Мне снова приснилось море. Не тёплое южное, нет, - скорее, местечко где-нибудь в глухой провинции на севере Европы. Чуть зеленоватые волны с белыми пенными верхушками, лениво наползающие на узкую полоску песчаного пляжа, разлапистые сосны на приземистых сонных дюнах. А над всем этим – яркое синее небо и оранжевый круг солнца, застывший невысоко над горизонтом.

В последние годы мне редко снятся такие сны. Обычно из ночи в ночь меня преследует один и тот же кошмар. Я мечусь по нашему замку, пытаясь найти выход, но один коридор сменяется другим, впереди пройденных дверей возникают новые, лестницы башен вьются нескончаемой спиралью, и вместо того, чтобы подняться наверх, я снова оказываюсь в самом низу. Я спешу, а сзади меня чувствуется приближение чего-то зловещего, бесформенного, неназываемого. Я не в состоянии понять сущность невидимого преследователя, но откуда-то знаю,что стоит мне остановиться – и со мной случится нечто ужасное. Что-то такое, что страшнее смерти, которую я как раз готова принять как избавление.

Смерть наступает не только тогда, когда заканчивается жизнь, она приходит и когда жизнь останавливается. Ты можешь продолжать ходить, есть, дышать. Ты можешь о чём-то думать, что-то говорить, выполнять какие-то привычные действия. Но это жизнь в биологическом смысле, а не в человеческом понимании. Разум говорит мне, что я жива, но в глубине души чувствую, что превратилась в говорящий, ходячий труп, в повадках которого осталось так мало от прежней меня.

Я просыпаюсь и сажусь на край своей королевской кровати, откинув в сторону задёрнутую на ночь шторку балдахина. Какое-то время неподвижно сижу и бездумно оглядываю роскошную обстановку своей спальни. Мне всё здесь знакомо – от мельчайшей трещинки в побелке сводчатого потолка до последней ворсинки на устилающем пол узорчатом ковре.

Не помню, как вчера добралась до постели, наверняка меня опять принёс сюда Ричард. В последнее время за ужином я больше пью, чем ем, и часто не помню, чем кончился вечер. Впрочем, я совершенно не ощущаю, что вчера переусердствовала с выпивкой. В этом мире нет места телесным немочам. Здесь никогда не бывает похмелья и простуд, да и изнурявших меня в прежней жизни болезненных месячных тут тоже нет.

Не знаю почему, но в моей памяти вновь всплывают воспоминания о нашей первой встрече.

Был канун Дня Всех Святых, и я была приглашена на посвящённую этому мероприятию вечеринку, её организовал на своей вилле владелец иллюстрированного журнала, на которого я в тот момент работала. Мой наниматель был своего рода медиамагнататом – само собой, по нашим, провинциальным меркам. Помимо журнала, он издавал две газеты и владел тремя кабельными каналами и двумя радиостудиями, работающими в УКВ-диапазоне.

Вечеринка, на которую меня пригласили, организовывалась для полусвета. Для тех, кому не суждено подняться до статуса аристократии и светского бомонда, но чьё самомнение внушает своим владельцам твёрдую уверенность в том, что они люди, добившиеся жизненного успеха, сумевшие подняться над окружающей серой людской толпой. Модели из средней руки рекламных агентств, ещё не успевшие обзавестись богатыми покровителями, киноактёры, играющие на второстепенных ролях в мыльных операх, репортёры таблоидов, ведущие телешоу на малорейтинговых кабельных каналах и тому подобный творческий сброд. Да, я тогда была одной из них – подающий надежды, молодой и талантливый фотограф, мечтающий о мировой славе, но вынужденный зарабатывать на жизнь фотосессиями для бульварных журналов.

Погода стояла тёплая, столы для фуршета были расставлены прямо в саду перед домом. Весьма среднее качество напитков и закусок компенсировалось обилием того и другого. Расставленные на столах пластмассовые светильники в виде светящихся тыкв создавали немного мистическую атмосферу. На небольшом подиуме терзала электрогитары приглашённая рок-группа, разряженная и загримированная под вампиров. Гости тоже щеголяли в подобающих празднеству костюмах разнообразной нечисти, большинство этих нарядов я сочла слишком нелепыми и совершенно безвкусными.

