Литмир - Электронная Библиотека

— Цыпъ-цыпъ-цыпъ! Цыпеньки-цыпеньки-ципеньки! звала она звонкимъ голосомъ; куры слетались изъ-за сарайчика, гдѣ копошились, и окружали ее, жадно кидаясь на подачку. Большія и сильныя обижали маленькихъ, но она глядѣла за порядкомъ, отгоняла большихъ и кидала пшено и творогъ маленькимъ. Къ нимъ приставали и воробьи; воришки эти скача и прыгая нагло завладѣвали не своею долей и уносили въ носикахъ на первое дерево свою добычу. Но хищеніе замѣчала хозяйка и громко смѣялась показывая свои бѣленькіе, маленькіе зубки. На хохотъ ея частенько показывалась изъ дому пожилая кухарка, бывшая няня дѣвушки, Дарья-няня, такъ звали ее, и смотрѣла подперши голову рукой на свою веселую барышню. А барышня была у нея одна, одна дочь старой, не слишкомъ здоровой вдовы, и обѣ онѣ — и мать и няня — не могли наглядѣться на свою Машу. Въ этомъ маленькомъ домикѣ съ маленькимъ палисадникомъ и маленькимъ дворомъ, съ курами, воробьями и хохлатою собакой Барбосомъ, жили въ мирѣ, тишинѣ и пріязни эти три женщины: старая мать, молодая дочь и пожилая няня. Богатства не было, но былъ достатокъ, и былъ отъ того, что Котельниковы и мать и дочь жили по пословицѣ: по одежкѣ протягивали ножки. Маша не знала ни капризовъ, ни затѣй. Она была домосѣдка, рукодѣльница, заботливая хозяйка, страстная любительница птицъ и цвѣтовъ, которые сама сажала, поливала и гряды полола въ маленькомъ огородѣ и палисадникѣ. Руки ея, по выраженію Дарьи-няни, были золотыя. Къ чему она ни притрогивалась все въ рукахъ ея спорилось, и все-то она сдѣлать умѣла и все-то дѣлала весело, смѣясь и распѣвая русскія пѣсни голоскомъ звонкимъ и чистымъ. Умѣла она сшить платье себѣ и матери, умѣла смастерить ей незатейливый чепчикъ къ большому празднику, умѣла испечь пирогъ, умѣла изжарить въ случаѣ нужды жаркое и сварить супъ; но до этого Дарья-няня не допускала свою дорогую барышню.

— Нечего, говорила она ей сурово, — ручки портить, да личико у огня жарить. Нешто я не умѣю. Поди, поди отсюда, не твое здѣсь мѣсто, знай свое: рукодѣльничай, куръ корми, цвѣты поливай, матери книжку почитай.

И Маша смѣясь улетала къ матери и цѣлый-то день лились за дѣломъ ея веселыя рѣчи, пока руки ея не зная отдыха быстро вращались. То она вязала, то шила, то поливала, полола, птицъ кормила, а послѣ обѣда и предъ обѣдомъ читала съ матерью книжки, которыми ссужалъ ихъ батюшка приходскій священникъ и духовникъ. Знакомыхъ у нихъ было мало, да Маша взросшая въ уединеніи не любила ходить въ гости. Такъ жили они счастливо и спокойно, когда неожиданно ворвались въ ихъ тихій домъ и шумъ, и голосистыя рѣчи, и всякія затѣи. Вотъ какъ это случилось.

Однажды пропала у Маши любимая ея кахетинская большая курица. Взыскалась Маша своего рыжичка — такъ звала она ее, ибо курица эта перомъ была изъ красна-золотая. Напрасно Маша звала ее и даже выбѣгала на улицу, немощеную и пыльную, нигдѣ не было видно бѣглянки. Послѣ долгихъ и безуспѣшныхъ поисковъ Маша сѣла на лавку въ своемъ палисадникѣ и пригорюнилась. Жаль ей было своей любимицы. Изъ-за забора показалось лицо Мити Долинскаго. Онъ глядѣлъ на грустную Машу, а она его не видала; Митя рѣшился, покраснѣлъ до ушей и кашлянулъ она оглянулась. Митя висѣлъ на заборѣ.

