Требовались Центру и срочные донесения о прибытии, стоянке на пирсах и отправке в рейд подводных лодок, торпедных катеров, эсминцев. В нашем секторе в основном были подводные лодки. Все они не могли вместиться в бетонное укрытие -"гараж": туда ошвартовывались лишь те, которым требовалась длительная стоянка для ремонта, замены и подзарадки аккумуляторов, исправления повреждений...{35} Остальные же, пришедшие пополнить боеприпасы и загрузиться новыми торпедами, швартовались у внешних пирсов. Вот об этом и требовались регулярные срочные донесения, чтобы бомбардировщикам успеть их атаковать. А это было важно: ведь именно из таких баз и "гаражей" (они были еще в Бресте, Лорьяне, Ля Рошели- Ля Палиссе), с полным боекомплектом, уходили лодки в Атлантику- к берегам Англии, Норвегии, Африки.
Если было достаточно времени для переправки карт и сведений о мобильной наземной технике через Париж, то тут необходима была немедленная связь, то есть по радио. Надо сказать, что в этом месте, подвергавшемся один или два раза в сутки налетам и бомбардировкам, пеленгаторной службы или не было вовсе, или поставлена она была крайне неудовлетворительно. Впрочем, времени, чтобы рыскать по развалинам, успевать из одного квартала руин в другой, чтобы оцепить и захватить радиста, все равно бы не хватило. К тому же эфир здесь был переполнен морзянкой, и всегда краткую.и неожиданную "вражескую" шифровку захватить в клещи было трудновато.
Краткие сообщения на личной волне выглядели примерно так: позывные; после получения отзыва - сообщение по схеме: водоизмещение, количество "SМ" (подлодок), номер пирса, длительность возможной стоянки, номер радиста или его кличка. И всё! За бомбардировщиками оставалось, в случае подходящих метеоусловий, не опоздать, прицельно попасть. Что же касается охоты на сам "гараж", то она была лишена всякого смысла: толщенный железобетонный потолок надежно предохранял базу и всё, что в ней. Говорили, что для пробы была сброшена на базу специальная, в десять тонн, бомба. Она, якобы, даже взорваться не успела - рассыпалась от удара о железобетон, толщиной в одиннадцать метров! Но я не специалист.
А раз база была явно неуязвима, стали бомбить все вокруг нее, разрушая коммуникации, склады и жилье рабочих. Другое дело с "гаражом" в Бордо: в него лодки поднимались по шлюзам. Удалось попасть и разрушить последний шлюз, вода из гаражей мгновенно схлынула, от удара днищами о бетонный пол лодки раскололись. Так это было или не так, - не знаю. Ввиду частых бомбардировок, стоянку нашей колонны вскоре вывели из Сен-Назера и нас переместили в местечко Сент-Андрэ-дез-О. Нам стало легче дышать.
Мы знали, что идентичные задания выполняют и группы других организаций: "Фаланги"- от организации "Ли-Бе-Нор", руководимой Кристианом Пино-"Фрэнсис"-ом (об этом я узнал позже, познакомившись с Пино в Бухенвальде), "Когорты" - от организации под руководством Жана Кавайеса и "Центурии" - от нашей организации "ОСМ". Почему-то вошло в обычай подпольные организации называть древнеримскими военными названиями. Конечно, у нас, шоферов военно-строительной организации "Шпеер", было намного больше преимуществ перед нашими коллегами. Не хотелось ударить перед ними лицом в грязь.
Объем работы нам был поручен очень широкий. Без помощников, в особенности "учетчиков", не обойтись. Назрела необходимость создания ряда автономных групп. Начали с нашей колонны. Мы уже неплохо пригляделись к контингенту поляков. Еще в Берлине Мишель познакомился с некоторыми из них, да и у меня появились неплохие друзья. Этому способствовало и то что я был полуофициальным фельдшером, и к моим услугам обращались все. Кстати, к медицинской работе я, как упоминал, приобщил и Мишеля. Между "медиками" и их "пациентами" всегда устанавливаются теплые отношения. У поляков к немцам не было ни малейших симпатий и, естественно, нетрудно было добиться их помощи. Непосредственно нас знал и перед нами отчитывался только один Янек, боксер-любитель, здоровенный детина с очень покладистым добродушным характером.
