В Турции режим К.Ататюрка с 1925 г. превратился в однопартийную националистическую диктатуру, целью которой была ускоренная модернизация экономики и общества с помощью деспотических действий государства (эта политика официально получила название "этатизма"). Ключевые хозяйственные рычаги были сконцентрированы в государственных руках. Профсоюзы и общественные организации контролировались правительством. Принимая в 1939 г. турецкую делегацию, Гитлер заявил: "Турция была для нас примером". Но и ататюркистский режим нельзя признать тоталитарным, несмотря на ряд присущих ему черт. По мере укрепления частной буржуазии росла и роль тех, кто выступал против "крайностей" этатизма. В 40-е гг. в Турции утвердилась многопартийная система.

Исследователи нередко называли фашистскими или тоталитарными диктаторские режимы, установленные в 20-е - 30-е гг. в ряде восточно-европейских стран. Действительно, эти системы правления использовали ряд методов, характерных для фашизма или национал-социализма (однопартийная структура, элементы корпоративизма, сеть общественных организаций как "приводных ремней" власти, организованный террор и т.д.), однако власть при этом никогда не уходила из рук традиционных политических и экономических элит, которые предпочитали действовать сверху и не слишком полагались на несовершенные механизмы воздействия на общественное сознание. Правящие круги стремились с помощью чрезвычайных, подчас тоталитарных методов либо подавить растущее народное движение (как в Болгарии в 1923 г. ), либо решить внешнеполитические проблемы или же обеспечить внутриполитическую стабильность в условиях острого хозяйственного кризиса. Характерно, что при этом они боролись не только со своими политическими противниками "слева", но и с действительно фашистскими партиями и движениями (вроде "Железной гвардии" в Румынии).

Своеобразным вариантом можно считать авторитарную систему правления, установленную правящей Христианско-социальной партией в Австрии с конца 20-х гг. Уже в ходе конституционной реформы 1929 г. в государственное устройство был внесен ряд корпоративно-фашистских черт. В условиях экономического и социального кризиса начала 30-х гг. фашизация Австрии резко ускорилась, что дало основание противникам режима говорить о специфическом "австро-фашизме". В 1932 г. представители фашистского движения "хеймвер" были включены в правительство и интегрированы в систему власти. В 1933 г. все правящие группировки были объединены в политическую организацию - "Отечественный фронт", а после разгрома выступления венских рабочих в 1934 г. в стране была введена новая, фашистская конституция корпоративного государства. По оценке некоторых исследователей, "у австро-фашизма было больше сходства с фашистским устройством в Италии до середины 30-х гг., а особенно с пиренейскими диктатурами. Вместе с ними он относится к тому типу режимов, которые можно определить, как авторитарно-фашистские в отличие от тоталитарно-фашистских в гитлеровской Германии , а также в муссолиниевской Италии, которая в процессе эволюции приблизилась к нацистскому образцу"77. С нашей точки зрения, можно говорить об авторитарном режиме с сильными тоталитарными элементами, но при отсутствии ряда важных тоталитарных черт, к примеру таких, как система "партии-государства" и продвижение новых элит.

Корпоративный режим в Португалии (салазаризм) вырос из стремления авторитарной военной власти обеспечить политические и социальные условия для чрезвычайной финансово-экономической политики. Будущий диктатор А.Салазар начинал как эксперт - министр финансов, получивший от генералов задание "оздоровить" экономику страны. Не прибегая к внешним займам, он сумел за счет жесткой экономии устранить бюджетный дефицит, а затем "убедить военных... в правильности своего политического проекта создания в стране жесткого автократического режима при формальном сохранении республиканского строя и представительных учреждений"78. Став в 1932 г. премьер-министром, Салазар ввел на следующий год конституцию "нового государства", имевшего ряд выраженных фашистских черт - корпоративизм, однопартийную систему власти, структуру "национальных синдикатов" и иных "общественных организаций" и т.д. Но при этом диктатор отвергал тоталитарное отождествление партии и государства и подчинение всей жизни граждан целям и потребностям государства.