— Вамъ чего? спросила Маша.

— Вы своей курицы не доискались, отвѣтилъ Митя.

— Да, бѣда такая, пропала — не придумаю куда она дѣвалась. Калитка заперта, заборъ высокій и никогда-то она не выходила никуда, ни даже въ палисадникъ, никогда я куръ туда не пускаю.

— Я вашу курицу видѣлъ.

— Что вы?

— Право видѣлъ. Она поутру, часъ тому назадъ, ходила по пустырю, за нашимъ садомъ.

— Батюшки, куда забрела! Пойду искать.

— Не безпокойтесь; если позволите, я вамъ словлю ее.

— Не помните ея, осторожнѣе, нѣтъ, лучше я сама. Гдѣ она?

— Выходите, пойдемъ вмѣстѣ, я покажу вамъ.

Маша впопыхахъ побѣжала въ домъ, накинула на голову фуляровый платокъ и вышла на улицу, а Митя выскочилъ изъ воротъ своего дома, и оба вмѣстѣ побѣжали они взапуски отыскивать рыжичка, дружно смѣясь и болтая точно давнымъ-давно были знакомы. Чрезъ полчаса они увидѣли рыжичка копавшагося на пустырѣ.

— Вотъ она, закричала Маша съ радостію, — ну смотрите потихоньку заходите съ той стороны, а я съ этой. Не пугайте ее… берите, Ахъ! ушла… ловите! Ловите! Вотъ она. Да осторожнѣе, не помните.

Курица была уже въ рукахъ Мити и отчаянно билась бѣглянка въ сильныхъ рукахъ поймавшаго ее мальчика, но онъ держалъ ее крѣпко и принесъ благополучно во дворъ Котельниковыхъ. Курица радостно кудахтая на весь дворъ устремилась къ своимъ товаркамъ, а Маша зазвала Митю въ домикъ и принялась угощать его чѣмъ Богъ послалъ, а въ домѣ у нихъ по домовитости всего было вдоволь. Дарья-няня, какъ ее звали, и мать Маши наперерывъ угощали Митю. Чего, чего только не наставили они на столъ: и кофе съ топлеными сливками и пѣнками, и варенья, и лепешекъ со сметаной и творогомъ. Митя, познакомившійся съ Машей, ужь не дичился; онъ пилъ, ѣлъ и болталъ безъ умолку. Онъ подробно разсказалъ сколько у него сестеръ и братьевъ и уходя заключилъ, что всѣхъ ихъ приведетъ къ нимъ въ гости.

— Приводите, приводите, сказали въ одно слово и Маша и мать ея.

Митя на другой же день появился со всѣми дѣтьми за высокимъ заборомъ отдѣлявшимъ садъ Долинскихъ отъ палисадника Котельниковыхъ. Всѣ дѣти остались за заборомъ, а Митя опять влѣзъ на него и воскликнулъ:

— Какъ пройти! Маленькія сестры не перелѣзутъ.

— Я перелѣзу сейчасъ, воскликнула Анюта.

— Какъ можно, сказала съ той стороны Маша, обойдите вокругъ, черезъ улицу.

— Нѣтъ, нѣтъ, заговорили въ одинъ голосъ Митя и Ваня и принялись за работу. Они потащили одну доску не совсѣмъ крѣпкую. Маша имъ запрещала, но они ее не слушали.

— Ничего, говорили они, — заборъ нашъ. Послѣ долгихъ усилій вытащили двѣ доски и въ это узкое отверстіе со смѣхомъ и шутками просунули сестеръ и торжественно ввели ихъ въ палисадникъ Котельниковыхъ, одну съ оборваннымъ въ этой операціи платьемъ.

