— Привет. Так чем та фирма торговала?
— Думаю, что краденым товаром. Но это никогда не удавалось доказать. У нее было несколько агентов, которые ездили по стране и сбывали одежду и другие вещи в провинциях.
— А кто был ее хозяином?
— Бьёрн Форсберг.
Колльберг немного подумал, потом сказал:
— Передай Меландеру, чтобы он все свое внимание обратил на Форсберга. И попроси Ельма, чтобы он или кто-то другой подождал в лаборатории, пока я вернусь. Мне надо сделать анализ одной вещи.
Было уже почти пять, а Колльберг еще не приехал. Меландер вошел к Мартину Беку, держа в одной руке трубку, а в другой свои записи. Он сразу начал рассказывать:
— Бьёрн Форсберг женился семнадцатого августа пятьдесят первого года на Эльзе Беатриче Хоканссон, единственной дочери Магнуса Хоканссона, директора фирмы, которая торговала строительными материалами. Форсберг сразу покончил со своей сомнительной деятельностью типа руководства фирмы на Холлендарегатан. Он старательно взялся за работу, изучил торговлю, экономику и стал находчивым предпринимателем. Когда десять лет тому назад Хоканссон умер, дочь унаследовала все его имущество и фирму, но Форсберг стал ее директором-исполнителем еще в середине пятидесятых годов. В пятьдесят девятом году он приобрел виллу в Стоксунде. Она стоила ему где-то с полмиллиона.
Мартин Бек спросил:
— Как долго он знал эту девушку, прежде чем женился на ней?
— Кажется, они встретились в марте пятьдесят первого, — ответил Меландер. — Форсберг был любителем зимнего спорта. В конце концов, он им и остался. Его жена также. То была как будто так называемая любовь с первого взгляда. Потом они часто встречались до свадьбы, и он бывал в доме ее родителей. Тогда ему было тридцать два года, а Эльзе Хоканссон двадцать пять.
Меландер перевернул листок в своих записях.
— Их супружеская жизнь ничем не омрачалась. Имеют троих детей: двух мальчиков, тринадцати и двенадцати лет, и семилетнюю девочку. Свою машину «форд-ведетта» Форсберг продал сразу после свадьбы и купил «линкольн». С того времени у него было много разных машин.
Меландер закончил и закурил трубку.
— Это уже все?
— Есть еще одна деталь. Мне кажется, важная. Бьёрн Форсберг был добровольцем в финской войне сорокового года. Тогда ему был двадцать один год, и он пошел на фронт сразу после службы в армии здесь, у нас. Он происходит из буржуазной семьи и подавал большие надежды.
— О'кей, наверное, это он.
— Похоже на то, — молвил Меландер.
— Кто здесь еще есть?
— Гюнвальд Ларссон, Рённ, Нурдин и Эк. Проверим его алиби?
— Вот именно, — сказал Мартин Бек.
* * *
Колльберг добрался до Стокгольма только в семь часов. Прежде всего он поехал в лабораторию и оставил там журнал из автомобильной мастерской.
— У нас нормированный рабочий день, — недовольно молвил Ельм. — До пяти.
— Ты нас очень обяжешь, если…
— Ну хорошо, хорошо. Я скоро позвоню. Надо прочитать номер машины?
— Да. Я буду на Кунгсхольмсгатан.
Колльберг и Мартин Бек еще не успели и словом перемолвиться, как позвонил Ельм.
— Шесть, семь, ноль, восемь, — коротко сказал он.
— Замечательно.
— Это была легкая работа. Ты мог бы и сам прочитать.
Колльберг положил трубку. Мартин Бек вопросительно посмотрел на него.
— Так. Ёранссон ездил в Экшё на машине Форсберга. Здесь нет сомнения. Как там с его алиби?
— Слабовато. В июне пятьдесят первого он жил в отдельной однокомнатной квартире на Холлендарегатан, в том самом доме, где размещалась его загадочная фирма. На допросе он сказал, что вечером десятого июня был в Нортелье. Видимо, он на самом деле был там. Его видели в семь часов несколько лиц. Потом он согласно его же словам возвратился последним поездом домой и прибыл в Стокгольм в половине двенадцатого ночи. Сказал также, будто бы одолжил машину одному из своих агентов, что тот тоже подтвердил.
