Это меня и добило. "У меня есть дар, Елена. Дар вести по пути превращения в волка. Ты пойдешь за мной?". И я пошла. И никогда об этом не пожалею. А сколько пойти не смогут? Сколько не узнают свободу бега под луной, свободу быть волком?

— Ты знаешь, где он сейчас?

— Догадываюсь.

— Надеюсь, ты понимаешь, что должна сделать.

"Не сейчас! Я пока не готов"… Он знал. Знал кто мой отец. И знал, что должен будет уйти. "Я, правда, не знаю, как мне жить в мире, в котором не будет тебя". Я тоже не знаю, Грэм. Я не знаю, как буду жить без тебя в этом мире. Но тебе придется уйти. Я не могу допустить, чтобы вольное племя ночных охотников исчезло навсегда. А еще я никогда не подойду к черному ходу в клинике. Я не смогу снова увидеть тебя волком, сама оставаясь человеком. Не приходи туда, Грэм. Забудь. Хватит и того, что я забыть не смогу.

Когда я набирала номер Кирилла, мне было плохо, как никогда в жизни.

— Привет!

— Алена? Что-то случилось?

— Нет, Кирилл. Все в порядке. Грэм у тебя?

— Да.

— Позови его.

— Алена?

— Позови его, Кирилл.

— Я не могу. Он — волк.

— Ладно. Тогда передай, что мой отец хочет видеть его немедленно.

— Алена, что случилось?

— Ничего невозможного, Кирилл, — наверное, мой смешок еще страшнее, чем если бы я резала себе глотку, — Мой отец хочет видеть его, чтобы переправить в родной мир.

— Алена!

Я отключила телефон. Нет! Нет! Нет! Я не хочу слышать в его голосе ни сочувствия, ни насмешки, ни торжества победителя! Нет!

— Он скоро будет здесь, — сообщила я отцу — А теперь уходи.

— Алена…

— Уходи. Скажи ему, что я желаю счастья и процветания его народу. И что я не хочу больше его видеть.

— Алена…

— Уходи, папа.

Дверь в свою комнату я заперла на задвижку. Я не плакала. Никогда не думала, что может быть такое черное, начисто лишенное каких-либо других эмоций, отчаянье. Краем уха я слышала, как он пришел, как отец увел его на кухню. Я разрывалась между желанием увидеть его еще хотя бы раз и ужасом заново пережить осознание расставания. Я не вышла.

— Елена…

И не ответила.

— Только скажи, и я останусь. Твой отец не может заставить меня уйти.

Нет. Не искушай! Все равно не скажу. Не посмею.

Молчание длилось долго. Я даже подумала, что он ушел.

— Я все равно вернусь за тобой. Чего бы мне это ни стоило. Я найду способ. Жди меня, Елена.

Как будто я смогла бы жить иначе. Или поверить в то, что это правда.

Смотритель Гектор.

Я чувствую, что Грэм вернулся, и выхожу в коридор. Даже не взглянув на меня, волк тенью скользит в гостевую комнату. Все, не могу больше. Нужно что-то делать. Я просто обязан как-то достучаться до него. Невозможно жить с таким отчаяньем в сердце. Даже меня оно разрывает на части, что же говорить о самом оборотне.

— Грэм, — я без стука вхожу в апартаменты.

Он заканчивает одеваться. На меня он не смотрит и делает вид, что не замечает моего присутствия.

— Хватит, Грэм, давай поговорим.

— Не сейчас.

— Я это уже слышал.

— Уйди, Гектор.

— Нет.

— Гектор…

— Нет, Грэм, я не уйду.

С минуту он сверлит меня взглядом, но, видно его собственная боль слишком хорошо отражается в моих глазах, и он сдается.

— Хорошо…, - он отворачивается, — О чем ты хочешь поговорить со мной?

Деланное равнодушие в его голосе не может меня обмануть.

— О том, что произошло там.

— Нет.

— Да.

С тех пор, как Грэм вышел из комнаты лекаря, прошло два месяца. Тогда я сразу сообщил леди Рисс о его возвращении, и на следующий же день парня забрали. Уже тогда я почувствовал неладное. Собственно, то, что он будет неадекватен, ожидалось. Грэм провел в чужом мире один из самых важных периодов становления личности оборотня. Наследственная память начинает работать, накладываясь на личностное восприятие мира, многовековой опыт вида спаивается с получаемой органами чувств информацией, отождествляя их друг с другом. Но у Грэма наследственная память вошла в конфликт с нездешней реальностью.

