать попутного облака?

Он сделал вид, что не расслышал моего вопроса, и вновь запел громче прежнего.

— Мемет! — сказал Муссе слабым, но повелительным голосом. — Я приказываю тебе немедленно повернуть руль на север и снижаться.

— Ну, один раз можно и не послушаться твоих приказаний, — ответил Мухаматжи.

Наклонившись к моему уху, Муссе прошептал:

— Вот уже виднеется афганская граница. Надо действовать решительно, если бы даже нам пришлось погибнуть.

Я кивнул головой, поднялся, схватил Мемета за плечи и рванул назад. Планер покачнулся, но продолжал лететь — он был хорошо сконструирован. Мемет упал, поднялся, повернулся ко мне лицом. Его любезная улыбка исчезла бесследно. Глаза горели жгучею ненавистью. Он попытался схватить меня за горло, а я тщетно старался извлечь из кармана револьвер. Между нами завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Планер покачивался, но продолжал идти к границе. Неожиданно в руке Мемета я увидел нож. Мемет взмахнул рукой, намереваясь ударить меня в грудь, но я отвел его руку, и удар пришелся по правому плечу. Он всадил нож по рукоятку и тотчас вынул, чтобы нанести новый удар и дать выход крови, — он знал, что при потере крови я скорее обессилею. Кровь хлынула из раны и залила мне весь костюм. Рука повисла бессильно. Я упал на колени и чувствовал, что голова моя кружится, а надо мной уже был занесен нож для нового, решительного удара. В одно короткое мгновение я понял, что это конец. Раздался выстрел Муссе. Пуля пробила Мемету шею. Он зашипел, как полураздавленная змея, и грохнулся рядом со мной. Его злость была так велика, что, и раненный, он не оставлял борьбы. Он силился поднять руку и полоснуть меня ножом, но был слишком слаб, и нож только скользил по моему костюму. Мемет хрипел, плевал кровью и судорожно ворочался. Потом он как будто затих. На планер слетела зловещая тишина.

Планер, никем не управляемый, продолжал лететь, унося к неведомой цели странный экипаж — одного беспомощного больного и двух окровавленных людей. Я зажал рукою рану, Мемет последовал моему примеру. Его рана была опасней моей, но он был на редкость сильный человек и притом, видимо, привыкший к кровавым переделкам.

Несколько минут мы летели молча. Потом Мемет с трудом приподнялся и заглянул вниз. Он усмехнулся и с торжествующим злорадством сказал:

— А все-таки это облако скоро будет афганским.

Я понял его: вместе с облаком и мы окажемся на афганской территории. Я тоже заглянул вниз и потом на облако, ничего не отвечая Мемету. Да, граница была недалеко. Я видал наших пограничников, но они ничем не могли помочь нам… А по ту сторону границы гарцевал небольшой конный отряд афганцев.

— Попробуйте… повернуть руль… я скажу, как это делать… — услышал я слабый голос Муссе.

Я начал приподниматься, но Мемет предупредил мое движение и навалился на меня всем телом. На это у него хватило сил. Я был бессилен двинуться. Положение наше казалось безвыходным. Но человек никогда не теряет надежды. Лежа под Меметом, я видел роковые кучевые облака. Они как будто начали редеть.

— Они изменили направление и летят на юго-восток, — услышал я голос Муссе.

Теперь все зависело от облака: куда оно поведет нас. Слова Муссе заставили Мемета переменить позу. Он немного освободил мое полупридушенное тело и посмотрел вниз и на небо, приподнявшись над краем загородки. Положение дел ему, видимо, не нравилось. Он со злостью плюнул вниз сгустком крови.

— Теперь мы идем вдоль самой границы, но по нашей территории, — продолжал информировать меня Муссе.

Я мог смотреть только на облако. Нет, глаза не обманывали меня. Оно становилось все реже, воздушней, таяло на моих глазах.

— Мы уже не идем на буксире облака! — воскликнул Муссе. — Оно рассеялось. Мы планируем.

Услышав это, афганец вдруг рванулся всем телом к рулю. Но я понял его намерение и здоровой рукой уцепился за него. Однако он был все еще сильнее меня. Ему удалось повернуть руль, и планер круто повернул на юг. В это время я услышал второй выстрел. На темени Мемета образовалась круглая дыра, из который тотчас хлынула кровь. Муссе прикончил его. Но положение наше было все еще рискованным. До границы оставалась какая-нибудь сотня метров, а мы были на значительной высоте. Планируя, мы могли перелететь границу.

— Фомин, соберите все силы и поверните руль в обратную сторону! — прокричал Муссе.

Он даже приподнялся, но тотчас упал и, кажется, потерял сознание. Я выполнил приказание, как смог. Но для меня это напряжение было не по силам. Я тоже потерял на мгновение сознание и очнулся только от сильного толчка. Не знаю, как мы спланировали, но когда я открыл глаза, передо мною было лицо нашего пограничника.

«Спасены», — подумал я и опять впал в обморочное состояние.

Наконец я окончательно пришел в себя. Оказалось, что мы упали у самой границы. Наш отряд был меньше афганского, и афганцы делали отчаянную попытку уложить всех нас на месте, но атака была отбита. Я даже не слыхал выстрелов. Когда я пришел в себя, афганский отряд уже скрывался вдали. Я лежал на траве, перевязанный и обмытый. Рядом со мной лежал Муссе.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал он. — У Мемета на груди нашли кожаный мешочек, в котором находились документы о количестве наших пограничных войск и кое-что о наших совхозах. Эти документы, конечно, предназначались для англичан, так как были написаны на английском языке… Они боятся за свою Индию, — добавил Муссе, помолчав. — Ведь только небольшая кишка афганской территории отделяет наш Союз от Индии. Поэтому-то англичане и проявляют такой повышенный интерес к нашей афганской границе. Но на этот раз они остались с носом… Скоро за нами приедет автомобиль. И знаете, Фомин, эта встряска пошла мне на пользу. Лихорадка оставила меня, я только чувствую некоторую слабость. Я уже хочу встать. А ваше самочувствие? Я посмотрел на труп Мемета и ответил: