Чистый, как снег, белый. Глубокий, словно безоблачное небо, синий. Красный – яркий, точно артериальная кровь.

– Смотрите – флаг! – проговорил Лан сначала негромко, а потом добавил, распаляясь: – Над танком наш флаг! Это наши! Наши!

И следом подхватил Светозар:

– Наши!

И отец Сергий взмахнул палицей да воскликнул сочным поставленным голосом:

– Наши!

И даже смертельно раненный дружинник, который сидел у зубца, придерживая распоротое брюхо, просипел громко:

– Наши!

В следующий миг уже каждый, кто был на стене, кричал, не жалея голоса:

– Наши! Наши!

Дрогнули створки Спасских ворот, расходясь в стороны. Одновременно грянули пушки и тяжелые фузеи, подтверждая, что бойцы на стенах не только глотки надрывать горазды. Крепость накрыло густое облако порохового дыма. По нестройным порядкам нео словно прошлась коса. У фузей убойная сила – будь здоров. Тяжелая пуля летит медленно, она входит в тело, словно бульдозер, сминающий отвалом земляную насыпь; она вгоняет в рану и шерсть, и фрагменты доспеха, и куски одежды, если таковые окажутся на мутанте; она дробит кости и плющит органы. Нео – твари живучие, но те, кому «посчастливилось» поймать фузейную пулю, гарантированно становились либо трупами, либо калеками.

– Танк уже в крепости? – Лан кинулся было к внутренней стороне забрала, чтобы заглянуть во двор. Но Светозар крепко схватил его за локоть и заорал брату в замызганное лицо:

– Они идут! Соберись!

Лан несколько раз кивнул и перехватил бердыш поудобнее.

Как только танк оказался за воротами, мутантскую нечисть точно петух жареный в зад клюнул. Нео кинулись в новую атаку. В их реве слышалась обида: неведомый танк-то улизнул, оставив за кормой кучу трупов. А еще ощущалось адское желание отомстить. Хоть зубами прогрызть кремлевскую стену, хоть пробить ее лбами, но всенепременно добраться до бронированной машины. Ну, и до обитателей кремлевской общины – это уже как дважды два, объяснений не требует.

Снова вздыбились штурмовые лестницы, а от стрел и камней, запущенных нечеловечески сильной рукой, потемнело небо.

Алебардщики продолжили борьбу со штурмовыми лестницами. Лан присоединился к ним и заработал бердышом. Фузилеры били из-за их плеч, тщась приостановить серую приливную волну. Лан почти ничего не слышал из-за грохота выстрелов, а от кислого порохового дыма драло в горле и в груди. Стрела нео клюнула его в каблук сапога и порезала пятку. Но хуже того, она теперь путалась в ногах, и приходилось о ней помнить, чтоб при резком движении не оказаться в горизонтальном положении. По пальцам, сжимающим бердыш, попало камнем. К счастью, кости остались целыми, но кровь хлестала так сильно, что рукав стал мокрым. Хотя, может, не его это была кровь. И в самом деле, скольких он за сегодня отправил на корм червям? Не считая, конечно, тех, кого превратили в груды дымящегося мяса заряженные им ядра…

К черту лишние мысли! От новых желающих познакомиться с бердышом поближе отбою не видно. Твари настырные!

И снова – удар! Удар!

Оружие взлетает и опускается. Это как зерно молотить цепом, только интереснее. Пшеница не норовит хватануть тебя клыками за бок, не тычет в подранный, пропитанный потом ватник кривыми палками с насаженными на них ржавыми железяками.

В какой-то момент Лан понял, что больше не улавливает боковым зрением Светозара. Опрокинув с парой-тройкой алебардщиков увешанную тушами нео лестницу, Лан отошел от зубцов и быстро осмотрелся. Светозара не было. В голове пронеслись тревожные мысли: неужели стянули со стены? Или, быть может, брат ранен и его отнесли во двор?

– Посторонись! – закричали за спинами обороняющих стену. Из Спасской башни высыпала группа дружинников, зачем-то вооруженных старинными фузеями. «АК-107», – мелькнуло в голове Лана правильное название. Ему, как и остальным парням, будь они военные или гражданские, доводилось держать такие фузеи в руках. И не просто держать, а изучать на уроках Хранителя потерянных знаний. Это было ладное и благородное оружие, но, увы, совершенно бесполезное, поскольку последние патроны к нему закончились еще при дедах.