А спустя месяц царственная кошка лично меня навестила. Никогда не думал, что эту даму можно чем-то удивить, но, похоже, Грэм оказался на это способен.

Вместо того, чтобы остаться в клане вервольфов и адаптироваться к своему родному миру, он, буквально через пару дней, ушел в Деревню Отверженных.

Деревня Отверженных — замкнутый мирок несчастных полукровок, не способных к трансформации. Хотя по традиции ребенка-полукровку ведет к первому перевоплощению трансформатор из клана отца, иногда это не удается. Если же малышу не могут помочь и в клане матери, он становится отверженным. Как правило, такое случается, если и отец и мать ребенка сами являются полукровками в недавнем поколении. Отверженные живут жизнью обычных людей, создавая семьи только между собой. Каждый ребенок в деревне по достижении определенного возраста обязан пройти обследование у трансформаторов из разных кланов. Иногда, хоть и крайне редко, им удается стать полноценными оборотнями.

То, что творил Грэм, противоречило всем законам генетики и магии перевертышей. Буквально за пару недель в Деревне Отверженных не осталось ни одного ребенка. Все они, даже те, в ком не было ни капли волчьей крови, стали полноценными вервольфами. Некоторые родители, сами выросшие в других кланах, не сразу согласились на трансформацию своих детей в волков, но уже через несколько дней стало ясно, что в итоге не устоит никто. Неважно кем, главное, чтобы дети жили нормальной жизнью.

А потом он взялся за взрослых. С ними было сложнее. Иногда Грэму приходилось проводить до десяти трансформаций прежде, чем отверженный учился перекидываться сам.

— Он изматывает себя, — леди Рисс металась по моему кабинету, — Ты не представляешь, Гектор. Нормальный трансформатор не проводит больше одного обращения в неделю. А он работает каждый день. Каждый день! Более того, я сама видела, как он за раз провел прямую и обратную трансформацию сразу троих малышей. Он гордо заявил, что с детьми это просто, но потом проспал почти сутки.

— Вы были в Деревне Отверженных, миледи?

— Конечно! Что бы там ни было, Гектор, но они — оборотни, и совет обязан заботиться о них.

— Теперь они станут заботой только одного клана. Не это ли вас беспокоит, мадам?

— Брось! Резкий прирост населения в клане вервольфов не сделает их сильнейшими.

— Пока — нет, но потом…

— Львы всегда были малочисленны, но всегда оставались у вершин власти. Меня не заботит поголовье вервольфов с этой точки зрения. Скорее, с экономической. Шалель уже запросил помощи, и я могу его понять. В клане не так много семей и далеко не все хотят брать на воспитание переростков.

Оборотни заключают браки только в очень зрелом возрасте, и многодетными они, как правило, не бывают. Основная цель браков не в этом. Лет до ста пятидесяти, каждую весну оборотни проводят в звериной ипостаси и ведут себя, как и положено животным в брачный период. В результате рождается приплод чистокровок, которых воспитывают не родители, а именно семейные пары. По достижении трех лет, оборотень считается взрослым и уже сам принимает участие в весенних игрищах. Именно в этот период и гибнет большая их часть. По неизвестным причинам на одну рожденную самку приходится иногда до десяти самцов, которые убивают друг друга за право добиться благорасположения подруги. Созданные весной пары нередко сохраняются на несколько лет, но в человеческой ипостаси у пар одного вида зачатия не происходит. Зато завязать романтические отношения, не отстояв в поединках своего права, считается дурным тоном и неуважением к женщине. Совсем другое дело — смешанные пары. Они возникают исключительно в человеческой ипостаси и приводят к рождению полукровок.

Ничего удивительного, что семейные пары клана вервольфов не хотят брать на воспитание новообращенных переростков. Учить их всему заново, да еще за короткий срок, удерживая от нормальной весенней сексуальной активности, дело хлопотное и неблагодарное. Вполне естественно, что Шалель, вожак вервольфов, надеется, что финансовая поддержка поможет уломать несговорчивых воспитателей. И другие кланы пойдут на это. То, что делает Грэм, избавит оборотней от другой, куда большей головной боли.