Ближе к утру нестерпимо начала одолевать дремота, возникло желание плюнуть на все, обнять автомат, сунуть руки в рукава, поднять повыше воротник и соснуть хоть полчасика. Уже плохо помогал горячий кофе и не хотелось ничего вспоминать, а до рассвета оставалось еще долгих три часа. Потом предстояла нелегкая дорога до базы, где наконец-то можно принять горячий душ, рухнуть на койку и постараться напрочь забыть все: первую любовь и бывшую жену, любые жизненные невзгоды и неудачи, равно как достижения и победы. Забыть, и полностью отдаться сладко одурманивающему сну.
Но что это? Кажется, на улице послышались легкие, крадущиеся шаги, и под чьей-то ногой осыпались мелкие камушки?
Вся дрема разом слетела, Бахарев подобрался, на всякий случай вставил запал в гранату и приготовил автомат – как знать, кто бродит ночью? Хорошо, если это тот, кого он ждет, а если нет? Недаром в народе говорят: ночь время бесовское, а тут разных бесов хватало и от них крестным знамением не оборонишься.
Шаги приближались. Похоже, шел всего один человек. Юрий направил в сторону дверного проема ствол автомата, плотно сжал губы и негромко пискнул, подражая испуганной мыши. Шаги затихли, прошло несколько, показавшихся страшно долгими и томительными, мгновений и послышался ответный писк – это давал знать о себе Султан.
Вскоре в дверном проеме смутно мелькнула тень и шепотом позвали:
– Юрик-джон?
– Я тут, – откликнулся Бахарев. Ощупью отыскав протянутую руку осведомителя, он взял ее и усадил Султана рядом. – Кофе хочешь?
– Не откажусь.
Майор открыл сумку, сунул в ладонь агента пластиковый стаканчик и налил в него кофе из термоса. В холодном воздухе сразу же поплыл легкий, дразнящий ноздри аромат мокко. Юрий спросил:
– Ты проверился? За тобой никого? А то слетятся на запах, как стервятники.
– Кто за мной увяжется? – прихлебывая горячий кофе, самодовольно хмыкнул Султан. – Тем более, если путь лежит мимо ваших постов.
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо.
– Откуда ты сейчас?
– С той стороны гор, – тихо рассмеялся осведомитель. – Меня там хорошо принимали, грех жаловаться, и угощали на славу. За это я гадал им по звездам и предсказывал судьбу.
– Астра регунте фатуос, сапиенс доминитбур астрос, – чуть нараспев произнес Бахарев.
– Что ты сказал? – не понял Султан.
– Это латынь, – пояснил Юрий. – «Звезды правят дураками, а мудрые – своими звездами».
– Правильно, – помолчав, согласился Султан. – Древние редко ошибались в таких вещах: у них была сильно развита интуиция. Принесенная вами сюда цивилизация уничтожила интуицию моих соплеменников, и они зачастую не ведают, что творят. Это страшно!
«Да, страшно и противоестественно, когда образованный человек вместо того, чтобы заниматься наукой или преподаванием, лазает по горам, добывая сведения для контрразведки, – подумал Юрий. – И многие собственные грехи они готовы списать на русских: цивилизацию, видишь ли, мы им сюда принесли и тем самым уничтожили интуицию первобытного человека. А не пришли бы мы во времена царизма, не прекратили бы бесконечные междоусобицы и не уничтожили бы работорговлю, то неизвестно, что бы тут сталось. Многие из тех, кто воюет друг с другом, могли бы вообще никогда не родиться. И сейчас, стоит нам уйти, как кто-то тут же займет освободившееся место, поскольку оно не может долго оставаться пустым в этом стратегически важном регионе. Но кто придет и что принесет?»
Вступать в философски-политические диспуты с агентом не было ни времени, ни желания: все равно каждый останется при своем мнении. Да и стоило ли затевать споры, способные испортить отношения? Они капля за каплей подточат и обрушат тот шаткий мостик доверия, который Бахареву с таким трудом удалось выстроить между собой и Султаном. Потому майор сделал вид, что не обратил внимание на замечание собеседника, и поинтересовался:
– Что новенького на той стороне?
