Ох, не даром прошли последние три года! Часто затишье перед бурей позволяет пережить саму бурю. У нас было время усовершенствовать снаряжение для Охоты, а теперь пришел час проверить его. Потому что в теории часто бывает одно, а на практике получается совершенно иначе. Мне оставалось лишь надеется, что наши новшества не подведут.
Хорошо, что выделываясь перед инспектором, мы заранее распахнули все ящики. Под водой это отняло бы несколько драгоценных секунд, а так я сразу выхватил свою последнюю инженерную разработку, ручную реактивно-бомбовую установку.
Идея создания этого оружия росла корнями из детства, когда нам с борта «Принцессы Регины» пришлось отбиваться от атакующих торпед при помощи обычных ракетных ружей. И это в какой-то мере сработало, поскольку при установке вменяемого замедления взрыва ракеты, она на большом удалении погружалась в воду и взрывалась под поверхностью, вызывая несанкционированную детонацию биотехов.
Но у ракетных ружей было несколько серьезных недостатков, которые я решил устранить.
Во-первых, в отличие от ракет, я оснастил реактивные глубинные бомбы не замедлителем взрыва по времени, а детонатором, срабатывающим при приближении биотеха.
Во-вторых, специальным кольцом теперь можно было отрегулировать, на какую глубину погрузится бомба, чтобы ждать цель.
И, в-третьих, я значительно увеличил калибр боеприпаса, доведя его до пятидесяти миллиметров.
Ружьишко при этом получилось довольно громоздким, но теперь наступил момент узнать, насколько это было оправдано.
Я вставил в боевой каркас за спиной несколько глубинных бомб. Кольцом на последней, выставил ожидание детонации на трехметровой глубине, сунул ее в казенник ствола, защелкнул затвор, вскинул бомбомет к плечу, прицелился через выбитый взрывом боковой люк и выжал спусковую пластину.
Отдача от ушедшей с душераздирающем воем реактивной бомбы оказалась весьма ощутимой. Неизбежно дали о себе знать пятьдесят миллиметров калибра и мощный первичный вышибной заряд. Но мне некогда было думать об этом, поскольку установка противоторпедных глубинных бомб имеет смысл только в том случае, если ставить их плотным барьером на разных глубинах. Поэтому стрелять надо было часто, довольно широким веером, чтобы не дать твари обойти заграждение по дуге.
Ну, я и начал молотить в нужном направлении, быстро отстреляв весь боезапас из каркаса. Теперь грузовой отсек был заполнен не только водой, но и плотным удушливым дымом от движков выходивших на траектории реактивных бомб.
Благо, грибок в крови исправно поставлял кислород и давал мне возможность не дышать этой гадостью.
Подгребая руками, я со всей возможной скоростью устремился через затопленный отсек в кабину, взглянуть на монитор локатора. Мне важно было видеть, как торпеда отреагирует на выставленную ловушку. И окажется ли ловушка эффективной.
Изумрудная искорка «Стрелки» продолжала рваться вперед, значительно сократив расстояние до гравилета, кроме того, ей на подмогу с запада мчались СГТ-20, скоростные глубинные торпеды боевого охранения платформы.
Эти твари состояли больше из мышц, чем из нитрожира, что позволяло им без труда разгоняться до шестидесяти, а иногда до семидесяти узлов под водой. Правда в этом им помогали, конечно, не только мышцы, но и особая структура кожи, не дающая возникать вихрям и кавитации.
Их легко было отличить на локаторе, поскольку они непрерывно визжали в ультразвуковом спектре, и на мониторе выглядели не точками, а длинными изумрудными трассами. Алекс, увидев на своем локаторе изменение обстановки, прекратил погружение и начал быстро всплывать.
Талантливый он все же, зараза. Понял, что надо делать без всяких команд. Не обращая больше внимания на «Стрелку», рвущуюся на заграждение из глубинных бомб, он перевел всю огневую мощь на пятерку СГТ-20. Вот только СГТ-20 не были столь легкими целями, как умные, но довольно медлительные «Стрелки».
