– Тема, ты после поминок мне напомни. Игорек для тебя кое-что передал. Милиция спрашивала, но им я не сказал об этом.

– Что передал? – Спросил Тимофей. Но ответа не получил. Нервы несчастного родителя сдали, и он беззвучно плакал.

Когда медленной процессией все возвращались к машинам, один из странных парней Тимофея окликнул.

– Братан, ты Старков?

Он отозвался не слишком любезно:

– Да, я. И что из этого?

– Не залупайся, пацан. Нас прислал Сергей Павлович Снегирь? Слышал о таком?

– Не довелось.

– Это неважно. Они с Клименко познакомились в Киеве и там закорешились. Твой друг о тебе Снегирю рассказал, и о твоей крале тоже.

– Что же он рассказал?

– Все. У тебя с Галей по-серьезному. Но у вас нет бабок на хату. Снегирь вам поможет.

– За что?

– Сергей Павлович просил выяснить, не знаешь ли ты, кто шлепнул журналиста?

– Откуда мне знать? – Искренне удивился Тимофей: – Если знал, сказал бы следователю. Нас с Галей час на квартире допрашивали.

– Ментам можешь не говорить. А Снегирю скажи. Он с этими гадами разберется.

– Что я могу сказать? Думаешь, они мне по почте признание доставят?

– Мало ли как дело пойдет. Ты же ближайший кореш Клименко. Они могут и тебя шлепнуть. – Усмехнулся молодой человек и внимательно огляделся по сторонам.

– За что? Денег у меня нет, и я в бандитские игры не играю.

– Твой друг тоже не играл, а видишь, как получилось. Как говориться, от тюрьмы и сумы… Мы тут заметили одного чмыря. Толик за ним пошел, а я с тобой остался. Доведу тебя до дому, а там уж сам хоронись. И вот тебе номерок Сергея Павловича. Понадобится помощь, звони днем и ночью.

– Спасибо. – Тимофей спрятал визитку в карман и хотел сказать, что вряд ли позвонит. Но парень как сквозь землю провалился.

С кладбища два автобуса и вереница машин с траурными ленточками покатили в центр. Поминали Игоря Клименко в ресторане дома журналистов на Никитском бульваре. Даша и Слава туда не поехали, и Тимофей сел за стол рядом с Галей. Среди собравшихся он насчитал с десяток общих знакомых. Неверного мужа это не тревожило – связь двух любовников давно перестала быть «секретом для маленькой компании».

Люди поднимали бокалы и говорили слова. Это были хорошие слова, и говорились они искренне. Издатель фантастических романов Игоря, полненький лысоватый Пчелкин, даже прервал свою речь. У него пропал голос, и все ждали, когда голос вернется.

Боб тоже пытался сказать тост, но он так и остался по жизни второгодником и выражать мысли не научился. Любитель аквариумных рыбок, наоборот говорил мало, но с чувством и болью. Тимофей даже зауважал очкарика. Дольше и нуднее всех вещала Марина Лившиц. Все понимали, что мертвый Клименко заткнуть фонтан ее душещипательные воспоминания не сможет, и опускали глаза к тарелкам

Близких друзей, кроме Тимофея, у покойного не было, но хороших знакомых он приобрел в избытке. Собравшиеся отдавали себе отчет – из жизни ушел честный, смелый человек. Таких людей в их кругу день ото дня становилось меньше, и осознавать это всем было грустно.

После поминок Тимофей с Галей поехали к Василию Дмитриевичу. Галя опасалась, что старик еще не выздоровел и похороны сына его доконают. Но несчастный отец, наоборот, собрался, и болезнь отступила.

– Хоть вы меня теперь не бросайте, – сказал он Гале и обнял ее, как дочку.

– Не беспокойтесь. Мы с вами. – Обещала Галя. Она не плакала у могилы, да и сейчас ее глаза оставались сухими. Но по расширенным зрачкам Тимофей понял, что его подруга не в силах отойти от ужасной сцены в кабинете убитого. Он сам никак не мог избавиться от страшного видения. Даже водкой стереть жуткую картинку не удавалось. Он мысленно опять притрагивался к руке Игоря и снова ощущал мертвенный холод, исходивший от нее. В прихожей Василий Дмитриевич опять обнял Галю и обратился к Тимофею:

– Женитесь поскорее. Зачем с Дашей тянуть, раз у тебя с ней семейная жизнь не сложилось. Хорошо, что детей не завели.

