На душе скверно: бедные мальчишки! Из них выбивают детство, стараются превратить в бездушных автоматов! Так мы воочию ознакомились со знаменитой "палочной" - "шток-дисциплин". Но почему в воскресенье, в часы богослужения? - Поняли: чтобы оторвать, отучить от церкви, от религии, провозглашавших гуманность. Национал-социализм вводил свою, древне-германскую религию. Богом теперь должен быть один - Гитлер! Лишь на него должны молиться! Оболванивали не только юнцов. Скорее, это начиналось именно с детства: так всегда поступает любой тоталитарный режим!

В воскресенье нас на Александер-плаце застала длительная тревога. Всех прохожих загнали в бомбоубежище ("люфт-шютцраум"). Там стали проецировать кинокартину. Как обычно, начали с "Вохеншау"- недельного обозрения. На экране движется колонна танков. Солдаты с закатанными рукавами, улыбающиеся летчики нажимают на гашетки, мессершмиты сбрасывают тучи бомб, с воем пикируют "штуки"- юнкерсы с сиренами. А на земле - кромешный ад, оседают, горят многоэтажные дома. В пламени пожарищ мечутся обезумевшие люди. Немецкие же солдаты в уютных землянках, в спокойной обстановке, читают, пишут письма, играют на губных гармошках... Преподносится мораль: всё, что сопротивляется - уничтожается зримо, беспощадно. А наши, мол, герои-солдаты - хорошие, бравые парни, отличные семьяне. Они - неуязвимы! После "вохеншау" фильм "Комиссары". Он и до сих пор перед глазами, настолько был нелеп и глуп. Вперед мчатся всадники-герои в немецких рогатых шлемах. Бой, взмахи сабель, искаженные в злобе лица, кровь ручьем, истошные крики. На переднем плане бравый немец наносит удар саблей по голове буденновца с давно небритым, щетинистым зверским лицом. Сбивает с него рогатую буденновку. Зал подается вперед: не может быть! Да, точно: на макушке у этого врага-комиссара во весь экран торчит волосатый рог! Конечно, немцы побеждают. Лежат ряды вражеских трупов, у каждого десятого -"комиссара" - волосатый рог^{22}.

Подобные фильмы и эпизод с гитлерюгендами напомнили слова Гитлера:   "Закон и воля Фюрера - едины!.. Я фанатизировал массы, чтобы сделать их инструментом моей политики... Они тотчас же исполнят мои приказы!.." Я вышел из убежища с тошнотворным чувством. Посмотрел на Бошко: он тоже был подавлен подобной глупостью режиссера. Не знал я тогда, что такая глупость свойственна некоторым режиссерам и других стран, изображающим врагов - "фрицев" и "буржуинов", которых храбро побеждают "мальчиши-кибальчиши"! Поздно ночью, подходя к нашему лагерю, на одном из фонарных столбов мы заметили приклеенный листок. В глаза бросился заголовок крупными буквами: "Рабочие и работницы берлинских предприятий! Фюрер ведет нас к краху!". Принялись читать. Говорилось о поражении немецких войск под Москвой, о растущем недовольстве и сопротивлении порабощенных народов, о том, что все они "против Гитлера и его агрессивной политики". Призывалось к саботажу. Подпись под листовкой: "Немецкая коммунистическая партия, Берлин". Значит, и в самом деле имеются другие немцы, - те, которые против Гитлера! Конечно же, мы захотели, чтобы об этой листовке знали и другие наши товарищи. Но на следующее утро, когда их подвели к тому столбу, на нем было только тщательно вымытое место.

