– Я-я-яна-а-а! – Опять эта манера бесстыже облизывать мое имя, взрывая мне мозги чередой развратных картинок.

– Не дождешься! – мгновенно я из состояния сонливости перешла к злости.

– Еще как дождусь! – фыркнул Рамзин за спиной, а потом исчез.

Я выдохнула и расслабилась, но рановато, потому что он появился прямо передо мной совершенно голым: стоял посреди комнаты и с наслаждением потягивался, играя каждым мускулом и нахально демонстрируя мне свой каменный утренний стояк. И при этом вызывающе пялился мне в лицо, подначивая показать слабость и закрыть глаза. Да что б ты сдох, зараза! Как будто простое закрывание глаз поможет мне выгнать эту картинку из своей головы. Черта с два. Она там уже крепко засела, как какой-то инопланетный паразит, и будет теперь жрать потихоньку мой бедненький мозг. А потом я стану слабоумной нимфоманкой с единственной мыслью – иметь Рамзина в режиме 24/7. Вот уж скорее бы, хоть отмучаюсь, буду только ходить и блаженно улыбаться. Какой же ты все-таки сука, Рамзин. Просто планетарного масштаба! Как-то отстраненно на краю сознания промелькнула мысль, что нигде на его теле я не заметила ни малейшей розоватой или белесой полосы, которые несомненно должны были остаться от всех тех ран, что я на нем видела. Три недели не такой уж и большой срок. Хотя чему тут удивляться, когда приходится делить постель с… инопланетянином? Инкубом? Хреновым оборотнем? Н-да, варианты на выбор. Какая занимательная у меня личная жизнь.

– Вставай, Яна, – теперь он отвернулся и нарочито неспешно направился в сторону ванной. – Пора завтракать и ехать в офис.

А я обреченно наблюдала за его упругой задницей, широченной спиной и за сокращением мышц на его бедрах и икрах, когда он вышагивал, изводя меня. Да провались ты! Разве в этой жизни не должно все быть с точностью до наоборот? Разве не мне тут положено дефилировать, демонстрируя свою задницу, а ему лежать и давиться слюной, фантазируя о том, как бы дать по этой наглой башке и сначала отыметь в свое удовольствие, а потом свалить и никогда больше в жизни не видеть? Да, я всегда знала, что жизнь причудлива и несправедлива.

– Не работает, Рамзин! – прохрипела я просто из вредности, борясь со злостью, в которую обратилась тянущая голодная боль в низу живота.

Он оглянулся у самой двери через плечо и нагло ухмыльнулся.

– Я знаю, что работает, Яночка, – самодовольно ответил он.

– Зачем тебе все это нужно? – Я все же не справилась с собой и вскочила с постели. – Хочешь поиметь меня, так сделай это. Или тебе нужно мое добровольное согласие в качестве оправдания? Ну да, тут ведь не Россия. Тут за то, что хватаешь человека и принуждаешь трахаться с собой, можно и по заднице ощутимо получить.

Рамзин развернулся и молча прошелся по мне с ног до головы жадным собственническим взглядом.

– Думаешь, меня страх перед ответственностью останавливает от того, чтобы завалить тебя прямо сейчас и отодрать так, чтобы ты имя свое забыла, Яночка? – ухмыльнулся он, продолжая буквально облизывать меня взглядом. – Ошибаешься, дорогая. Мне нужно, чтобы ты сама признала, что хочешь меня сильнее, чем ценишь свои принципы и свободу. Чтобы смирилась с тем, что я обладаю тобой полностью, снаружи и внутри. Признав свое желание и смирившись с его силой, ты сдашься мне полностью. И уже никогда не сможешь сказать даже самой себе, что я принуждаю тебя, и перестанешь рваться на свободу. Меня больше не устраивает обладание только телом, как раньше. Это только часть тебя. А мне нужно все. ВСЕ!

И в этот момент меня вдруг на секунду накрыло страхом от осознания. От его тона, который абсолютно отчетливо говорил, что никакая это не игра, не блажь, быстро проходящая, не причуда заскучавшего и избалованного бабским вниманием мужика.

