— А ты хоть что-нибудь в жизни понимал? — разозлился Серега. — Вечно тебя то отец, то мать вытаскивали. Ведь ты никогда никого не слушал. Ты даже меня не слушал. Сколько раз я за тебя морды бил, хоть раз ты спасибо сказал, щенок? Помнишь, в девяносто третьем после ресторана? Ведь чудом на скамью не попал, в свидетелях отсиделся. Ты хоть что-нибудь помнишь из этого? Синюю восьмерку мою помнишь? Первую самую, новую почти. Я трех месяцев не проездил, продать пришлось. Из-за Колечки, конечно. «Не волнуйся, батя, я все сделаю»… — передразнил сам себя Серега, — конечно, сделал. Все сделал, чтобы ты сейчас вот, скотина, тут подыхал.
Колян все это время ходил кругами, сжимая в одной руке обрез. Потом резко вытащил из кармана упаковку с таблетками и стал выщелкивать одну за другой. Закинул в рот и с отвращением стал жевать.
— Запей, полудурок… — посоветовал Серега.
— Да. Эй, кассирша! Дай воды быстрей!
Женщина вздрогнула, выскочила в коридор и принесла воды в пол-литровой банке.
— Я не понял, — поморщился Колян, — стакана нет, что ли?
— Да вам же быстрее надо, а банка чистая… — стала оправдываться кассирша.
Брат вырвал у нее из рук банку и стал пить, проливая воду себе на грудь. Выпил всю и зашвырнул стекло в угол. Женщина присела и прикрыла голову руками.
— Не бойся. Выгляни в окно, что там?
Кассирша направилась было к окну, но тут зазвонил телефон. Старый, дисковый, оранжевый, донельзя советский. Непонятно, как он выжил среди факсов и кнопочных моделей.
— Стой! — прикрикнул Колян. — А ну, возьми!
Женщина осторожно сняла тяжелую трубку, приложила к уху, сухо кашлянула и тихо сказала:
— Алло! Да. Да. Нет. Хорошо… Это вас! — вежливо и испуганно сказала она Коляну.
Тот усмехнулся и взял трубку:
— Да! Ну. Нет, это ты меня давай слушай, майор! — закричал Колян. — Не-не-не-не… не надо самолетов. Денег тоже не надо, у меня есть. Просто дайте уйти и все… Блядь, как мне все это надоело еще, сука, в кинотеатре!!! Короче, чуть погодя она выйдет. Тихонько выйдет, и вы ей дадите десять ампул по кубику морфина гидрохлорида. Одноразовых шприцов комплект еще. Что значит — «где»? Да мне насрать где, вон через дорогу аптека!!! Не аптека? Кончай мне по ушам тереть, майор! Хочешь, я тебе сейчас все-все расскажу? Тут со мной двое. Охранник и кассирша. Не знаю, где остальные! Разбежались, наверное! Сейчас ты аккуратно ищешь, чего я сказал. Как достанешь, позвони. Кассирша выйдет и заберет. И не вздумай в ампулы снотворное лить, если почую что — я им в глаза вколю, в зрачки!!! Что? Все живы, отвечаю. Ну, охранник, правда, ранен, но его никто не просил геройствовать! Все, майор, ищи, у меня ломка, а ты знаешь, что такое само не пройдет. Тебе же лучше. Если после дозы усну — ты меня голыми руками возьмешь. Грамота и все такое. Бывай… — Колян положил трубку и вдруг кинулся через стойку к лежащему на полу охраннику. Подбежал к нему, сел на корточки и посмотрел в глаза:
— Доволен? Зачем лез? Ни себе, ни людям, скотина…
Резко встал и несколько раз со всей силы ударил ногой. Охранник снова затих. Колян вернулся в зал. Там, возле стены стоял стол для заполнения всяких бланков с пристегнутыми на полиэтиленовые лески шариковыми ручками. Смахнув на пол все бланки, брат бросил обрез на стол, отодвинул стул и сел.
— Эй! — крикнул он женщине. — Иди сюда! Садись.
Кассирша подошла и нерешительно села.
— Как зовут? — спросил он без всякого интереса.
— Галина, — тихо ответила она.
— Галина… — протянул он и кивнул на обрез, — это ружье моего покойного брата, английское. С таких, вообще-то, обрезы не делают — слишком дорогой самопал получается. Опять же память. Скажи, Галя, если я так поступил, значит причина очень серьезная, не так ли?
