Вдруг Толя вскакивает со стола. Раскланивается во все стороны.
Снова падает.
ШУРА. Наш выход, Толя! Вперед!
Толя снова вскакивает. Снова раскланивается. Корчит рожи. Падает.
ШУРА. Вперед, Толя! Наш номер!
Толя опять поднимается. Опять раскланивается. Начинает говорить чужим голосом.
ТОЛЯ. Я этот… этот я… Билл. А это этот… кто он?.. он этот… Сэм. И мы сегодня провернём это… это мы провернём… это… дельце… Вот! Значит, я Билл, а это Сэм… Привет, Сэм. Знаешь, что, Сэм? Иди ты, Сэм, в баню, Сэм, вместе со своим дельцем, Сэм.
ШУРА. Что случилось, Толя? Они тебя нашли? Где пацан?
ТОЛЯ. О! Сэм… Привет, Сэм…
ШУРА. Что случилось, Толя?
ТОЛЯ. О! Сэм! Привет, Сэм. Как поживаешь, Сэм?.. Я тоже неплохо, Сэм… А тут вкусно пахнет, Сэм. Ты жарил пирожки, Сэм? С чем пирожки, Сэм? С луком с яйцами, Сэм? Я люблю с луком с яйцами, Сэм. Дай мне один попробовать, Сэм…
ШУРА. Толя… Толя…
ТОЛЯ. Дай мне один пирожок, Сэм.
ШУРА. Толя…
ТОЛЯ. Ну, дай мне один пирожок, Сэм. Только один, я больше не прошу, Сэм.
ШУРА. Толя…
ТОЛЯ (хнычет). Ну дай мне пирожок, Сэм.
ШУРА. Толя!!!
ТОЛЯ (поёт). То ли еще будет, о-ё-ёй…
ШУРА. Где мальчишка, Толя? Ты им случайно не рассказал про меня?
ТОЛЯ. Быть или не быть…
ШУРА. Толя!!! (Бьет ему по щеке.)
ТОЛЯ (выдержав паузу, глубокомысленно). Ты знаешь, Сэм, я всегда был готов за тебя в огонь и воду, не моргнул глазом во время землетрясений, игры в покер, динамитных взрывов, полицейских облав, нападений на поезда и циклонов. Я никогда ничего не боялся, пока мы не украли эту двуногую ракету. Он доконал меня…
ШУРА. Толя, это я — Шура. Очнись. Где пацан? Они нашли тебя?
ТОЛЯ. Сэм, пожалуй, ты сочтёшь меня предателем, но я просто не мог терпеть. Я взрослый человек, способен к самозащите, и привычки у меня мужественные, однако бывают случаи, когда всё идёт прахом — и самомнение и самообладание. Мальчишка ушёл. Я отослал его домой. Всё кончено. Бывали мученики в старое время, которые скорее были готовы принять смерть, чем расстаться с любимой профессией. Но никто из них не подвергался таким сверхъестественным пыткам, как я. Мне хотелось остаться верным нашему грабительскому уставу, но сил не хватило. (Вдруг показывает пальцем за спину Шуры и дико кричит.)
Из угла выходит Савелий и надвигается на них. В руке у него сковорода.
ШУРА. Бедный, Толя, что они с ним сделали. (Кричит в потолок.) Варвары! Фашисты! Изверги! Он же художник! Ранимая натура! Богема! А вы утюгом его! Утюгом по нежной коже! По оголённым жилам! По тонкой душе! По таланту! По животворящему гению! По вселенской ране! У-тю-гом!!! Варва…
Савелий бьёт Шуре сковородой по голове.
Шура падает.
Толя тоже падает. В обморок.
Савелий делает еще по контрольному удару каждому.
Улыбается.
Картина шестая
(Родственные души)
Там же. Какое-то время спустя.
Шура и Толя сидят, привязанные к стульям. Волосы у обоих во все стороны, головы висят, как у кукол, ноги в тазиках с водой, в которых по кипятильнику.
Савелия нет.
