Стараясь больше полагаться на слух, чем на зрение, и сдвинув для этого «уши» подшлемника чуть вверх, он продвигался вперед. Скорость, с которой Николай двигался, подошла бы скорее какому-нибудь престарелому одноногому ветерану Второй Пунической. Да и испытываемый им уровень уверенности в себе – тоже. Дыхания за спиной не то чтобы не было слышно – его даже уже не чувствовалось. Это могло означать слишком многое, и в первую очередь тот простой факт, что он оторвался от остатков своей группы слишком далеко. Либо то, что он вообще остался один. Второе имело настолько однозначный исход, что можно было даже уже не слишком бояться – бессмысленно. Однако старательно прививаемый самому себе в ходе чтения философской классики и рекомендаций Миямото Мусаси фатализм помогал не слишком: сердце продолжало колотиться в ребра, мешая и слушать, и двигаться. А ускорение между тем могло понадобиться – причем, судя по ощущениям, весьма скоро. Дешевый и слабый «ИЖ-61» в руках требовал по крайней мере полсекунды на перезарядку срывающимися, неуклюжими в теплых перчатках руками, и это при том, что по самому ему в этот момент могут работать ствола три. Как уже говорилось, результат подобного мог быть только один.

Примерно в десятке метров справа чуть «вякнуло» чем-то тяжелым по утоптанному снегу, и Николай тут же остановился, поднимая приклад ружья к плечу. Ствол уперся своим зрачком в угол заброшенного сарая, до которого было еще порядочно: метров тридцать минимум. Это или три-четыре минуты такого же движения, как сейчас, или секунд пятнадцать бега. Обвисшая поверх толстого свитера светло-серая зимняя «Горка» бесшумно терлась одной складкой о другую: ее размер оказался на пару номеров больше нужного и подошел бы скорее Железному Винни, чем Доку с его нормальным ростом в 182. Но Винни давно уже было не видно и не слышно, – скорее всего, он уже все, как и остальные…

Ну что, вправо? Сложенная из белого силиката стена мертвого дома, медленно протягивающаяся с правой стороны, буквально дышала ему в затылок черными глазницами окон. Но Николай знал, что смотреть вверх бесполезно. Даже учитывая сантиметров десять утоптанного снега под ногами, заметить его из глубины комнат, не высовываясь, было невозможно. А высовываться никто не будет, потому что на высунувшегося всегда может посмотреть чей-нибудь ствол – а это слишком высокая плата за проявленное не вовремя любопытство. Ну, не любопытство, конечно, просто стремление сориентироваться, но и это не стоило лишнего риска. Если они понимают, что он остался один, то выгоднее всего им будет именно стрелковое соревнование на максимальной дистанции, когда решающим становится наличный остаток боеприпасов и как раз стрелковая квалификация… Ну-ну… Если бы не проклятое колотящееся сердце, то к этому тоже можно было бы отнестись спокойнее, а так…

Николай по-прежнему продвигался вперед осторожными приставными шагами, не отводя прицельную линию от чуть приблизившегося угла забора, где вот-вот могла возникнуть чья-нибудь голова. Нервы у него были натянуты так, что в любой момент могли не выдержать, заставив его рвануться вперед, и хорошо, если молча. Такое с ним пару раз уже происходило, и ни один из этих раз не заканчивался благополучно. Да вообще и не мог закончиться… Поэтому он и держался.

Слева! Резкий звон металла по металлу был оглушающ. Николай крутанулся, ожидая неминуемого удара между лопаток, но деваться было некуда: в эту секунду он был зажат на утоптанной тропинке между стеной того же громадного дома и остовом ржавого сельскохозяйственного механизма слева. Он успел даже развернуться, поэтому вторая пуля, с визгом раздирая воздух, прошла в десятке сантиметров от его головы. И даже выстрелить он тоже успел – в никуда, не целясь, просто в снежно-белое пространство перед собой. Но все это было уже бесполезно. Стрелка он увидел лишь после того, как третья пуля попала ему точно в грудь. Противник был на заборе и хладнокровно производил выстрел за выстрелом, опираясь животом на то бульбообразное расширение, которое строители пускали на нескольких верхних рядах кирпичей. Вторая попавшая в Николая пуля ударила ниже – в левую полу «Горки», чувствительно ужалив бедро, а следующая снова прошла мимо, со звоном влепившись в тот же проржавевший механизм.