От взгляда – тяжелого, давящего, без даже крошечной тени шутливости и сомнения в принятом решении. Почему-то неожиданно огрело по голове мыслью, что так должен смотреть настоящий хищник на СВОЕ. На то, что никогда никому не отдаст, не отпустит до последнего вдоха. За что будет, даже подыхая, рвать глотки и крушить кости всем рискнувшим приблизиться. А может, это вовсе и не хищник, что мне мерещится мелькающим смутной тенью в его глазах, а та самая тьма, что пугает, завораживает и соблазняет меня в Рамзине. Может, она и признала меня своей. И мне начать бы в этот момент по-настоящему бояться, но вместо этого внутри будто что-то мягко, но властно развернулось, вздергивая мой подбородок вверх, обращая позвоночник в стальной прямой прут, посылая откровенный вызов этой посягающей на всю меня тьме. И тьма ответила, устремляясь навстречу плавно, но ужасающе хищно. Не жестко атакуя, не для того, чтобы смять и уничтожить, а увлекая, совращая, обвивая, втягивая в некий одурманивающий танец. И то, что пряталось во мне, надавило изнутри, жадно желая этого порочно-примитивного кружения, принимая его и пока только прося, а не требуя дать ему для этого свободу.

В дверь негромко, но настойчиво постучали, и я дернула головой, сбрасывая с себя это странное видение, и оно рассеялось, как не было. Но остался пристальный, разительно изменившийся взгляд Рамзина. Теперь в нем виделись и растерянность, и замешательство. Но продлились они всего долю секунды.

– Хозяин, можно внести вещи госпожи Крамер? – раздался за дверями бас Александра.

Рамзин взял меня за руку и, открыв дверь, запихнул в ванную.

– Давайте, несите! – крикнул он, входя следом и закрывая дверь, и скомандовал уже мне: – Приводи себя в порядок. Сегодня дел невпроворот.

Когда вышли из ванной, я нашла на постели один из моих немногочисленных строгих брючных костюмов. Не слишком я жаловала такой стиль. Когда оделась, Рамзин, тоже в костюме, окинул меня придирчивым взглядом с головы до ног.

– Нужно заняться твоим гардеробом. Не хочу, чтобы ты носила брюки, – буркнул он.

– И чем же они тебя не устраивают?

– Отсутствием прямого доступа, – и он, ухмыльнувшись, посмотрел на мои бедра так откровенно похотливо, что у меня болезненно сократились внутренние мышцы.

– Ну, ты еще вели мне, как в тупых романчиках, начать чулки с поясом носить, причем под стрингами, – огрызнулась я.

– Думаю, стринги в этом уравнении вообще будут лишними, – невозмутимо ответила эта скотина.

Ну да, как понимаю, провокации не будут ограничены только ночным временем и домашней обстановкой.

– Козел, – прошептала я себе под нос, но, судя по тому, как фыркнул Рамзин, все он услышал.

Завтракали мы в большой светлой столовой, за огромными окнами которой открывался просто потрясающий вид на большое озеро. Сквозь утреннюю дымку над водой на противоположном берегу проступали силуэты каких-то зданий, а кое-где на глади скользили белыми бликами яхты и катера. Отчаянно захотелось оказаться на одной из этих яхт, посреди водной глади в полном одиночестве и быть там долго-долго. Только небо, вода и свободный ветерок. Можно еще Семку с пивом и гитарой.

– Мы отправимся на прогулку на яхте в выходные, дорогая, – прервал мои мечтания Рамзин, видимо заметив, как я смотрю на озеро. – А сейчас заканчивай завтрак. Время не резиновое.

Я одарила его недовольным взглядом. Ну вечно он влезет.

– Слушай, повелитель великий и ужасный, ты скажи мне, неразумной, зачем я тебе в офисе-то сдалась? Какая от меня там польза? Я же не умею ни черта, – спросила я, допивая кофе.

– Не умеешь – научишься. Тем более, думаю, совсем не трудно варить мне и моим посетителям кофе и выполнять мелкие поручения, записывать за мной на встречах и ходить на деловые обеды и ужины. А в документации тоже быстро разберешься. Ты у меня девочка не глупая, – Рамзин оторвался от просматривания каких-то документов и улыбнулся, глядя на меня почти без тени провокации.

Я скривилась, услышав это его «ты у меня».

– Рамзин, у тебя что, острый дефицит секретарш? Так дай объявление в газету!

– У меня два прекрасных высококвалифицированных секретаря. И они отлично справляются со своими обязанностями. А ты будешь моим личным помощником. С весьма специфическим кругом обязанностей.