Шура открывает глаза, озирается, пытается пошевелиться. Смотрит на свои ноги. Кричит дико-дико.
Толя от его крика приходит в себя. Тоже кричит.
ШУРА. Толя…
ТОЛЯ. Шура…
ШУРА. Что это было, Толя?
ТОЛЯ. Что это было, Шура?
ШУРА. Только не смотри вниз, Толя.
ТОЛЯ. А что там внизу, Шура?
ШУРА. Ничего. Ты только не смотри и всё.
ТОЛЯ. А что внизу? Мне ногам тепло. (Смотрит, пауза, орёт.)
ТОЛЯ. Шура, прости, он задыхался и мне пришлось его развязать. А потом он мне утюг на живот и больше ничего не помню. Помню только пирожки какие-то. С луком с яйцами вроде. Помню, что их много-много, и я их ем-ем, а наесться никак не могу. Или это во сне было, а… Думаешь, он ушёл?
ШУРА. Если он ушёл, то нам крышка.
ТОЛЯ. А мне уже всё равно. Лишь бы поскорее, а то уже вода горячеет.
ШУРА. И у меня.
ТОЛЯ. Ой, Шура, Шура…
ШУРА. Ой, Толя, Толя…
ТОЛЯ. Думаешь, нас сразу убьют или пытать будут?
ШУРА. Думаю, будут. Он мне по телефону нос отрезать обещал. И фуфелом каким-то назвал. Не знаешь, что это такое?
ТОЛЯ. Не знаю.
ШУРА. И я вот.
ТОЛЯ. А мне ничего не обещал отрезать?
ШУРА. Тебе? Не помню. Уши вроде.
ТОЛЯ. Уши, говоришь?
ШУРА. Вроде. А может, и что другое. Не помню…
ТОЛЯ. Ой, Шура, Шура…
ШУРА. Ой, Толя, Толя…
ТОЛЯ. А помнишь, как в Японию ездили? На гастроли…
ШУРА. Такое разве ж забудешь.
ТОЛЯ. А как я там на вишню залез, помнишь?
ШУРА. На сакуру.
ТОЛЯ. Точно. На сахару. Помнишь?
ШУРА. Да, было время.
ТОЛЯ. Весело было.
ШУРА. Весело.
ТОЛЯ. Ой, Шура, Шура…
ШУРА. Ой, Толя, Толя…
ТОЛЯ. У тебя вода как?
ШУРА. Терпимо пока.
ТОЛЯ. И у меня тепленькая. Приятно даже.
ШУРА. Ничего. Скоро кипеть начнёт. Тогда приятно не будут.
ТОЛЯ. Думаешь?
ШУРА. Уверен.
ТОЛЯ. Плохо это.
ШУРА. Ничего хорошего, да уж.
ТОЛЯ. Ой, Шура, Шура…
ШУРА. Ой, Толя, Толя…
ТОЛЯ. А у нас в Висиме сейчас комаров тьма.
ШУРА. А у нас в Саратове оводы. Выйдешь на улицу, сразу облепят. И давай кусать. Кайф.
ТОЛЯ. И у нас оводы. Тоже кусаются. Кайф… Уши, говоришь, отрезать мне грозился?
ШУРА. Ага.
ТОЛЯ. А что больнее: уши или нос?
ШУРА. Не знаю. Мне пока не отрезали. (Поплевал через плечо.)
Толя тоже поплевал.
Молчат.
ТОЛЯ. Ой, Шура, Шура…
ШУРА. Ой, Толя, Толя…
ТОЛЯ. Умирать что-то не хочется. А тебе?
ШУРА. Спрашиваешь. У меня ж дети где-то. Четверо вроде. Найти их хочу, подарков накупить и прийти. Вот я — ваш папка. Простите меня за всё дурака. Молодой был, ничего не понимал, думал счастье в другом, а счастье-то оно рядом было: орало, голосило, какалось, по ночам спать не давало. Словно говорило: вот я — счастье твоё, не забывай, что это я и есть, одно, единственное, другого не будет. А я не поверил. Дурак… Какой дурак… (Заплакал.)