Я скромно стояла немного в стороне от гостей, держа в руках свой профессиональный «Кэнон» с увесистым, внушающим уважением телевиком, и оглядывалась в поисках заслуживающих запечатления сцен, по привычке мысленно кадрируя по горизонтали и вертикали окружающую обстановку. Тогда я и заметила человека, ставшего потом моим мужем.

Одетый во всё чёрное, он, как и я, стоял немного в стороне от гостей. Прислонившись спиной к стволу дерева, он, казалось, был погружён в раздумья. На незнакомце был чёрный шёлковый плащ, концы которого были скреплены на груди крупным ярким камнем в золотой оправе. Широкие рукава камзола и обтягивающие штаны были расшиты золотыми нитями, лоб прикрывала столь же старомодная шляпа с широкими краями, над которой развевался иссиня-чёрный плюмаж. На боку у незнакомца, скрытая складками плаща, висела тонкая шпага с витой позолоченной гардой, он легонько придерживал её эфес рукой, покрытой перчаткой из тонкой, хорошо выделанной кожи. Его костюм вовсе не казался карнавальным, он выглядел привычной одеждой, частью естественного образа этого человека.

Я не знала, какого мистического персонажа должен был изображать этот костюм, и мысленно дала незнакомцу прозвище Чёрный Принц. Будучи профессиональным фотографом, я просто не могла упустить столь колоритный типаж.

Я поймала его в объектив аппарата и мягко нажала на спуск. Всполох вспышки вывел его из мрачных раздумий, он вздрогнул и схватился за рукоять шпаги. Этот жест показался мне ужасно смешным.

«Простите, я не хотела вас напугать», - сказала я, подойдя к нему вплотную.

«Меня трудно напугать, - улыбнулся он. – Я вздрогнул от неожиданности, поскольку был ослеплён… вашей красотой».

Он протянул мне руку совершенно особым движением – совсем не так, как для рукопожатия, и не так, как протягивают её, приглашая на танец. Он подал обтянутую тонкой кожей перчатки ладонь так, словно мы знакомы уже много лет, жестом, одновременно приглашающим и не терпящим отказа, который нельзя не заметить или проигнорировать. Пожалуй, так протягивают руку, когда требуют вернуть принадлежащую тебе ценную вещь.

Я неловко подала левую руку, в правой у меня был фотоаппарат. Его пальцы охватили мои бережно и сильно, и он мгновенно притянул меня к себе. Загадочный чёрный принц выше меня на полголовы, чтобы посмотреть ему в глаза, я вынуждена поднять подбородок. Он чуть наклонил голову мне навстречу, и наши губы почти соприкоснулись. На мгновенье мне показалось, что он собирается меня поцеловать. Это чересчур для первой минуты знакомства, я понимала, что не следует допускать подобных вольностей, и должна если и не оттолкнуть нахала, то хотя бы отстраниться. Но словно что-то сковывало в тот миг мои движения, и я покорно и неподвижно замерла в его объятиях. С минуту мы стояли молча, изучая друг друга. У него были красивые черты лица, умные серые глаза, волевой подбородок. Красота и скрытая сила, так я подумала в тот момент.

Наконец, минуту спустя, он отпустил мою руку. Словно опомнившись, я глубоко вздохнула и отступила на полшага назад.

«У вас чудесные глаза, - сказал он мне, - я едва в них не утонул».

Я рассмеялась этой плоской банальности, словно выдернутой из сценария малобюджетного сериала, как будто бы эта неуклюжая шутка была верхом остроумия. И в то же мгновение почувствовала, как будто бы что-то неуловимо изменилось, и в окружающем мире, и внутри меня.

Я не верю в любовь с первого взгляда, о которой так часто пишут в книжках. Любовь – это слишком сложное душевное состояние, и чтобы кого-то полюбить, надо сначала узнать и понять человека, а для этого требуется немалое время. Но если говорить о внезапно вспыхнувших чувствах, то это действительно бывает, и мне на собственном опыте довелось в этом убедиться. В то самое мгновение, когда мы стояли, немного смущённо разглядывая друг друга, я вдруг остро поняла, что хочу его. Это были исключительно плотские желания, ничего общего не имеющие с тем возвышенным чувством, что принято называть любовью. Да, я хотела его, моя голова шла кругом при мысли о том, как он сжимает меня в объятиях, жадно приникает своими губами к моим устам.