Борис Богданов
Служба точного времени
Шесть часов до столкновения. Четыре часа до окончания плановой эвакуации.
Удивительные метаморфозы происходят со временем, когда стоишь в очереди. Чаще всего оно тянется, как резиновое, стекает каплей густого меда по стеклянной стенке, и только регулярная смена цифр на большом электронном табло доказывает его ход. А в конце дня недоумеваешь, куда же подевались часы, проведенные в огромном помещении аэропорта, а ныне эвакопункта, заполненном шарканьем тысяч ног и тихим шепотком соседей. Ушли, растворились в ожидании — и вот уже пора укладываться спать здесь же, на ленте транспортера, обняв взвешенный и промаркированный груз. Пройдут считаные минуты, раздастся негромкий звонок, и лента дернется и проедет несколько метров, приближая ожидающих к пандусу. Значит, для передних уже началась посадка, значит, в противоположном конце зала места на транспортере заняты новой порцией невольных пассажиров, еще оживленных, обсуждающих процедуры идентификации, оформления, переодевания в полетные комбинезоны, проверки и упаковки багажа. Сколько маленьких трагедий переживается сейчас там! Список разрешенных вещей утвержден раз и навсегда, и нет из него исключений. Никаких альбомов со старыми фотографиями, никаких сувениров из прошлой, счастливой жизни. Все лишнее, составляющее смысл обыденности, остается в зоне фильтрации. Документы, пара цифровых кристаллов с любимыми книгами и фильмами, запасной комбинезон и, самое главное, билет. Он же памятка по эвакуации. Люди возятся, устраиваясь. И опять наступает тишина, нарушаемая иногда только сонным плачем ребенка.
Пауза, звонок, шум моторов, пауза, звонок, шум моторов. Потом вибрация пола рождает низкий гул — это отзвук разгонных движков очередного модуля. Еще несколько сотен человек спаслись, еще одна бусина вплелась в ожерелье орбитальной сети, еще на несколько тысяч километров ближе проклятый камень.
Пять часов до столкновения. Три часа до окончания плановой эвакуации.
— Посмотри, вот он, — тихо шепчет мужчина на соседнем справа транспортере, — стал еще больше.
— Не хочу! — женский голос устал, но зол. — Чего ты лезешь ко мне со своей кометой? Говорила тебе — раньше надо было…
Константин уже привык к их постоянным ссорам. Возможно, ругань дает им возможность почувствовать себя живыми в царстве этого размеренного механического движения.
Звонок, шум моторов, мягкий рывок транспортной ленты…
Астероид в самом деле стал больше. Он ясно виден в панорамном окне как довольно яркая звезда. Некоторые после долгого наблюдения утверждают, что его приближение заметно на глаз. Это, конечно, иллюзия, обман напряженных чувств. Реальное движение будет видно перед самым ударом, секунды, вряд ли минуты.
— Вам тоже не спится? — Рослый, сутулый старик, сосед спереди, приглядывается к Константину. Сам он сидит на ленте, медленно раскачиваясь китайским болванчиком вперед-назад, вперед-назад.
— Вы же видите.
— Да. Не завидуете тем, кто может сейчас спать? — Блик плафона на лысине старика возникает и пропадает в такт движениям. — У меня не укладывалось в голове, что такое возможно. Переместить наверх все человечество! Невероятно!
— Не всё. Кого-то не нашли, кто-то отказался…
— Это мелочи! Всегда были и будут потери. Но сама идея! Как у комитета не опустились руки перед величиной проблем? Я сам управленец, чиновник. Могу представить, как это было трудно.
— Но ведь справились? — Константину становится интересно.
— Вы правы, молодой человек. Я поначалу даже хихикал по-стариковски, когда пошли все эти ограничения и реквизиции. Когда стали изымать всякую металлическую мелочь, якобы для строительства кораблей. Ну скажите, сколько ракет можно построить из наручных часов? Чушь какая-то! Как хорошо, что хватает времени. А если бы его не хватало? Вот тут я понял высший смысл. К чему нам всем часы? Смотреть на стрелки поминутно и ужасаться, как мало осталось?
— Писали же, все пошло в переработку.
— Оставьте! Не верьте агиткам. Для этого сначала надо создать индустрию переработки, вернее, не создать, а перепрофилировать. А времени нет.
— Мы успеваем.
