Как я ненавижу это место. Эти белые стены, решетки на окнах, дурацкая одежда, напоминающая балахоны, и куча психов, вокруг меня. Вы спросите, а чем я отличаюсь от них, если тоже нахожусь в психиатрической больнице? Я всего лишь чуть не убила бывшего парня, застукав его с лучшей подругой, после чего мне хотелось покончить с собой, что я и пыталась сделать. И зачем меня спасли? Чтобы притащить сюда и закрыть тут? Шрамы на руках уже затянулись, но я старалась их прятать. Мама до сих пор еще не пришла в себя, а отец, он даже не пытался вытащить меня отсюда. Он сказал, что мне пойдет на пользу, я приведу мысли в порядок, и тут со мной ничего не случится. Да, тут точно ничего не может случиться, нам ничего не разрешают, мы только смотрим телевизор, гуляем во дворе, а самые трудные еще занимаются всякой фигней.

— Листочек, листочек. — С этими криками Эмили кружилась вокруг меня, показывая мне какой-то листик с дерева. Эмили двадцать два года, она сошла с ума, когда узнала, что ее родители погибли в аварии, когда ехали к ней. Она училась в университете, и домой приезжала редко, и вот, родители решили навестить любимую дочь, но встречную полосу вылетел грузовик и встретился с машиной ее родителей. Девушку сразу же определили сюда, она здесь уже два года. Меня же заперли тут всего пол года назад, но я уже готова повеситься, лишь бы не находиться в этом дурдоме.

— Аманда, идем. — За спиной послышался голос медсестры. Я встала и вошла в корпус. Все девушки уже были внутри, было довольно шумно, в прочем, как всегда. Я прошла к одинокой сидевшей в дальнем углу в одиночестве. Это была Джули. Она единственная, с кем я могу общаться. Она такая же, как и я, тоже пыталась убить себя.

— Привет. — Поздоровалась я и села рядом. — Ты почему не была на прогулке?

— Не могу больше смотреть на этих идиоток. — Со злостью в голосе ответила Джули. — Я уже три года торчу тут, родители обещали вытащить сразу, как только я пойду на поправку, и что? Они просто бросили меня.

— Да, мои тоже не особо содействуют мне. — Я усмехнулась. Мои родители не приезжают уже ко мне два месяца, по телефону она сказала, что мне надо реабилитироваться. Никогда не думала, что меня предадут самые близкие люди. Подруга, любимы человек, родители. Они-то предали меня куда круче, упрятали в психушку и забыли. Отцу явно не нужна такая репутация, у которого дочь сумасшедшая суицидница. Только вот я не сошла с ума, но сойду, если останусь здесь.

— Ладно, не будем об этом. — Брюнетка попыталась улыбнуться. — Скоро ужин, идем.

Мы встали и пошли в столовую. На ужин как обычно мерзкий суп и чай. Отлично подходит для толстушек, которые хотят похудеть. Я не ужинаю уже больше месяца, только чай. Где-то в коридоре послышался крик. У Сары опять начался приступ агрессии, и сейчас санитары пытались вколоть ей снотворное. Я прислонилась к стене и стала наблюдать за эти спектаклем. Джули стояла рядом с кривой улыбкой. Она недолюбливала Сару за то, что та постоянно кидала в ее адрес колкие шутки, и однажды, они подрались. Джули провела запертая в палате около недели. Санитар отнес угомонившуюся девушку в ее палату.

— Аманда, тебя ждет доктор Роджерс. — Она взяла меня под локоть и повела в кабинет психиатра. Он почти каждый день беседовал со мной. Отец оплачивал все процедуры, и мне даже казалось, меня специально не выпускают, только из-за папиных денег.

— Добрый вечер, Аманда. — Улыбнулся мужчина в белом халате, сидевший за столом.

— Здравствуйте. — Буркнула я и села в кресло.

— Как ты чувствуешь себя? — Он открыл мое личное дело и взял в руки ручку.

— Нормально. — Без каких либо эмоций ответила я. Все было банально, и каждый раз одно и то же. Мои показатели не менялись, депрессия никуда не делась, но я все так же не шла на контакт с окружающими.

