Промышленные баронаты северного полуострова, соединенные с остальной частью анклава лишь знаменитым Хальским мостом, чудом инженерного искусства, поддерживали ставленника графа Гористара, графа Розмийского. Сына короля, молодого и очень эмоционального юношу, но слишком доверчивого, чтобы править самостоятельно. Клан Гористаров попытается захватить власть в свои руки через его голову, что не несет ничего, кроме масштабного воровства из казны да еще большей усобицы между баронатами. К тому же, Гористары наверняка снова развяжут экспансию на Саальт, сейчас балансирующего на грани гражданской войны. Эдвард, как и его отец, всегда выступал категорически против этого. Конечно, наступление несло огромные сиюминутные прибыли, но в итоге они лишь бы озлобили ближайшего соседа, которого в подчинении Рейнсвальду все равно не удержать, столь мощную оккупационную армию король не смог бы собрать на постоянной основе. А значит, в конце концов, все снова перерастет в позиционную борьбу с взаимными перехватами торговых караванов и отдельных боевых кораблей, как в прошлый раз. Тогда королевство едва само не свалилось в гражданскую войну, и лишь усилиями его деда удалось заключить мирный договор. Зато Гористар уже не в первый раз призывал «вернуться и добить врага», явно надеясь нажиться на военных заказах.
Вторым претендентом на трон был некий Вассарий Гельский, обосновавший свои претензии на престол женитьбой на племяннице нынешнего короля. Теперь уже очень быстро забыл, что перед женитьбой дал клятву, что не будет иметь претензий к короне, что уже делало его крайне неприятной личностью. Однако с ним тоже приходилось считаться, поскольку его поддержали бароны Остезейского договора, а от них зависели торговые связи с другими анклавами Цитадели, созданной более восьми тысяч лет назад. Соглашение связывало четырнадцать крупнейших анклавов в секторе договорами о торговле, взаимном нейтралитете и поддержке. Рейнсвальд и Саальт тоже входили в это соглашение, что все же не мешало им грызться между собой время от времени. Так же остезейцы контролировали связи с анклавами корсаров, от рейдов которых так же неслабо зависела экономика острова.
Важно, что эти торгаши никогда не были особенно верными своему слову, возможно, это уже выработанная черта характера, появившаяся у них с опытом своей деятельности. А может, как по меткой фразе его друга, «дрянь к дряни всегда липнет». Если баронам доказать, что Вассарий вряд ли достигнет престола, они от него очень быстро отвернуться, и тогда у него будет надежда только на своего двоюродного дядюшку, герцога Хлейта, сделавшего целое состояние на разведении скота и фермерском хозяйстве, к тому же имевшего несколько хороших оружейных заводов. Он вполне может собрать неплохую коалицию в свою поддержку, если решится.
Лично Эдварду наиболее приятен был третий претендент, граф Фларский, приходившийся ему почти что родственником, во всяком случае, в возможном будущем. Его поддерживали бароны, не стремившиеся к серьезным изменениям и довольные тем тихим порядком, который наконец-то восстановился на острове. Предложенная же им программа реформ не несла ничего столь радикального, чтобы этого можно было опасаться, но, конечно, как и любые нововведения, постоянно подвергалась критике. Граф был наследником короля по материнской линии – королева Сандра уже имела детей, когда вышла замуж, многие говорили, что из-за этого будут проблемы, но тогда Иинан не желал ничего слушать, охваченный страстью к ее красоте. А вот теперь, кроме прямого наследника короля, остался один только барон Гельский, вряд ли не приложивший к этому руку, но граф хотя бы не собирался начинать войну, как только получит престол.
К тому же, Эдварду не стоило так опрометчиво поступать и отказывать в поддержке двоюродному племяннику деда своей возлюбленной, ныне баронессы Карийской, а в будущем баронессы Тристанской.