К тоталитарным инструментам и способам управления прибегла в конце 30-е гг. правящая верхушка императорской Японии, стремясь консолидировать все силы с целью осуществления программы широкомасштабной внешней экспансии. Созданная таким образом "новая национальная структура" предусматривала роспуск политических партий, отказ от представительного правления, создание единой политической организации, которая должна была стать "рычагом мобилизации населения на нужды японских усилий по ведению тотальной войны и рамками для деятельности различных ведомств для поддержания морали на внутреннем фронте" (включая разветвленную сеть молодежных, соседских и женских "патриотических ассоциаций")79. Государственное устройство военной Японии нередко определяют как "военно-фашистское", но такая характеристика представляется неверной. Скорее его допустимо обозначить как крайнюю степень авторитарно-милитаристской диктатуры при сочетании традиционно-авторитарных и тоталитарных черт.

Корпоративные и этатистские модели оказали бесспорное влияние на националистически настроенные круги стран Латинской Америки. В средних слоях, среди молодой интеллигенции и военных, а также в среде буржуазии, испытывавшей острую конкуренцию со стороны более мощных фирм и компаний из США и Западной Европы, существовало убеждение в том, что такого рода режим может обеспечить ускоренную модернизацию и "экспортозамещающую индустриализацию" их стран, их экономическую независимость при одновременной социальной стабильности. Известно, что даже будущий лидер левых либералов Колумбии Х.Э.Гайтан, учась в 1926-1929 гг. в Европе, увлекался идеями Муссолини. Исследователи отмечают воздействие корпоративно-фашистских идей и тенденций на диктатуру Ж.Варгаса в Бразилии ("Новое государство" 1937-1945 гг.), на режимы "военного социализма" в Боливии (1936-1939 гг.), на перонистскую диктатуру в Аргентине (1946-1955) и т.д. Но относить эти модели к фашистским в полном смысле слова также нельзя, поскольку они существовали в иной исторической обстановке. Скорее они представляли собой своеобразное соединение новейшего корпоративизма с чертами традиционных южноамериканских диктатур (так называемым каудильизмом). Лишь в Аргентине перонистская система опиралась на массовую партию и верные режиму профсоюзы, в большинстве других случаев подобные механизмы тоталитарной власти созданы не были.

Крушение фашистского режима в Италии и национал-социалистической диктатуры в Германии в ходе Второй мировой войны подорвало "спрос" на эти разновидности тоталитаризма. Зато получили распространение модели, в той или иной степени вдохновлявшиеся примером сталинского СССР.

В ряде стран, занятых советскими войсками, тоталитарные режимы установились под непосредственным диктатом извне, из Москвы. В то же самое время было бы неверно совершенно сбрасывать со счетов наличие внутренних факторов и сил, способствовавших подобному развитию, влияние политических групп и кругов, стремившихся к форсированной индустриальной модернизации восточно-европейских обществ по советскому образцу (главным образом, внутри коммунистических партий, но также и среди части интеллигенции и средних слоев). Сформированная в конечном счете система так называемой "народной демократии" оказалась своеобразным синтезом сталинских тоталитарных структур (господство одной партии, именовавшейся коммунистической или рабочей, создание сети "общественных организаций", находившихся под контролем этой партии, режим террора и систематического подавления политических оппонентов и потенциально недовольных, идеологический диктат и т.д.) с формально сохранившимися элементами парламентской демократии (официально продолжали существовать разделение властей, парламентские институты, а также - в большинстве стран - иные политические партии, правда, включенные в структуру власти через органы так называемых Национальных, Отечественных или Народных фронтов). Имеются сведения о том, что подобное сочетание само было результатом своего рода компромисса между представлениями о судьбе Восточной Европы в советской правящей верхушке - концепциями "советизации" (полного перенесения сталинской модели) и "финляндизации" (то есть политического контроля со стороны СССР при сохранении режимов парламентской демократии). Само утверждение режимов "народной демократии" происходило в течение ряда лет (кроме Албании и Югославии, где после победы партизан из компартий над германскими войсками такие системы правления возникли уже в ходе Второй мировой войны или сразу после нее). Эта схема получила название "тактики салями", то есть постепенного проникновения просоветских элементов и сторонников компартий в силовые структуры и "ползучий" захват ими государственного аппарата.