Среди бойцов с АК-107 был и Светозар. Лан невольно открыл от удивления рот, когда увидел, что брат вскидывает оружие, прижимает к плечу приклад и щурит глаз, ведя цель на мушке. Из дула вырвалось пламя, звук выстрела потерялся в какофонии лязга мечей, криков и грохота пушек. Из горла нео, почти подобравшегося к Лану со спины, выплеснулась почти черная струя. Мутанта осталось лишь подпихнуть бердышом в грудину, и тот кулем упал на головы сородичей под стеной.

Дружинники с АК-107 встали у бойниц рядом с фузилерами и принялись сеять смерть. Причем делали они это так щедро, что неустрашимые и склонные впадать в боевое безумие нео в считаные минуты дрогнули. Задние ряды по-прежнему рвались к стене, передние же отшатнулись от обрушившегося на них свинцового ливня. Началась давка, которая сопровождалась драками мутантов друг с другом. Скопившаяся ярость искала выход: в дело шел весь арсенал примитивного оружия, а еще – клыки и когти.

– Вот те на… – прошептал Лан, а Светозар, на миг повернувшись к нему, сверкнул глазами, словно юнак, которому выдали его первый боевой меч, и теперь он хвастается перед младшим братом. Дескать, смотри, что у меня теперь есть! Всю жизнь о таком мечтал!

А потом снова – лицом к врагу. И одиночными выстрелами – размеренно и четко. С холодной головой. И каждый раз – неумолимо в цель.

Лан опустил бердыш. Стену очистили от нелюдей, рубить больше было некого.

Грязные, разбитые пальцы с неохотой выпустили напитавшееся кровью, но по-прежнему ухватистое ратовище. Лан подошел к щербатому зубцу и привалился к нему плечом. Он смотрел, как драпают нео, но мысли его простирались дальше кремлевской стены и просматривающейся с нее площади.

Сначала – танк. Теперь – ожившее старинное оружие. Чудеса в решете!

Этот день был полон сюрпризов. Лан догадывался, что в жизни его общины произошел важный перелом и что сегодняшний бой войдет в летописи, которые напишут книгописцы разных лет и разных краев по велению сердца, чтобы сохранить память о подвиге воинов Кремля в веках.

Но в тот момент Лан не подозревал, что перелом произошел и в его жизни. Что руки, познавшие в полной мере тяжесть оружия, больше не захотят плуга. Что он никогда не сможет забыть азарт сражения и тот прилив сил, который дарит обращенный на врага праведный гнев.

Ударами бердыша Лан не просто отправил в вековечную тьму нескольких врагов. Таким образом – грубо, но верно – он отделил «себя вчерашнего» от «себя завтрашнего».

Но до завтра еще нужно было дожить.

Нео отступили. Усеянная телами убитых и раненых мутантов Красная площадь как никогда точно соответствовала своему названию. Хотя раньше, говорят, «красная» означало «красивая». А теперь «красная» – и есть «красная», без всяких вторых смыслов. Вечно умытое свежей кровью поле брани.

Растворились вдали гротескные силуэты двух гигантов. Один был отдаленно похож на человека, а второй – на двуногого ящера. Уцелевшие биороботы вышли из боя, и защитники Кремля, опьяненные радостью победы, долго кричали им вслед едкие подначки.

Но биороботы недаром занимали вершину пищевой цепи в здешних гиблых краях: они никогда не рисковали почем зря и не шли в атаку наобум, руководствуясь лишь задетыми чувствами. Бронированные твари уходили, но каждый человек за стенами Кремля знал, что они не упустят случая поквитаться за поражение.

Потом на Красной площади снова появились нео. Они вышли из развалин маленькими осторожными группами – по две-три особи в каждой – и, с опаской поглядывая в сторону Кремля, принялись кантовать мертвых и раненых сородичей. Это были падальщики. После боя племена требовали обильной и сытной еды, поэтому падальщики искали покойников пожирнее и без видимых болячек на теле – без сочащихся пятен лишая, гнили от сифилиса или выпирающих из-под кожи опухолей. Кремлевские стрелки им не мешали: пусть обезьяны делают грязную работу, чем меньше трупов останется на площади, тем лучше.