— Но старательно избегал упоминания, что поменялся машиной с Ёранссоном.
— Да, — молвил Мартин Бек. — Следовательно, у него был «моррис» Ёранссона, а поэтому дело предстает в совсем ином свете. Он мог легко добраться до Стокгольма за полчаса. Машина обычно стояла во дворе того дома, где размещалась фирма, и невозможно проверить, была ли она тогда там. Зато мы узнали, что в доме есть морозильная камера, где лежали меха, официально принятые на сохранность летом, а на самом деле, наверное, краденые. Как ты считаешь, для чего он поменял машину?
— Это просто объяснить, — сказал Колльберг. — Ёранссон вез с собой много одежды и всякого барахла. А в «ведетте» Форсберга в три раза больше места, чем в «моррисе».
Он немного помолчал и добавил:
— Ёранссон, видимо, спохватился уже потом. Возвратившись, он узнал обо всем и сообразил, что ту машину держать небезопасно. Поэтому он после допроса в полиции сразу же отдал ее на лом.
— А что говорил Форсберг о своих отношениях с Тересой? — спросил Мартин Бек.
— Что впервые встретил ее на танцах осенью пятидесятого года, а потом виделся с нею несколько раз — сколько именно, не помнит. А когда познакомился со своей будущей женой, Тереса перестала его интересовать.
— Так и сказал?
— Дословно. Как ты думаешь, зачем он ее убил? Чтобы избавиться от нее?
— Возможно. Ведь все говорили, что она была навязчива.
— Разумеется. А потом ему выпало непостижимое счастье: свидетели перепутали марку машины. Форсберг наверняка узнал об этом. Фактически мог чувствовать себя в безопасности, только Ёранссон его беспокоил.
— Ёранссон и Форсберг были приятелями, — сказал Мартин Бек.
— А далее все затихло до тех пор, пока Стенстрём не начал ворошить дело Тересы и не получил от Биргерссона неожиданную информацию. Следователь понял, что Ёранссон, единственный из всех причастных к тому делу, имел «моррис-минор». Да еще той же самой окраски. Стенстрём по собственной инициативе допросил многих лиц и начал наблюдать за Ёранссоном. Конечно, он быстро заметил, что Ёранссону кто-то давал деньги, и пришел к выводу, что это, видимо, убийца Тересы Камарайо. Ёранссон начал все больше и больше нервничать… Кстати, знаем ли мы, где он жил с восемнадцатого октября до тринадцатого ноября?
— Да, на барже на озере Клара. Нурдин сегодня утром нашел это место.
Колльберг кивнул.
— Стенстрём рассчитал, что Ёранссон рано или поздно приведет его к убийце, потому и наблюдал за ним день за днем и, наверное, не прячась. И как оказалось, имел основания. Для него самого все закончилось катастрофой. Если бы он пораньше поехал в Экшё…
Колльберг замолчал. Мартин Бек задумчиво потирал переносицу большим и указательным пальцами правой руки.
— Да, как будто все сходится, — сказал он, — даже психологически. Остается девять лет до того времени, когда по делу Тересы за давностью не будут привлекать к ответственности. А убийство — единственное преступление, которое может принудить более или менее нормального человека впасть в крайность, лишь бы его не изобличили. Кроме того, Форсбергу есть что терять.
— Знаем ли мы, что он делал вечером тринадцатого ноября?
— Да, он убил всех тех людей в автобусе, а среди них Стенстрёма и Ёранссона, которые в этой ситуации были для него смертельно опасными. Но фактически мы знаем только то, что он имел возможность совершить это убийство.
— Откуда мы это знаем?
— Гюнвальду посчастливилось перехватить служанку Форсберга. Каждый понедельник вечером она свободна. Ночь с тринадцатого на четырнадцатое она провела у своего приятеля. Из того же источника нам стало известно, что жена Форсберга была тогда на женском собрании. Следовательно, Форсберг должен был сидеть дома, так как они никогда не оставляли детей одних.
— А какое, по-твоему, у него психическое состояние? — спросил Колльберг.
— Видимо, очень плохое. На грани срыва.
— Речь идет о том, достаточно ли у нас материала, чтобы арестовать его, — сказал Колльберг.