Однажды у нас произошла крупная стычка в столовой у тодтовцев. Мы оказались в меньшинстве, - трое против тридцати,- но в самый критический для нас момент Янек так разошелся, что быстро разметал наседавших торговцев, и мы "без потерь" вернулись на базу! Правда, у меня была разбита голова. С тех пор Янеку стало очень лестно чувствовать себя нашим "телохранителем". Он и стал старшим над остальными группами соотечественников. Через него мы передавали им указания и советы, носившие первоначально самый безобидный характер "похулиганить", поиздеваться над фрицами. Янек был проинструктирован, как разрегулировывать карбюраторы, зазоры клапанов... В колонне катастрофически стал увеличиваться расход бензина и из-за того, что масса шоферов, чтобы напакостить "хозяевам", ежедневно сливали некое его количество в песок на обочинах. "Матфорды" стали поглощать горючего, бывшего у немцев на вес золота, намного больше запланированной нормы. Механики с ног сбились, регулируя и перерегулируя узлы питания. Штурмфюрер выходил из себя...
Эмигранты-механики что-то поняли, и полякам пришлось устроить им "предупредительную темную", и мир был налажен: какая им, в конце концов, разница, - не из их же кармана! - "Заводской брак!" - доложили они начальнику колонны и тот увеличил нормы. - "А не лучше ли сэкономленным бензином снабжать местное население?" - намекнули мы Янеку, а тот - дальше по цепочке. Посредниками с населением были, как знающие французский, мы с Мишелем. У поляков интерес к такому невинному саботажу возрос еще больше: через местных фермеров, у которых весенняя страда была на носу, они за горючее получали натурой: сыр камамбер, масло, сметану, вино... Просто хулиганство переросло в экономическую и утробную выгоду.
Проверенные на саботаже переходили к невинному сбору информации - учету военной мобильной техники, а затем и к фиксированию на карте объектов. А условные обозначения мы им подсказывали опять же через Янека, руководителя их групп. Вернувшись с рейса, водитель обменивал свою карту со сделанными в ней пометками на уже чистую. Нам добавилось работы: переносить отметки со всех карт на нашу основную. Да еще необходимо было проверять достоверность и правильность.
* * *
Гитлеровцы торопливо возводили оборону побережья, сооружая свой "Атлантический вал". На улицах Сен-Назера, Нанта, других прибрежных городов были расставлены передвижные ежи из швелеров и колючей проволоки. Над городами высоко в небе парило множество колбас-аэростатов. Доты, противотанковые заграждения. На перекрестках улиц и дорог, спускавшихся к океану, в шахматном порядке в несколько рядов были вырыты колодцы, в них заложены мины. Заправленные, они вновь накрывались крышками: всё было подготовлено, чтобы в нужный момент взорвать коммуникации. Береговые и зенитные батареи и отдельные орудия были чуть ли не на каждом пятом километре друг от друга.
Всего несколько месяцев перед нашим прибытием, английская флотилия во главе со старым броненосцем "Кемпбельтаун", выполнявшим на этот раз роль "брандера" (плавучей мины), прорвалась сюда в устье Луары. Уткнувшись носом в шлюз дока "Жубер", где некогда был построен всемирно известный трансатланический лайнер "Нормандия", броненосец взорвался. Док, предназначенный немцами для стоянки и ремонта мощного крейсера "Тирпиц", был этим выведен из строя, а крейсер лишен своего пристанища.
Наученные горьким опытом, немцы стали судорожно укрепляться. На другую сторону устья, к Сен-Бревену и Пэмбефу, мы не ездили. Наш сектор ограничивался береговой полосой от города Нанта - на востоке до городка Пирьяк-сюрмер - на западе. Отрезок большой, необходимо было привлечь на помощь и местное население. Помог случай. Однажды, на рынке Сен-Назера ажаны (полицейские) схватили мальчишку. - Что натворил этот паршивец? - приняв грозный вид, подошел я к тащившим сопротивлявшегося парня полицейским. Был я в своей черной немецкой форме, на кокарде таинственно поблескивали две незнакомые латинские буквы "Sp" (Speer). Что могли подумать обо мне ажаны? Только сейчас могу об этом догадаться: "Черная форма, как у СС или гестапо, а буквы,- не Сипо ли (Зихерхайтс-Динст - Служба Безопасности)?" По-моему, именно так меня и расценили. - Спекулировал иголками, месье. - подобострастно ответил один из них. - Was? Spe-ku-lation! - возмутился я, придав немецкий акцент: - Мерзавец! Спекуляция преследовалась немцами самым строжайшим образом, вплоть до расстрела. Ажаны переглянулись, ожидая моего решения. - Вот что, я сам отведу его в комендантуру. Чуть что, - пристрелю! Ферштейстду? - обратился я к мальчишке. Струхнувшие ажаны тут же передали мне парня, даже не обратив внимания, что у меня нет кобуры. Лишь два дня назад, подвыпивший офицер застрелил на улице какого-то парня за то, что тот нечаянно его задел. Или самого его качнуло на парня... Естественно, ажаны поспешили ретироваться: мало ли что взбредет на ум оккупанту!
