— Не погубите, Бога ради… Это онъ, негодяй, всему виноватъ… Это онъ мнѣ такую штуку подстроилъ… Я съ самой конструкціи на этой дорогѣ служу, и никогда со мною этого не случалось, пока на мою шею не навязали этого негодяя.

При этомъ онъ указалъ головою на Воронина; на глазахъ его навернулись слезы.

— Да говорите толкомъ, — сказалъ управляющій, — что такое случилось?

— Я его предупреждалъ, — перебилъ Воронинъ, тоже соскочивъ съ паровоза, — а онъ говоритъ: «я здѣсь хозяинъ»… Ну, хозяинъ, такъ хозяинъ… самъ паровозъ сжегъ, а на меня сваливаетъ.

— Вотъ какъ! Такъ это вы паровозъ сожгли, — сказалъ управляющій. — Да вѣдь у васъ и паровозъ-то товарный. Какимъ же это образомъ васъ съ экстреннымъ поѣздомъ послали?

— Пассажирскій паровозъ испортился, — отвѣтилъ Ефремовъ, — такъ начальникъ депо меня послалъ… Не погубите… жена, дѣти маленькія…

— Ну, ладно, тамъ ужъ начальство разберетъ, — сказалъ управляющій, и обращаясь къ своей свитѣ, прибавилъ. — Дѣлать нечего, господа, придется намъ здѣсь привалъ сдѣлать, а пока надо распорядиться, чтобы дали знать на ближайшій телеграфный постъ о высылкѣ вспомогательнаго паровоза.

И сказавъ это, онъ направился обратно къ своему вагону, а за нимъ послѣдовала и вся свита.

Пока подоспѣлъ вспомогательный паровозъ, прошло около двухъ часовъ, и все это время Ефремовъ неподвижно сидѣлъ на желѣзномъ сундукѣ, разбитый физически и душевно.

Между тѣмъ, резервный паровозъ подъѣхалъ, прицѣпился къ паровозу Ефремова, и поѣздъ опять помчался.

День клонился къ концу и начинало вечерѣть, когда поѣздъ пріѣхалъ на станцію, на которой служилъ Ефремовъ. Тамъ ужъ собралось много народу: тутъ былъ и начальникъ депо, были и свободные машинисты. Всѣмъ уже было извѣстно по телеграммамъ, что съ экстреннымъ поѣздомъ поѣхалъ Ефремовъ и что онъ пробки расплавилъ, — и всѣмъ любо было посмотрѣть, какъ это его за носъ притащутъ[17].

Лишь только поѣздъ остановился, къ паровозу Ефремова подошелъ начальникъ депо и спросилъ:

— Ну, что, Ефремовъ?.. Что это съ вами случилось?

— Да что, Павелъ Ивановичъ, — отвѣчалъ Ефремовъ упавшимъ голосомъ, — съ роду пробокъ не плавилъ, а вотъ когда пришлось! И все помощникъ виноватъ… Вы ужъ, пожалуйста, заступитесь за меня… я вѣкъ Бога за васъ молить буду…

— Да я-то что-жъ могу сдѣлать? — отвѣчалъ начальникъ, и покачавъ головою, пошелъ навстрѣчу «начальству».

Ефремовъ слѣзъ съ паровоза, и бросивъ его на произволъ судьбы, отправился домой. Ему хотѣлось скорѣе уйти отъ постороннихъ взглядовъ и остаться одному. И вотъ онъ опять брелъ по тому же самому пути, что и въ прошлую темную ночь, но только въ противоположную сторону. И сколько въ этотъ сравнительно короткій промежутокъ времени испыталъ онъ ощущеній!..

Когда онъ пришелъ домой, то, не говоря женѣ ни слова, заперся въ своей комнатѣ, раздѣлся, легъ и заснулъ — заснулъ тѣмъ крѣпкимъ, мертвымъ сномъ, на какой можетъ быть способенъ человѣкъ только подъ вліяніемъ сильнаго горя.

На слѣдующій день Ефремова потребовали въ контору. Когда онъ туда вошелъ, то увидалъ начальника депо, а передъ нимъ на столѣ двѣ мѣдныя пробки, въ которыхъ сердцевина была совершенно пустая.

— Что вы надѣлали? — сказалъ начальникъ, указывая на пробки. — Я только-что осматривалъ вашъ паровозъ, тамъ покоробило потолокъ, дѣло скверное…

— Павелъ Ивановичъ! — убитымъ голосомъ началъ оправдываться Ефремовъ, — тутъ Воронинъ во всемъ виноватъ: паровоза не смазалъ, топку не вычистилъ; все онъ, онъ одинъ…

— Но, вѣдь, не онъ машинистъ, а вы, — перебилъ начальникъ, — вы хозяинъ паровоза и своей бригады, вы можете приказать, и у васъ всегда есть средство заставить исполнить свое приказаніе; поэтому и вина всецѣло падаетъ на васъ.

Черезъ нѣсколько времени послѣдовала резолюція, по которой Ефремовъ смѣщался въ помощники на неопредѣленное время.