— Да. — Старик посмотрел на табло. — Два с половиной часа, фантастика. Как все организовано! Я все думаю — если времени не хватает? Это же паника! Задние сминают передних, все вместе штурмуют корабли. Те не могут взлететь! Кошмар! И так повсеместно!
— Не пугайте людей, — Константин тоже посмотрел на табло, — времени хватит.
Звонок, шум моторов, еще несколько метров вперед…
— Почему у меня забрали часы? — Полный мужчина с холеным лицом из последней партии беженцев задает этот вопрос в пустоту. — Кому они помешали, может мне кто-нибудь ответить?
Константин внимательно прислушивается. Если ситуация не исчерпается сама, ему придется вмешаться. Но вроде все тихо. Что-то успокаивающе говорят соседи, что-то про каждый грамм, что на счету, про расход топлива, про необходимость идти на жертвы.
— Да я понимаю все, понимаю. — Мужчина конфузится и начинает оправдываться: — Но я всю жизнь с часами на руке, я даже сплю в часах, и в баню… — Он говорит что-то еще, но тише и тише, пока не замолкает совсем.
Его увещеватели правы. Каждый грамм, выведенный на орбиту, — это лишнее топливо. Сто наручных часов, пронесенных на борт «Урагана-М», — и какому-то ребенку не хватит места. Поэтому все в зале стрижены почти под ноль и одеты в невесомые комбинезоны. Когда на орбиту ежеминутно уходят миллионы, экономия массы спасает дополнительные тысячи жизней. Большие плакаты и панно с такими и многими подобными объяснениями висят сейчас на улицах городов по всей планете. Телевизионные сюжеты и выступления специалистов еще недавно наполняли телеэфир, объясняя, вдалбливая эту нехитрую арифметику.
Звонок, шум моторов, приглушенный стенами рев стартующего корабля.
Четыре часа до столкновения. Два часа до окончания плановой эвакуации.
— Мама, мама? — шепчет неподалеку девушка. Даже унылый комбинезон не может испортить ее юной миловидности. Девушка испугана и с трудом сдерживает слезы. — Мама, ты слышишь меня, ответь…
Интересно. Неужели мобильник? Никакие гаджеты, об этом неоднократно подчеркивалось на инструктажах, не допускаются и подлежат обязательной сдаче. Поднявшись с уютного транспортера, Константин сделал несколько шагов и тихо присел рядом с ней.
— Это бесполезно, — прошептал он, наклонившись поближе.
— Ой, — девушка вздрогнула и быстро зажала ладошки между сжатыми коленками, — кто вы?
— Меня зовут Костя, а вас?
— Марина, — она всхлипнула. — Я знаю, что нельзя, но мама, она в другом городе, я совсем не знаю, что с ней, как она…
— Марина, — спокойно заговорил Константин, — мобильная связь не работает с начала эвакуации, все частоты отдали спасательным службам.
— Но как же мы, надо же знать…
— Мариночка! С вашей мамой все будет хорошо. Может быть, она уже на орбите. Например, как вы здесь оказались?
— Нас сняли с маршрута, мы сплавлялись в Карелии, прилетел вертолет…
— Вот видите! Даже вдали от людей, в лесу вас нашли и привезли сюда. Ведь ваша мама — городская?
— Да, — на лице девушки возникла неуверенная улыбка.
— Так что же вы волнуетесь! Успокойтесь. — Константин постарался, чтобы его улыбка вышла как можно более естественной. — И отдайте телефон охране. А если боитесь вопросов, то отдайте его мне, а я уж сам.
— А как вы?
— Скажу, что нашел. — Константин пожал плечами. — Думаете, захотят проверить? Зачем?
Телефончик был маленький и плоский. Он скорее напоминал кредитку, одноразовая модель, несколько минут разговора. Последнее время они стали очень популярны, дешевы и не занимают места. Телефонный чип, сенсорная клавиатура, динамик и встроенные часы — вот и все. Часы тоже простенькие, синхронизация по сигналам со станции, даже и не часы, а просто приемник. Зажав мобильник в руке, Константин кивнул обнадеживающе Марине и направился к стартовому пандусу, перешагивая через ноги лежащих людей, стараясь двигаться тише. Очень многие не спят, атмосфера в зале накаляется, нервы у всех на пределе. Константин старался не обращать внимания на ждущие, заинтересованные, подозрительные взгляды, но от них свербело между лопаток. Он внутренне поежился: «Они спокойны. Нервничают, но держат себя в руках. Это хорошо».