Кто-то вошел в бар и прошел сзади них. Краем глаза Уилл Оуэн узнал его. В нем снова вспыхнула обида и затаенная злоба.

— Обратись к нему, — с горечью сказал он. — Может быть, он купит тебе бутылку шампанского. Наверное, ему не впервой.

— Спасибо за все, глупышка.

Она ушла. Так, значит, он и есть то, чего ты хочешь, Сибил? Должно быть, так, раз именно за него ты вышла замуж. Эван Стерлинг. Ему потребовалась вся его воля, чтобы не выплеснул вино — из своего стакана в лицо Стерлингу.

Танцовщица и Стерлинг отошли от стойки бара и направились за столик. Она обхватила его за плечи, он громко хохотал. По всей видимости, был здорово пьян.

Оуэну стало так противно, что во рту выступила горькая слюна. Он так и не допил содержимое своего стакана и вышел на улицу. Уже светало, над крышами домов появились первые лучи солнца. Резко и звонко пропела птица. Но Оуэн ничего не замечал.

Лачуга располагалась на небольшой поляне в стороне от боковой дороги. Ее окружали тополя и хвойные деревья. Участок перед домом был неухожен, весь зарос пожелтевшей высокой травой золотарника и чертополоха. Старый автомобиль, казалось, застрял здесь навеки.

Оуэн заметил, что одно стекло в четырехпанельном окне разбито и в дырку всунут кусок мешковины. Он стал стучать в дверь, она затрещала.

— Корбетт! — позвал он. — Открой, Корбетт!

Из лачуги не доносилось ни звука. Он посмотрел кругом. Снова бросил взгляд на пыль и грязный «плимут-41» и постучал вновь.

— Корбетт! Проснись! Это Оуэн!

Внутри кто-то зашевелился. Дверь слегка приоткрылась; мутные глаза моргнули на яркий солнечный свет. Рука почесала щетину на лице.

— Что вам?

— Поговорить с тобой, Корбетт.

Тот мгновение колебался. Потом неохотно проговорил:

— Ладно. Входите.

На старой деревянной плите стояли грязные кастрюли, стол был завален грязной немытой посудой. Постель разворочена, видно, что ее только что покинули, простыни серые. Около кровати почти пустая бутылка джина.

Корбетт тяжело плюхнулся в кресло и кивнул Оуэну на другое. Налитые кровью глазки недобро смотрели на него.

— Ну?

Оуэн осматривался, чтобы привести в порядок свои мысли. В одном углу однокомнатной хижины были свалены капканы и рыболовная снасть. Над кроватью на деревянных штырях висело ружье. Острые запахи рыбы и сохнущих шкур наполняли комнату.

— Насчет письма Блэкуэлла, которое ты продал мне, — медленно произнес Оуэн. — Не расскажешь ли ты мне еще раз, где ты его взял?

Нахмурив брови, Корбетт пристально смотрел на Оуэна.

— Я уже говорил.

— Я бы хотел услышать еще раз.

— Зачем?

— Неважно зачем. — Голос Оуэна стал тверже. — Расскажи мне.

Корбетт посмотрел по сторонам, как будто хотел убедиться, что в комнате никого больше нет. Спустя минуту он заговорил:

— Как я уже рассказывал вам, я проник в коттедж Блэкуэлла. — Он старался не смотреть на Оуэна. — Какого черта? У меня были тяжелые обстоятельства. Почти ничего не попалось в капканы за целую зиму. Рыбалка тоже почти ничего не дала, и работы проводником было мало. У Блэкуэлла было чем поживиться. Я и подумал пошуровать там, если они все не вывезли.

— Когда ты туда проник?

— Ну, где-то прошедшей весной. В апреле или мае. Точно не помню.

— Где ты нашел письмо?

— А? — Корбетт явно вздрогнул. Потом взял себя в руки. Бросил тоскующий взгляд на бутылку с джином. — В… в книге. Там валялось много разных книг. Оно было в одной из них.

— Как называлась книга?

— Откуда я могу знать? Я же не искал, что бы мне почитать.

— Уж это точно, — сухо сказал Оуэн. — А почему вообще ты заглянул в эту книгу? На интеллектуала ты не похож.

— Нечего острить, — вдруг ощетинился Корбетт. — У меня нет настроения слушать всякие шуточки.

— Почему ты заглянул в эту книгу? — повторил Оуэн.

— Ну, люди же иногда прячут что-нибудь в книгах, разве не так?

— Разве?