– Убит! – проорал Николай, кривя губы от острой боли в коже на груди и особенно в левой ноге: 4,5-миллиметровый свинцовый шарик угодил точно в проекцию бедренной кости. С трудом заставив себя разогнуться, он поднял «ИЖ» над головой обеими руками. Стрелок не ответил, – он уже исчез за забором, как будто провалился. Елки-палки, там же высота метра три, – как он туда залез?

По-прежнему держа ружье горизонтально над головой, Николай, прихрамывая и чертыхаясь, пошел назад. Весь путь, на который у него ушло около двадцати минут второй фазы задания, он прошел теперь минут за пять или шесть.

– Док! – проорали из-за сетки, когда он вышел в образованный навешенными на столбы матами входной коридор безопасности. – И тебя тоже, солнце мое? Ты последний, между прочим!

Машка дождалась, пока он, опустив руки, разрядит оружие и впихнет в ствол «Ижки» увенчанную игривым пластмассовым сердечком заглушку, пролежавшую все это время в его нагрудном кармане. Только после этого она откинула сетку в сторону, дав товарищу пройти.

– 39 минут, – широко улыбаясь, отметила при этом она. – Мы не ожидали, что ты так долго продержишься. Витька на 25-й вышел, а тебя все нет и нет. Пошли, наши уже чай пьют.

– Спасибо, Маш…

Николай наконец-то содрал с лица покрытый разводами инея прозрачный защитный щиток и с наслаждением вдохнул холодный воздух.

– Ух, хорошо…

– Шестой? – поинтересовался подошедший инструктор с яркой нашивкой «Барса» на плече форменной куртки.

– Так точно.

– Тогда все?

Николай только кивнул, кривясь. Настроение у него было даже не сказать чтобы паршивое – просто «никакое». Казалось бы, делов-то: два проигранных захода, оба «вчистую», то есть с соотношением потерь более 2:1. А переживалось это худо. Впрочем, иначе было бы менее интересно.

Инструктор дождался подтверждающего кивка от Маши и, подойдя к черному просмоленному столбу с неизвестно где добытым классическим «Не влезай, убьет!», ткнул длинным пальцем в пластмассовую кнопку. Над площадкой взвыла и тут же угасла сирена. Ждать смысла не было – уцелевшие члены выигравшей задание группы все равно должны были прийти в ту же соседствующую с мужской и женской раздевалками комнату отдыха. Поэтому, в очередной раз поморщившись и растерев пылающее болью бедро несколькими круговыми движениями, Николай пошел за Машкой, прыгающей через сугробы с такой легкостью, будто пережитые за последние два с половиной часа нагрузки ее не касались. Впрочем, она могла уже успеть отдохнуть.

– Док пришел! – объявила Маша, распахивая дверь и склоняясь в издевательском поклоне. Делать было нечего, – пришлось входить навстречу вою и улюлюканью. Стоявший у стойки с кофейниками высокий парень из инструкторской команды только ухмыльнулся.

– Новый рекорд! – объявил Железный Винни. – Док умудрился продержаться дольше всех нас в третий раз за месяц! Презрев опасность, крался он по торосам и расщелинам, сжимая в напряженных руках верное ружжо! Пули свистели вокруг, но это не смущало нашего героя! Нет! Он смело прокрадывался в тыл врага, стращая его меткостью своего огня!..

– Ладно, я понял уже…

Контроль над своим голосом Николаю удалось сохранить, хотя он не заявил бы, что это было особенно легко. Одна и та же ошибка, совершенная несколько раз, могла стоить ему как минимум репутации, а то и позиции в команде.

– Ну, понял, так садись. Ребят, налейте ему там чаю. Лен, к тебе ближе всех, между прочим, – не спи там.

Сдав оружие продолжающему ухмыляться инструктору и высыпав остаток пулек в стоящую на стойке закопченную консервную банку, Николай уселся с края скамьи. Поерзав сразу заледеневшей задницей на твердой доске, он с удовольствием прижался к теплому боку неунывающей Машки, уже успевшей избавиться от куртки и оставшейся в одном свитере. Самому ему, чтобы поступить так же, пришлось выхлебать первую кружку едва ли не до дна.