— Вы очень устали, — вдруг с жалостью сказала женщина, и Колян опешил. Это было видно даже мне со стойки, на которой я все это время лежал и теребил тяжелую французскую сигарету, не желая ее раскуривать.
— Устал? — переспросил он, — я жить устал, милая… Я сейчас убью вас обоих, выйду и снова начнется все то же самое. Что тут нового, а? Когда жизнь — сплошная химия, то ты весь помещаешься как в ладонях, между дозой и передозой…
Серега шагнул к столу и сел рядом. Я тоже слез со стойки и крутя в пальцах сигарету, подошел и опустился на стул. В тишине покинутой посетителями почты сидели двое мертвых и двое живых.
— Что делать будем? — спросил я.
Серега постучал по столу пальцами. Колян явно поглядел на эти пальцы, вздрогнул, потом посмотрел на кассиршу и раздраженно сказал:
— Нервничаешь?
Женщина не ответила и пожала плечами.
— Вот не поверишь, — начал Колян, — ничего сейчас делать не могу. Ни дышать, ни думать. Сколько раз утром просыпался… думал, господи, все сейчас заново перестрою, переворошу, отработаю, все долги отдам, у всех прощения попрошу, только вот одну дозу, небодяженную, вот сюда чистым новым шприцем вгоню, все устаканится, и тогда уже, как новенький, пойду. Но только вгонишь — нет ничего. Как в теплое одеяло зимой завернешься и греешься. Мысль умирает до следующего отходняка. Ты постарайся, Галя, меня не злить. Всего-то надо потерпеть. Сейчас они придут, ты выйдешь, возьмешь, принесешь… мммм… — Колян схватился за голову, закрыл глаза и стал покачиваться, — а дальше, Бог даст, все наладится.
— Ничего не наладится, — ухмыльнулся Серега, — дозу они, может и принесут. Иногда бывает. Но только для того, чтобы тебя при передаче на клочья порвать. Без дозы, в наручниках, подыхать в камеру поедешь. А там уже никто ничего не даст. Блевать будешь, кровью потеть, кожу срывать пальцами, болью захлебываться, сердце слушать. Тук-тук. Коротко. Потом длинно. Потом молчание. И ждать полвека, когда опять ударит. Ну, то что под себя ссать будешь, а может и срать — это ты знаешь. Этого хочешь?
— Нет!!! — страшно замотал головой Колян. — Неееет!
Галина забегала глазами между обрезом и ним. Зырк-зырк. Пока брат мотал головой, он ничего не видел.
— Не вздумай! — крикнул я Гале. — Тут наверняка надо. Парень хоть и в ломке, да сильнее тебя раз в пять!
Осторожная решимость на лице кассирши опять сменилась жалостью.
— Коля, — вдруг сказал Серега, — нельзя дозу ждать! Только суета и все. Ты давай обрез бери, да заканчивай. Там хорошая картечь, я помню. Мозги враз вынесет. Ты хоть представляешь, как здесь хорошо, без головной боли? Без ломки? Выйдешь и сразу солнце. Полный мир солнца, все небо, весь ветер, вся планета твоя, ни один мент тебя не возьмет. Только представь, братан!
Брат невидящими глазами посмотрел перед собой, схватил обрез и прижал его к груди.
— Ты слышишь его? — спросил я, наклонившись прямо к его уху.
— Да… — еле слышно прошептал Колян. — Да, Серега, так лучше будет. Не получилось. Не пофартило. Не повезло. А хорошо же задумал, правда? Дед только помешал.
— Да причем тут дед! — Серега встал, прошел к нему за спину и обнял брата. — Куда бы ты делся потом, даже если бы выбежал? Знаешь, как у курсантов-летчиков говорят, взлет — ерунда, главное сесть. А по иронии судьбы, не взлетев — не сядешь. Ну, успокойся.
— Да, братан, да… — шептал Колян.
— Помнишь, мы с тобой в лесу заблудились? Всего-то срезать решили, а потом ни вперед ни смогли — топь была, ни обратно — тропинка как в воду канула. Молодые были, ты еще даже не курил.
— Ты мне не давал, Сережа… Ты говорил — успеешь.
— Да, чего легкие-то травить, Коля… Я как иголка был, а ты как ниточка.
— Зачем же ты… меня бросил… ты же знал, что без иголки я никто. Всю жизнь, где бы ни был… ты кто, спрашивают, а я — Сереги Болотного брат. И все двери передо мной открывались. Серегу Болотного все всегда знали. А за компанию и меня тоже. Но потом ты ушел, а я остался. