– Остроумно, – холодно сказал Верещагин.
– А в принципе вы хоть что-нибудь о конспирации слышали?
Арт не счел нужным объяснять,
– Вы получили кассету?
Верещагин пошуровал рукой в сумке, достал две запечатанные видеокассеты.
– А почему две?
– Объясню на месте.
Кашук воздвигся во весь рост.
– Погодите, ваше благородие. Кажется, вы знаете больше меня…
– А вас это смущает?
– Смею вам заметить, что из всех присутствующих только я выполняю непосредственный приказ начальства. А вы все – привлеченные добровольцы.
Князь тоже поднялся. В ширину он не уступал осваговскому детинушке, хотя был на полголовы короче.
– Кто бы мы ни были, господин Кашук, – когда Князь волновался, в его голосе прорезались кавказские интонации, – мы тут соблюдаем воинскую субординацию. И подчиняемся капитану Верещагину. Поэтому не надо вести себя так, будто вы тут уполномочены руководить операцией. Вы – ценный, хотя и заменимый, технический специалист. Ваше сотрудничество играет большую, но не решающую роль.
– Осмелюсь добавить, – тихо сказал Верещагин, – что сейчас мы менее всего заинтересованы в слепых исполнителях приказа. Здесь все добровольцы.
– Как в восемнадцатом… – шепнул Даничев.
Да, подумал Верещагин, как в восемнадцатом. Господи ты боже мой, он же не застал турецкую, он же совсем зеленый, он не знает, как это – убивать человека…
Ему хотелось надавать Даничеву по загривку и вышвырнуть из квартиры. Но на счету был каждый, и Арт только кисло улыбнулся прапорщику.
…«Rent-a-carport» на окраине Бахчисарая. Артем бросил взгляд в зеркало заднего обзора, потом осмотрелся по сторонам. Пустынно и тихо. Отлично. Просто замечательно.
В глубине гаража стоял советский армейский ГАЗ. Козырев присвистнул. Верещагин запрыгнул в кузов, запустил руку в глубь накрытого брезентом ящика, что-то звякнуло.
– Ну, и мы с собой кое-что принесли, – слегка обиженно сказал Князь.
– Этого даже у вас нет, – Арт вытащил автомат. – АКС-74У.
– Я бы предпочел классическую модель, – Томилин принял из его рук оружие. – У этих и дальность, и точность прихрамывают.
– А что еще там у тебя? – спросил Князь. – Набор лазерных мечей?
Следом на свет появилась аккуратная связка курток и брюк.
– Прыжковый костюм десанта образца 1973 года, – сказал Арт.
– Hell’s teeth! – изумился Хикс. – А знаки различия?
– А их и не должно быть… В сумке у меня, кстати, документы.
– А чего вся такая обшарпанная? И ботинки стоптаны… Секонд разорили?
– Новенькая, с иголочки, обувь привлекла бы внимание, – снисходительно пояснил Кашук. – И форма, и обувь должны быть ношеными.
– Самое большое подозрение может возбудить знаете что? Что мы будем трезвыми.
– Дело, как говорится, поправимое.
– А это что – пластит? – Козырев заглянул в железный ящик. – Килограмма три. И взрыватели. Вибрационные, радиоуправляемые, контактные, часовые…
– Bay! Пулемет!
– Гранат советских я здесь что-то не вижу…
Кашук воздел глаза к потолку.
– Вы хоть представляете себе, как было сложно обеспечить хотя бы это? – осведомился он.
– По гроб жизни будем благодарны ОСВАГ и вам лично… – елейным голосом сказал Князь.
– Быстрее переодеваемся, – перебил его Верещагин. – Если мы их опередим, возможно, удастся обойтись без драки.
– А мне как раз хочется подраться, – вздохнул Даничев.
– Капитан… – обиженно сказал Кашук.
– Старший лейтенант, с вашего позволения. В чем дело, прапорщик Кашук?
Осваговец открыл рот, но забыл, что хотел сказать.
– Быстрее надевайте форму, прапорщик, – Верещагин снял рубашку. – У нас очень мало времени. Ваши трения с сержантом Берлиани должны закончиться здесь и сейчас. С этого момента вы – лучшие друзья. И называете друг друга «братишка».
– Это обязательно? – сдавленным голосом спросил Берлиани.
– Да, Гия. Обязательно. Давай порепетируем. Попроси прапорщика Кашука передать тебе твой подсумок.
– Я тебе… вам это припомню… товарищ старший лейтенант, – сказал Берлиани.
– Если будем живы, – согласился Верещагин. – Я жду.
Берлиани прочистил горло, смерил Кашука убийственным взглядом.
– Братишка… – процедил он сквозь зубы. – Подкинь мне патрончики.
– Всегда пожалуйста, – осклабился Кашук, протягивая сумку.
– Плохо, – покачал головой Артем. – Будем тренироваться.
* * *
Полковнику Кронину не давало покоя совещание, которое он застал в конференц-зале при спущенных шторах.
Войдя в свой кабинет, он нажал кнопку селектора и приказал дежурному офицеру вызвать весь офицерский состав.
Когда офицеры собрались, полковник убедился в справедливости своих подозрений.
– Где Хикс? Козырев? Даничев? Томилин?
– Не могу знать, сэр, – отозвался Ставраки. – Утром они просто не явились в расположение.
– А должны бы знать, господин подполковник. Они ваши подчиненные, и вчера меня насторожило их внезапное собрание, в котором зачем-то приняли участие Козырев и Новак.
– Новак на месте, – заметил прапорщик Муслимов.
– Арт никогда не был сторонником интеграции, – добавил штабс-капитан Шевелев. – Возможно, он уговорил друзей не появляться в полку… пока все не прояснится. Или вообще не появляться.
Полковник вздохнул. С одной стороны, конечно, лошади становится легче, когда леди покидает дилижанс, а с другой…
– Хорошо бы так, – сказал он. – Господа офицеры, по последним сведениям, поступившим в тактический центр, крымские военнослужащие после сдачи подвергаются изоляции. Правомерно ожидать чего-то подобного и в отношении нас. Пусть для вас не будет неожиданностью, если к вам станут относиться как к военнопленным. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я понимаю, в какую фикцию превращается в таком случае присяга, и не настаиваю на безусловном ее исполнении. Иными словами, тот, кто хочет, может уйти из батальона, как вышепоименованные господа. Дезертирством это считать я не буду.
Пауза, застывшая после этих слов, хрустнула сухим голосом поручика Шмидта:
– Вы оскорбляете нас, ваше высокоблагородие.
– Мы – офицеры «форсиз», – подытожил подполковник Ставраки. – И останемся ими до тех пор, пока Крымская армия существует. Давайте считать эту тему закрытой.
– Alright, – согласился Кронин. – Тогда приказ на сегодня: собрать личный состав и разъяснить им все, что я сказал вам здесь. И, как бы вам это ни было противно, повторить прозвучавшее здесь предложение. После чего приступить к обычным дневным обязанностям. То же самое разъяснить второй роте, когда она вернется из тактического центра для отдыха.
Дальше все пошло своим порядком. Офицеры собрали унтеров, те – солдат, в двух словах была обрисована общая картина и встречена нижними чинами с некоторым недоумением: ясное дело, советские коллеги должны будут на время поместить их в специальные учебно-тренировочные центры, чтобы дать возможность овладеть хотя бы самыми примитивными навыками солдат СССР. Опять же, заменить форму, переформировать, может быть… И какой дурак в такой ситуации будет сопротивляться?
С этим недоумением солдаты и разошлись – на учебу, на стрельбы, на отдых…
Центром оперативной информации стал КПП, где солдаты, несшие дежурство, слушали радио. Под «Smoke on the water» расчертили листик из унтерского блокнота, достали кости и, благословясь, начали партию в американский покер.
Около одиннадцати утра передали, что советские уже в Бахчисарае.
В глазах проигравшего в пух и прах рядового Костюченко затеплилась надежда.
– Вот сейчас здесь будут… – сказал он. – И не доиграем…
– Бросай, – рядовой Хесс подтолкнул ему стаканчик с костями. – Меньше работай языком, больше руками.
Время шло, а надежды Костюченко не оправдывались. Он уже был должен Хессу тридцать четыре тичи, Смирнову – восемь и Андронаки – двенадцать с половиной, когда на дороге, петляющей между холмами, показалась голова советской танковой колонны.