– Матерь Божья, что со мной такое? – испуганно прошептала Элиза, невольно оглядываясь. В дальнем конце галереи ей послышались чьи-то шаги, и, внезапно смутившись оттого, что ее могут застать здесь с пылающим лицом и взволнованно блестящими глазами, она бросилась на женскую половину.

Здесь было гораздо теплей, чем в других частях здания, а в коридоре горели масляные светильники. К покоям дочерей барона и их старой тетки вели три одинаковые двери с бронзовыми фигурными ручками. Уже совсем было собиравшись открыть первую из них, Элиза вдруг передумала, на цыпочках прокралась по коридору и юркнула в последнюю, неслышно прикрыв ее за собой.

– Ты еще не спишь? Я так и думала… – выдохнула она, падая в низкое деревянное кресло с плетеной спинкой.

Ее младшая сестра в полотняной, собранной у горла рубашке и толстой шали, наброшенной на плечи, сидя перед зеркалом, переплетала волосы ко сну. Около кровати суетилась молоденькая служанка-латышка, водя грелкой под одеялом.

– Я собиралась ложиться, – ответила Мартина сестре, прикрывая ладонью зевок. – Завтра иду с девушками в лес за клюквой, вставать надо будет засветло.

При этих словах Элиза выпрямилась, недовольно поджав губы.

– Хороша же ты будешь, ей-богу! Ну никак не могу понять, что за радость благородной девице, ведущей свой род от Генриха Льва и императора Оттона, шастать по лесам и болотам, точно простой крестьянке! К лицу ли это тебе? Опомнись! Ведешь себя так, словно и не дворянская в тебе кровь!

– Что это ты вдруг вспомнила об императоре Оттоне? – насмешливо откликнулась Мартина и тут же обернулась, едва не свалившись со стула. – Ты ходила к доктору Порциусу?!

Элиза закусила губу, потом кивнула и радостно засмеялась, разом отбросив вид оскорбленной добродетели:

– Да, была! Дождалась, пока батюшка покинет трапезную, и проскользнула незаметно. Ох, Тине, представь: он почти готов!

– Наш Святой Грааль! – воскликнула Мартина. – Ты его видела?

– Нет, доктор запретил смотреть, пока он незакончен. Я видела только чуть-чуть, самый краешек, выглядывавший из-под покрывала… Мне кажется, там непременно будет изображен ангел. Что ты смеешься? Представляешь, доктор сказал, что мы сможем настаивать в ней серебряную воду!

Мартина сделала большие глаза и тоже рассмеялась.

– Что ж, об этом мы не читали у Вольфрама фон Эшенбаха, но серебряная вода – это тоже не плохо. Уверена, Парцифаль до такого бы не додумался…

– Тине!

– Я шучу!

– Ну, как ты вообще можешь так говорить?! Ведь когда мы вместе читали "Парцифаля", я видела – у тебя на глазах тоже были слезы. А теперь ты смеешься! Как ты можешь?

– Прости, Лизель… Ты права, я почти плакала, но это от жалости к несчастному королю Анфортасу. Что до Парцифаля, то мне он совсем не понравился. Не хотела бы я, чтобы мой рыцарь был таким… А ты? Лизель, что с тобой?

Элиза резко отвернулась, ее щеки горели. Слова Мартины о рыцаре из романа Эшенбаха причиняли ей странную боль, точно та по неведению жестоко посмеялась над ней самой. Мартина в недоумении тронула сестру за плечо, и Элиза отбросила ее руку. Смотреть на сестру сейчас было выше ее сил.

Томительное молчание прервал ворчливый голос служанки.

– Да будете вы ложиться, наконец? Постель вон стынет. Что же это, мне опять придется идти за углями?

– Сходишь, не развалишься! – прикрикнула на нее Элиза. Вспыхнувшая латышка выдернула грелку из постели и вышла из комнаты, стукнув дверью. – Как ты ее только терпишь! Она просто невыносима, дерзит в лицо, а ты ей потакаешь!

Мартина, пожав плечами, быстро перебежала к кровати и юркнула под одеяло, отбросив шаль к ногам.

– Ничего, – невнятно пробормотала она, зарываясь по самую макушку. – Кристина – хорошая служанка.

– Она осмеливается тебя поучать!

– Ну и что? Я ее не слушаю, а дело свое она знает. Что это ты вдруг на нее взъелась?