 К концу подходит вторая неделя моей "командировки". Никаких новостей, ничего! А меня, как назло, затрясли приступы малярии! Лежал, била лихорадка, пот тек ручьями, а я думал: не зря ли приехал? Не арестованы ли те, к кому меня послали? И вдруг, в забытье, почувствовал: кто-то меня трясет. С трудом приоткрыл набрякшие веки, откинул слипшиеся волосы: надо мной склонилось встревоженное лицо... Мишеля! Да нет, не может быть! Откуда, как? - Ты ли это, Мишель? - не верил я, думая, что это пригрезилось в бреду. А он, успокоившись, насмешливо забурчал: - Значит, жив всё-таки?.. Да-а, как видишь, не одному тебе выпало счастье зарабатывать бешеные деньги!.. Я приподнялся, счастливый. Вокруг нас постепенно стали собираться другие жильцы: как-никак, а земляк приехал! Друг стал рассказывать о Париже, о "неистовстве террористов", которые не дают немцам покоя, о дороговизне, голоде, холоде... О себе добавил, что уже несколько дней как здесь, работает на одном предприятии, а именно - авиа-слесарем на аэродроме "Темпельгоф", ремонтирует самолеты. У бедных немцев, мол, другого выхода нет: все их собственные механики и слесаря брошены на прифронтовые аэродромы. Вместо них приходится работать иностранцам: их-то близко к фронту лучше не подпускать, - вдруг переметнутся! А здесь ими и можно заткнуть дыры, пополнить наземные службы. Своих-то почти никого не осталось!.. - Вот мы, иностранцы, и выручаем их, помогаем, чем и как можем!.. С нашей помощью, всех немцев на фронт. Глядишь, и победят весь мир!.. Наступило настороженное молчание. А Мишель, знай, гнет свое: - Вы тут как буржуи! И чего это я, дурак, так долго сидел и раздумывал в Париже? Знал бы, что здесь так чудесно и спокойно, такие деньги, питание, никаких очередей, - давно бы примчался... В который раз я восхищенно смотрел на друга: вот, как надо агитировать! А мои соседи прячут глаза. Когда мы остались одни, Мишель тихо произнес: - Гастон передал: скоро к тебе подойдут! Опять "Гастон"! Почему не Кристиан, не Викки? И что это за Гастон? на мое недоумение Мишель ответил: - Он - выше Кристиана по должности. Впрочем, как мне известно, ты лично с ним встречался. Это тот, который разговаривал с тобой в подворотне на рут де Шуази, в Иври-на-Сене, помнишь? - Тот, в очках? - не поверил я: - Но он же нас послал в Ля Рошель... - Ну и что? Вы же сами того хотели. Вы так рвались в Англию или Африку... Но ему понравилось, что вы сумели выкрутиться, не растерялись. А Кристиан, - это один из его помощников... Ну и дела! Так запутано, что ничего простому смертному не понять! Но известие, что со мной наконец-то выйдут на связь, затмило всё, и мое недоумение тоже. Впрочем, какая разница? Главное, что всё идет нормально. И кажется, для меня наступят-таки интересные дни.

Переболев, - лихорадка трясла обычно не более трех-четырех дней, - я снова вышел на работу. Шли первые дни января 1942 года. Меня очень раздосадовало, что получил партию каких-то трубок из титана и на нее - "лон-цетель". Это означало, что мой труд будет оплачиваться по часовому тарифу, а не по "аккорду", то есть не будет зависеть от выработки. На этом я много терял в зарплате. Видимо, работа эта не была пронормирована, операция над деталями - новая для этого завода. Первую деталь профрезеровал, как обычно, наладчик, и я приступил к работе.Готовы третья... пятая. И тут проходивший мимо меня пожилой хромой рабочий чуть подтолкнул меня и тихо произнес: - Пасс ауф! Верк-Шпион! (Осторожно, заводской шпион!). Что это такое? Оглянулся, увидел: в мою сторону направляется гладкий немец в белом халате с дощечкой с разлинованным листком бумаги и прикрепленным к ней хронометром. Не трудно было догадаться, что это - нормировщик. Стало ясно, почему мне выписана тарифная ставка: нормировщик пооперационно запишет затраченное на работу время. Хронометраж произведет на 8-10 деталях. Дальнейшее не трудно было сообразить: время, затраченное на операции, суммируется, затем результат делится на количество прохронометрированных деталей и получится средняя норма выработки. В интересах каждого рабочего, чтобы эта норма была выше. Тогда он может больше заработать при меньшей затрате энергии. Следовательно, работать надо как можно медленней, но так, чтобы это было естественно и незаметно. И чтобы время, затраченное на те же операции, было всегда одинаково, чуть ли не по секундам.

С одной стороны, я был польщен: мне, как "опытному мастеру", доверили столь ответственное дело. С другой, была, видимо, и некоторая хитрость: иностранец-де - новичок, не сообразит, в чем дело и, значит, работать будет вовсю. Так и началась моя дуэль с "заводским шпионом", дуэль рабочего с представителем работодателя. Беру заготовку, в уме все время считаю: раз, два... Устанавливаю, закрепляю ее: раз, два, три... Профрезеровываю насквозь: раз, два... десять. Веду фрезой с кондуктором по овальной конфигурации: раз... пять... десять... пятнадцать. Продолжаю по другому боку: раз... пять... пятнадцать. И так далее. Главное: запомнить, сколько секунд я насчитал на каждый раздел и столько же повторять и на других деталях. Не ошибиться, иначе мое плутовство будет разоблачено! Подача здесь осуществлялась не автоматически, а вручную. Начал обрабатывать двадцатую, и тут подходит тот же хромой: - Аусгецайхнет! (Отлчно!). Ты можешь перестать считать твои секунды: шпион уже ушел! Да, нормировщика уже не было. Хромой, лукаво посмеиваясь, спросил: - Не найдется ли у тебя пяти пачек "Голюаз блё"?  "Голюаз блё" (Синий голюаз) - марка сигарет с крепким табаком. Послабее, дамские сигареты, были - "верт" (зеленые) и "жон" (желтые). От неожиданности я вытаращил глаза и заикаясь ответил: - Сожалею, но осталось лишь три пачки "голюаз верт". Это и было отзывом на произнесенный мне хромым пароль. И на самом деле, в моем чемодане хранились эти три пачки.