— Что вы это, какъ можно, говорили въ одинъ голосъ Дарья-няня и Софья Артемьевна, — зачѣмъ черезъ заборъ, черезъ улицу приличнѣе.

— Да вотъ, приличнѣе, сказалъ Митя, — а вы сговорите-ка съ нашими няньками. Онѣ къ вамъ сестеръ и не пустятъ.

— Навѣрно не пустятъ, вторили сестры.

— Не пустятъ, а я уйду, сказала Анюта.

— Ты извѣстно уйдешь, ты молодецъ дѣвчонка сказалъ смѣясь Митя, — а вотъ Лиза не посмѣетъ.

— Оттого что Лиза трусиха, говорила Анюта, — оттого и не посмѣетъ.

— Да вѣдь посмѣли же, когда вы здѣсь, сказала Маша.

— Ничуть не посмѣли, а потихоньку ушли, няньки наши чаи распиваютъ и думаютъ, что мы въ саду, а мы вотъ гдѣ, сказалъ Митя съ торжествомъ и всѣ дѣти разомъ расхохотались.

— И васъ не хватятся дома? Спросила Софья Артемьевна съ оттѣнкомъ недоумѣнія.

— И не хватятся — ужь навѣрно не хватятся, до самаго того времени какъ придти папочкѣ. Папочка возвращается домой изъ присутствія въ пять часовъ; вотъ въ половинѣ пятаго онѣ и пойдутъ искать насъ по саду; не найдутъ тамъ, пойдутъ на улицу и ужь злятся какъ, злятся, любо смотрѣть!

— Бѣдныя дѣти, сказала Дарья-няня, — сироты безъ матери.

— Дѣти брошенныя безъ призора, сказала Софья Артемьевна и тихо покачала головой. — Жаль ихъ! Посмотри, прибавила она тихо, обращаясь къ дочери, — у меньшой барышни въ проймѣ дыра и юбка оторвана. Маша встала, взяла иголку съ ниткой и сказала: — Анюта, подите сюда, я сейчасъ зашью вамъ платье; не ходите такъ, не хорошо.

— Да что жь мнѣ дѣлать если лопнуло!

— Какъ что дѣлать? зашить!

— Я не умѣю.

— А я васъ выучу, сказала Маша.

— Жалкія дѣти, шепнула ей мать.

— Ну мама, не жалѣйте, я ихъ приберу, сказала смѣясь Маша, — мы вотъ познакомились и теперь я завладѣю ими, страсть дѣтей люблю.

И действительно, Маша, любившая дѣтей безъ памяти, каждый день играла съ ними и куръ съ ними кормила, полола съ ними вмѣстѣ въ палисадникѣ, цвѣты поливала, да тутъ же кстати глядѣла, чтобъ они не шалили, были чисто одѣты, мыли себѣ руки; она сама ихъ причесывала, оправляла на нихъ платья. Няньки скоро узнали о знакомствѣ, но имъ это было съ руки и онѣ знакомству не мѣшали. Къ осени обо всемъ этомъ узналъ изъ разсказовъ дѣтей и Николай Николаевичъ и отправился благодарить сосѣдокъ за вниманіе къ его дѣтямъ. Цѣлую зиму дѣти каждый день ужь не черезъ заборъ, а черезъ улицу, ходили навѣщать сосѣдокъ, а Николай Николаевичъ повадился ходить къ нимъ каждый вечеръ. Къ слѣдующей веснѣ онъ рѣшился, видя дружбу дѣтей съ Машей, сдѣлать ей предложеніе. Онъ былъ еще человѣкъ не старый, ему минуло только сорокъ одинъ годъ, а ей двадцать пять лѣтъ, хотя на лицо ей нельзя было дать больше восемнадцати лѣтъ. Маша согласилась. Она горячо любила дѣтей Николая Николаевича, да и онъ былъ ей не противенъ. Только мать ея недоумѣвала.

6
{"b":"280086","o":1}