Поежившись, Элиза обхватила плечи руками. В комнатах женщин каминов не было – за их стенами проходили дымоходы из нижних залов, дававшие достаточно тепла. Но сейчас девушку вдруг охватил озноб. Жизнь, еще недавно казавшаяся такой яркой и сулящей в будущем одни радости, теперь словно утратила перспективу. Их славный род, их богатый благоустроенный замок, их отец – могущественный ливонский дворянин – все это ровным счетом ничего не значило! Они не жили, нет, они просто прозябали здесь, в этом прибалтийском захолустье, а настоящая жизнь проходила где-то далеко мимо них… Там изящные кавалеры в расшитых золотом камзолах клали головы побежденных в бою чудовищ к ногам своих дам, там бесстрашные рыцари преломляли копья на турнирах во славу любви и чести, там совершались великие подвиги, там из ничего созидались могущественные королевства… И оттого, что она всегда была и будет лишена права участвовать в этом прекрасном действе, Элизе хотелось кричать.

– Я… я подумала о нашем госте, – немного невпопад произнесла она. – Он тебе понравился?

Мартина высунула нос из-под одеяла.

– Понравился? Даже не знаю. По-моему, он настоящий Парцифаль! Тебе так не показалось? Наверное, таким и должен быть настоящий рыцарь… Да, и мессир де Мерикур, конечно, очень красив. И, наверное, он бывал при королевском и императорском дворах. Надо будет его об этом порасспросить, если отец позволит…

– Ты слышала, как он говорил о своем предке, Жульене Сидонском? – тихо спросила Элиза.

– Да, говорил он много.

– Ты видела, как у него горели глаза? Пресвятая дева, мне казалось, что я воочию вижу его самого в доспехах, с крестом на плече под палящим солнцем Палестины!

– Да, да, – скептически выгнула бровь Мартина. – А мне почему-то вспомнилась сказка о гаммельнском крысолове…

Ее сестра недоуменно моргнула.

– Что?

– Ну, ты же знаешь мое отношение к музыке… Никак не могу понять, что же такого в этих звуках, что заставляет бедных животных и детей бежать за ними, позабыв про все на свете?

– Что? – бледнея, повторила Элиза.

– Не сердись, Лизель. Я просто хотела сказать, что такие песни не для меня.

Элиза вскочила, опрокинув кресло.

– Ты!… С тобой просто невозможно разговаривать! – выкрикнула она, бросаясь прочь из комнаты.

Выглянувшая в коридор растревоженная тетушка окликнула ее, но девушка, не останавливаясь, проскочила мимо и побежала, куда глаза глядят.

Постепенно ее возбуждение улеглось, а отнюдь не тепличная атмосфера коридором остудила ее пылающую голову. Вновь оказавшись в галерее, она несколько минут постояла там, заново прокручивая в памяти разговор с сестрой, и в конце концов сделала для себя неутешительный вывод о том, что никто в замке не в силах ее понять. Как ни странно, эта мысль девушку почему-то успокоила. Повернувшись, чтобы снова идти к себе, она увидела выходящего на галерею Жульена.

Элиза вздрогнула, мысли ее смешались. Сама того не осознавая, она шагнула навстречу французу. Поглощенный своими мыслями Жульен не сразу заметил возникшую перед ним девушку – его лицо было хмуро, уголки губ капризно опущены. Поняв, что он здесь не один, молодой человек остановился и поднял повыше факел.

– Мадемуазель фон Зегельс? – удивленно проронил он и вдруг улыбнулся.

Элиза не сводила с него глаз.

– Мессир де Мерикур…

– О, вы – ангел, посланный мне в минуту отчаяния. Я совсем заблудился в этих переходах, брожу здесь, как путник в безлюдном лесу. Где все? Где рыцарь фон Тротта? Только вы одна можете меня спасти!

– Вам и брату Вильгельму приготовили комнаты в угловой башне, – девушка точно задохнулась и еле слышно добавила. – Наверное, доктор Порциус уже отвел его туда… Там тепло и чисто. Слугам дано распоряжение согреть для вас воду…

Пристально глядя на Элизу, Жульен медленно взял ее руку и поднес к губам.

– Моя святая Елизавета… – прошептал он, чувствуя, как дрожат в его ладони горячие девичьи пальчики.

"Барон ответит за все!" – подумал он, торжествуя.