— Настроение по-прежнему враждебное? — Больше утверждение, чем вопрос произнес Роджерс. — Аманда, Вы должны понять, чем агрессивнее и нахальнее Вы себя ведете, тем больше времени уйдет на реабилитацию. — Я смотрела прямо на него, но молчала, показывая всем своим видом, что не собираюсь отвечать на вопросы. — Вам уже перестали давать таблетки, и это хороший показатель.

— Мне плевать. — Чуть наклонившись через стол, крикнула я. — Идите к черту, ясно? Как я могу быть дружелюбной, если мои собственные родители упекли меня в психушку, я хотела сдохнуть, и сейчас хочу, потому что кому нужна девушка, вернувшаяся из дурдома? — Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

— После этих слов мне снова придется назначить Вам курс лечения, я думал, наклонности к суициду прошли, но вижу, что все гораздо серьезнее. — Он начал записывать что-то в мое дело, а я сидела и смотрела на него разъяренным взглядом. Роджерс снял трубку и попросил медсестру подойти в кабинет. Спустя минуту появилась женщина в очках, она кивнула головой доктору и попросила меня пройти с ней. Я уже знала, что сейчас мне дадут успокоительное и еще какую-то дрянь, после чего запрут в палате до утра. В первые несколько дней пребывания в больнице, я накинулась на санитара, который пытался вколоть мне что-то, послала к черту Роджерса, и подралась с одной из пациенток. Такого больше не повторялось, но Тим боится, что я могу устроить что-то подобное.

Я лежала на кровати и смотрела в потолок, который уже стал мне родным. В голову лезли воспоминания. Я была так счастлива с Майком, и мне казалось, что это навсегда. Но отчетливо я помню лишь тот день, когда увидела Шенон и Майка в одной пастели. Я даже не знаю, как это произошло, но я в одно мгновение оказалась рядом, скинув за волосы свою подругу, я просто начала его душить. Мне не было больно, внутри была пустота и ненависть, и желание убить их обоих. Дальше было как в тумане, я отшатнулась и бросилась бежать. Очнулась уже у себя в ванной с лезвием в руках. Четыре полоски на руке, кровь на полу, и я отключилась. Так же я все время думаю о маме. Папа всегда был довольно грубым, но делал все, чтобы я ни в чем не нуждалась. Отец хотел сына, но родилась я, а после меня мама уже не смогла забеременеть. Папа все время пропадал на работе, в разъездах, но только не дома. Поэтому единственной радостью для мамы была я. И мне было ужасно плохо, осознавая то, что я оставила ее одну. Я прекрасно знала, что отсюда вряд ли выберусь, а это значит, не увижу ее счастливой.

Я привыкла к этому состоянию безнадежности. Мне не хотелось просыпаться, ведь каждый раз я вижу вокруг себя эти угнетающие стены, пустоту и одиночество. Конечно, в этом виновата только я, испортила свою жизнь окончательно. Неужели я бы не пережила эту измену? А что теперь? Ничего, совершенно. Я буду находиться в этом здании вечность, а если и выйду, то все будут показывать на меня пальцем. Никому не нужен человек с таким прошлым, ведь на меня завели уголовное дело, за причинение легкого вреда здоровью, еще и отправили сюда. Страшнее всего было понимать, что жизнь закончена. И закончилась она в двадцать семь лет.

Снова эти крики. Я забилась уже в родной мне угол, уткнулась лицом в колени и плакала. Папа и мама ссорятся каждый день, и всегда это заканчивается одинаково, он просто избивает ее так, что она не в силах даже вымолвить слово. Но, он ни разу не тронул меня, он даже не замечал меня, просто орал на мать, после чего шел вниз, ложился на диван и смотрел телевизор. Завибрировал телефон и я вздрогнула. Звонила Саманта, но я не могла ответить ей, потому что слезы душили меня. Подруга знала, что происходит в моей семье, и всегда боялась, что когда-нибудь отец и до меня доберется. А я больше не могла этого выносить. Я хотела закрыть глаза и не открывать их до тех пор, пока не произойдет чудо и все не станет так, как было до тех пор, пока отец не начал изменять маме. До этого мы были идеальной семьей, а потом все изменилось. Вот уже несколько лет я живу в страхе за маму, и за себя. Я встала и подошла к своему столу. Открыв нижний ящик я достала успокоительное, и приняв несколько таблеток, погрузилась в сон.