Галя смутилась и залилась краской:

– Нам жить негде…

– Живите у меня, – неожиданно предложил Василий Дмитриевич: – Квартира большая, я вам в тягость не буду…

– Зато мы вам будем. – Улыбнулся Тимофей.

Прощаясь со стариком, он напомнил Василию Дмитриевичу о его просьбе, прозвучавшей на кладбище. Тот вышел из гостиной, и они с Галей, не сговариваясь, переглянулись. Походка Клименко-старшего изменилась. Он удалился мелкими старческими шажками, хотя накануне передвигался как сильный здоровый мужчина. Вернулся с конвертом в руках:

– Вот, сын просил это передать тебе, Тема. Я туда не заглядывал. Но если это не ваша личная тайна, поделись потом со мной, что там внутри.

– У нас с Игорем от вас тайн не было.

– Выходит, были. Иначе бы выложил, с чем приехал.

– Сын вас волновать не хотел. – Успокоил Тимофей и тут же развязал голубую тесемку. В конверте хранились две газеты на украинском языке и короткая записка: «Тема, это, конечно, смешно, но если мой отказ от работы заставит их со мной разделаться, у меня есть только мобильный телефон и имя заказчика. Хотя я думаю, что он настоящее свое имя от меня скрыл. Свяжись с Сергеем Павловичем Снегирем, который живет в Киеве. Я весь материал оставил у него. Обработай и опубликуй в своей газете. Ты мой единственный настоящий друг, и только к тебе я могу обратиться с подобной просьбой». На другой стороне рукой Игоря был записан номе тамр мобильного телефона и имя «Иван Иванович».

– Читайте, – Тимофей протянул записку Василию Дмитриевичу и убежал в ванную плакать. Он знал, что ушедшего из жизни друга ему никто никогда не заменит. Умывшись холодной водой из крана, он вышел, обнял Василия Дмитриевича: – Я вам обещаю, отец, найти убийцу Игоря.

– А что это теперь изменит? – Грустно спросил старик.

– Для меня изменит. Буду знать, что наказал эту гадину.

Вечером из дома он позвонил Сергею Павловичу Снегирю и сообщил, что первым утренним рейсом вылетает в Киев.

Воздушное пространство Украины. 16 ноября.

Борт самолета премьер-министра.

Они уже пятнадцать минут находились в воздухе. Как только самолет набрал высоту и взял курс на Харьков, стюардесса принесла кофе:

– Юлия Владимировна, может быть, позавтракаете?

– Спасибо, Ирочка, но в восемь утра я есть не могу. Какая у них погода?

– В аэропорту прибытия дождь со снегом. Температура около нуля.

– Гадость… – Поежилась премьер-министр. Тимошенко не любила промозглой сырости.

– Да радости мало. – Виновато согласилась стюардесса, словно плохая погода зависела именно от нее. Отпустив девушку, премьер-министр глотнула кофе и поглядела в иллюминатор. Над ними, в ярком синем небе светило солнце, а под ними белым ковром распластался плотный слой облаков. «Даже не верится, что там такая мразь», – подумала Тимошенко, и еще она подумала, что под крылом самолета, там внизу на мокрой, раскисшей от оттепели земле, живут люди, которые на нее надеются. Еще два года назад они не были столь единодушны. И только когда страна оказалась на грани катастрофы, за нее проголосовало подавляющее большинство. Она стала их последней надеждой. Если бы хоть на год раньше, когда не начался этот хаос, и Большая война шла еще далеко от их дома, сколько бы она успела сделать…

До посадки в Харькове оставалось тридцать три минуты. Опустошив чашку кофе, она разложила на столе стопку газет и углубилась в новости. С первых страниц европейской прессы веяло кошмаром – искореженные здания, изувеченные трупы. К фотографиям подобного рода люди начинали привыкать. Пятьсот, тысяча погибших уже не воспринималось как нечто-то ужасное. На фронтах Ближнего и Среднего Востока гибло больше. Пролистав несколько изданий стран Евросоюза, Тимошенко перешла к прессе украинской. Газеты писали о продовольственных проблемах, о нехватке света и тепла. Но о жертвах среди населения от холода или голода не сообщали. Из всех центральных изданий только газета «Мисто» вскользь упоминала о визите в страну делегации Пентагона. Внимательно прочитав небольшую заметку, Тимошенко решила связаться с начальником СБУ и назначить ему встречу на восемь часов вечера. К этому времени она собиралась вернуться в столицу. Вызвав помощника, попросила его соединить ее с Лозовым. Тот кивнул и вышел.