– Затишье, как перед бурей, – осведомитель вернул пустой пластиковый стаканчик, и контрразведчик спрятал его в сумку: на месте встречи нельзя оставлять никаких следов. – Похоже, все чего-то ждут.
– Чего?
– Кто знает? Может быть, готовятся к новой крупной акции? По крайней мере в ставке Абдулкасыма я видел двух незнакомых людей в камуфляжных костюмах, свои лица они закрывали темными платками. Наверное, не хотели, чтобы их узнали, пусть даже случайно.
– Тебе удалось выяснить, кто они?
– Нет. Излишнего любопытства, как ты понимаешь, проявлять не стоило.
– Может быть, это новые военные инструкторы? – предположил Бахарев.
– Не думаю, – не согласился Султан. – Скорее их поведут на эту сторону хребта. Проводник уже знает дорогу. И я ее тоже знаю.
– Где они пойдут?
– Скорее всего, через Черное ущелье, по карнизу на склоне.
Черное ущелье? Там гостей неплохо встретить, а еще лучше взять живыми. Дислокация воюющих сторон здесь, в горах, частенько напоминала слоеный пирог с раскисшей начинкой, имевшей удивительную способность переползать с места на мес то: сегодня тут правительственные войска, а назавтра, глядишь, уже боевики оппозиции. Только русские огневые точки постоянно оставались на своих местах и прикрывали стратегически важные направления на границе. Куда пойдут незваные гости, если им удастся миновать ущелье? Потом ищи ветра среди мрачных и молчаливых каменных громад, умеющих крепко хранить тайны.
– Куда они нацелились? – спросил майор.
– Не знаю! – тихо рассмеялся осведомитель. – Но вот пойдут они, скорее всего, послезавтра, в самую темную ночь.
И то хлеб, что, хотя бы примерно, известно время перехода границы. Требовать от Султана слишком многого по меньшей мере неразумно – он и так проявлял завидную хитрость и изворотливость, являясь глазами и ушами Бахарева на той стороне хребта. К тому же осведомитель не только добывал сведения, но и изымал корреспонденцию из некоторых «почтовых ящиков»: тайников, в которые закладывали сообщения агенты, постоянно находившиеся среди боевиков и не имевшие возможности приходить на встречи с майором. Правда, к глубокому сожалению, таких людей было немного.
– Это тебе, – Султан сунул в руку Юрия затянутый шнурком небольшой полотняный мешочек с письмами из тайников: каждый осведомитель пользовался своим шифром.
Бахарев спрятал мешочек в сумку, вынул из нее перетянутую резинкой пухлую пачку денег и отдал ее осведомителю. Султан молча принял плату за нелегкий и опасный труд, и Юрий обрадовался тому, что он промолчал: ведь, по большому счету, сейчас заплатили за предательство, в какие бы благие одежды оно ни рядилось.
– Когда увидимся снова?
Осведомитель встал и в чуть забрезжившем сереньком свете раннего утра майор угадывал его поджарую фигуру с сумкой через плечо.
– Через десять дней. Если понадобится раньше, я дам знать: ты знаешь, где искать условный знак.
– Да, – кивнул Султан. – Через десять дней ночью я буду здесь.
Он повернулся и, неслышно ступая, вышел. Бахарев немного выждал после его ухода и тоже выбрался из дома. Вокруг царила тишина, даже ветер куда-то улетел, и оттого казалось теплее. Юрий начал спускаться по тропинке в долину, чтобы выйти на проезжую дорогу. Перепрыгивая с камня на камень, он подумал, что права старая французская поговорка, предлагавшая побеждать без опасности и торжествовать без славы – еще сотни лет назад как будто предвидели появление спецслужб, которым совершенно не нужна огласка: они давно молчат о победах и поражениях. Но, с другой стороны, рано еще думать о победе, а уж о торжествах по ее поводу тем более…
Разомлевший после парной, Александр Исаевич Дороган завернулся в простыню и развалился на мягком широком диване. Перед ним стоял стол с пыхтевшим электрическим самоваром, бутылками со шведской водкой и марочным вином, тарелочками с разными закусками и восточными сладостями, а с другой стороны стола восседал на таком же диване, несмотря на годы все еще поджарый и мускулистый, отставной генерал-лейтенант Георгий Кузьмич Шатуновский.