И стоило о ней подумать, как дверь приоткрылась и, вместе со звуками музыки и постоянных разговоров, без которых, кажется, не обходился ни один прием, на балкон вышла сама баронесса, кутаясь в алую шаль цветов Карийского бароната. Она была в самом расцвете своей красоты, только достигнув взрослого возраста девятнадцати лет. Ростом чуть ниже Эдварда, с фигурой, словно вырезанной из розового мрамора по идее самого гениального скульптора, задумавшего сотворить совершенство в виде человеческого облика. Во всяком случае, Эдварду всегда так казалось. Золотые волосы были собраны в удивительную прическу, украшенную перламутровым гребнем, а на бледном лице с большими светло-голубыми глазами играла задорная улыбка, когда-то именно и покорившая Эдварда, растопив прежде каменное сердце. Едва слышно переставляя ноги в бархатных туфлях, девушка подошла к нему и взяла за руку.
– Не стоит оставлять гостей, когда заканчиваются тосты, – с укоризной заметила дочь Карийского Дома, – могут подумать, что ты не такой уж и хороший хозяин, каким кажешься. Я ведь тоже думала так в начале.
– А теперь уже считаешь, что и самой стоит сбежать от этих бесконечных разговоров о политике и торговле? – сказал Эдвард с усмешкой. При виде своей возлюбленной все мысли о борьбе за престол вылетели из головы. У него вообще все из головы вылетало со свистом, стоило ее увидеть. Наверное, только эта девушка и могла заставить забыть обо всем на свете. Даже немного подался вперед, надеясь получить поцелуй, но наследница Карийского бароната со смехом оттолкнула его.
– Прошу вас быть осторожнее, барон Тристанский, вы на мне еще не женаты, – она с укоризной помахала своим пальчиком перед его лицом, а потом легонько, почти бегло, поцеловала в щеку, – и мой папа может сильно расстроится по этому поводу.
– Я считал иначе с того самого дня, как увидел тебя, – сказал Эдвард, снова взяв бокал в руки и сделав еще один глоток. Вино уже успело порядком остыть, но он даже не обратил на это внимания, – ты всегда с тех пор была для меня баронесса Тристана.
– Скажи мне, что делаешь здесь один, когда гости внутри и в тепле, – на балконе было действительно прохладно, но в одиночестве Эдвард этого не замечал, – неужели здесь можно найти что-то, чего нет больше нигде?
– Здесь можно найти время спокойно поразмыслить, – сказал молодой барон, – в то время как в другом месте обязательно найдется человек, который решит, что без его частой, но бессмысленной болтовни тебе не обойтись, – он снова попытался поймать ее, но баронесса Карийская, заливисто смеясь, как совсем маленькая девочка, довольно ловко увернулась.
– У тебя очень красивый дом, – внезапно заметила Изабелла, остановившись, – как ты можешь не замечать эту красоту? – она могла потрясающе быстро менять темы для разговора, так что порой за ее мыслью невозможно угнаться. Иногда у Эдварда даже начинало шуметь в голове, когда его возлюбленная в очередной раз переходила на что-то другое, а потом перескакивала обратно, при этом успевая сохранять какие-то логические связи, понятные, впрочем, только ей одной.
Со своей оценкой Изабелла была точна. Дом Тристанских баронов был построен еще в глубокой древности, и лишь при Эдварде окончательно остановились работы по его расширению. Древний замок на вражеской земле, ведущий свою историю чуть ли не с момента заселения острова, когда первый корабли приземлились там, где сейчас стоят монументальные верфи Камского порта. Буровые машины, дробя и плавя породу, создавали огромные залы и коридоры, порой больше похожие на лабиринты, многочисленные подсобные и жилые помещения. Целые боевые батареи были полностью спрятаны в глубине скал, выдвинув наружу только орудийные стволы. Архитекторы возвели Тристанский замок в готическом стиле, с высокими арочными потолками, тонкими резными колоннами и многочисленными скульптурами и лепниной, занимавшей каждый свободный участок.
Даже сам балкон, где сейчас находились, был отдельным произведением искусства, украшенный кроме многочисленных настенных барельефов двумя двадцатиметровыми фигурами мужчины и женщины, расположенных по обе стороны и вырезанные из какмня с такой точностью, что можно было разглядеть даже отдельные складки на одежде. Они поддерживали герб Тристанского бароната – вставший на задние лапы грифон, державший в одной лапе меч лезвием вниз и во второй цветущую ветвь.