— Чего вы хотите? Зачем задаете эти вопросы? Вы же получили это письмо, так? И сделали на нем хорошие деньги.

— Получил? — очень спокойно произнес Оуэн.

Корбетт перегнулся через стол, с откровенной враждебностью глядя на Оуэна.

— Чего вы добиваетесь? Что вы здесь вынюхиваете?

— Блэкуэлл жил в южной части штата, — сказал Оуэн, — а летний домик его здесь на севере. Он умер в прошлом январе на Юге. Ты находишь письмо в его летнем коттедже. Как ты это объяснить?

— А? — Стул скрипнул под Корбеттом, когда он сменил позу. Его взгляд устремился в открытую настежь дверь, на высокую траву, мягко колыхавшуюся на легком ветру. Откуда-то доносилось громкое и звонкое пение овсянки. — Старик Блэкуэлл был здесь прошлые лето и осень, разве не так? — Корбетт с вызовом посмотрел на Оуэна. — Вероятно, тогда он и написал письмо и спрятал его в той книге. Во всяком случае, он не хотел, чтобы его нашли до его смерти. Так сказано в письме.

— Почему ты продал его мне?

Стул опять скрипнул.

— Ну, я все знал про вашего папашу. Я работал у него одно лето, с год назад, на строительстве дороги. Вы всегда говорили, что именно Блэкуэлл разорил его — не выполнив обязательства по договорам — и из-за него он и застрелился. Вы растрезвонили об этом по всему городу, Оуэн, так что почему бы и мне этого не знать? Все знают, что вы ненавидите Блэкуэлла. Ну и… я решил, что вы захотите отплатить ему.

— Отплатить после его смерти?

— Но у него же есть дочь, ведь так? И потом, письмо-то я нашел только после его смерти.

— Почему ты его сразу мне не продал?

— Не пришло в голову. Я не знал, что с ним делать, пока сюда на север не приехала его дочь.

Оуэн почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Он старался поймать взгляд Корбетта, но глаза пропойцы блуждали, ни на чем подолгу не задерживаясь!

— А почему ты сам не воспользовался письмом, Корбетт? Вчера я отхватил за него тысячу долларов, запросто. И могу получить больше, много больше. А ты почему-то продал его мне всего за двести долларов.

— Я уже говорил, что сидел на мели. Мне нужно было достать хоть сколько-то, лишь бы быстрее.

— С помощью этого письма ты мог получить деньги так же быстро.

— Ладно, — с вызовом выпалил Корбетт, покраснев. — У меня маловато мозгов для такого дела. Вот почему. Я не слишком-то грамотный. Шантаж не по моей части, не знаю, с какого бока браться.

— Почему бы не предложить мне партнерство?

Корбетт вскочил на ноги, с грохотом уронив стул.

— К чему вы ведете? Какого черта, я сыт по горло вашими вопросами. Убирайтесь из моего дома!

Оуэн медленно поднялся на ноги, настороженный, весь напрягшись внутри. В висках сильно пульсировала кровь. Странное возбуждение охватило его.

— Все это дело очень подозрительно, — тихим, твердым голосом проговорил он. — И я разберусь с этим, Корбетт. Не уеду отсюда, пока не разберусь.

Со звериной проворностью Корбетт повернулся и прыгнул. Оуэн сделал быстрое движение к нему, но их разделял стол. Он опрокинул его вместе с посудой и рванулся вперед, но к этому моменту Корбетт уже дотянулся до ружья и сорвал его со стены. На его лице было злорадное торжество, когда он повернулся и направил его на Оуэна.

— Ты уходишь, Оуэн, — сказал Корбетт. — Ты сейчас же отсюда уходишь, по своей воле или ногами вперед…

Оуэн медленно ехал по асфальтовой дороге, какое-то смутное предчувствие, которое он не мог ничем объяснить, тревожило его. Подсознательно он ощущал необходимость чего-то остерегаться. Но чего?

Ярко светило солнце. Деревья были покрыты сочной зеленью позднего лета. Только нескошенная трава на невспаханных полях пожелтела и увяла — предвестник умирающей природы в канун осени.

Сзади раздался сигнал машины, который своей неожиданностью заставил его вздрогнуть и резко свернуть к обочине. Он мгновенно узнал машину, просвистевшую мимо.

Машина Эвана Стерлинга.

Это был «ягуар», единственный в этих краях. Сибил водила «бьюик», но Эван не мог до него опуститься, ядовито подумал Оуэн.