Стремительные и маневренные, они иногда уворачивались от гарпуна, движущегося хоть и на дозвуковой, но все равно на очень большой скорости. Поэтому для поражения пяти тварей гарпунов могло потребоваться втрое больше. Но главным фактором в таком бою являлось не количество гарпунов, а количество отпущенного времени. Поэтому каждый промах значительно сокращал шансы боевого пловца не в силу расхода боеприпасов, а по причине пустой траты времени.
«Стрелка» достигла моего бомбового заграждения, проскочила на глубине первые две ловушки, но третья, самая затопленная, сработала в непосредственной близости от биотеха и подорвала его. В штормовое небо взлетел столб воды, а гравилет сильно качнуло. Я не удержался и впечатался боевым каркасом в переборку.
Я рванулся вперед, чтобы продолжить вырезать антигравитационный привод, но не тут-то было. Каркас за моей спиной зацепился за искореженный алюминий и не пускал вперед.
Выругавшись, я отстегнул защелки ремней и высвободился, оставив каркас с боезапасом и снаряжением до лучших времен, а сам схватил плазморез и направил струю пламени на оставшийся кронштейн.
Гравилет снова сильно качнуло, я не удержался на ногах и с головой погрузился в воду, едва не полоснув себя по руке плазмой. Это рванула одна из СГТ-20, пораженная Алексом. Есть одно попадание! А это уже хорошо.
Мой напарник был вооружен тяжелым однозарядным карабином ТУК-15, способным поражать цели на любых доступных нам глубинах. Короткий пятнадцатисантиметровый гарпун имел калибр сорок миллиметров и штыковой четырехгранный наконечник, снаряженный сорока граммами морской смеси в оболочке из полуготовых осколочных элементов.
Первичный разгон из ствола гарпун получал от мощного бризантного пиропатрона, а при попадании в воду срабатывал реактивный двигатель, топливом для которого являлся порошок, активно выделявший гремучий газ при контакте с водой.
Для снижения сопротивления в жидкой среде часть реактивных газов отводились через носовые протравочные отверстия, что позволяло гарпуну двигаться в создаваемом им же коридоре из водяного пара. В результате снаряд двигался очень быстро и был способен поражать цели на дистанциях порядка двух с половиной километров.
Гарпун был частично управляемым, стрелок мог отклонять его траекторию во время движения, корректируя ее по изменяющимся меткам целей на мониторе локатора. Но даже это не гарантировало точного попадания, когда речь шла о такой сложной дичи, как скоростные торпеды боевого охранения.
Я это понимал прекрасно, поэтому подобрал валявшийся на дне резак и продолжил работу. У меня не было иллюзий по поводу победы Алекса в этой схватке, поэтому надо было как можно скорее освободить привод и подняться на нем в воздух, бросив сам гравилет и притаившуюся под его брюхом бомбу.
Примерно через минуту мне это удалось. Я освободил ажурную сферу от последнего кронштейна, пристегнул один конец троса карабином к поясу, а другой к скобе привода.
Справившись с этой несложной задачей, я отправил Алексу сообщение. Напарник не ответил, но, судя по меткам на мониторе локатора, у него на это банально не было времени.
После потери одного из бойцов, оставшаяся четверка скоростных торпед предприняла обходной маневр. Две обошли Алекса с одной стороны, две с другой. Но стоило им чуть приблизиться к боевому пловцу на дистанцию более или менее эффективного взрыва, как карабин показал себя с самой лучшей стороны.
На малых дистанциях, из-за большой скорости гарпуна, торпеды не успевали уворачиваться от снарядов. В результате Алекс метким попаданием сразил очередного биотеха, а остальные вынуждены были разорвать дистанцию и ждать, когда у стрелка закончится боезапас.
Нас это полностью устраивало, поскольку давало таймаут. Как только Алекс в этом убедился, я получил от него сообщение: «Готовься, иду».
Я, в общем-то, был готов. Мне надо было только вернуть зацепившийся за переборку каркас со снаряжением. Но я не успел. Одна из СГТ-20, не имея возможности поразить боевого пловца, устремилась к другой, более доступной цели. К нашему гравилету, продолжавшему медленно тонуть среди бушующих волн.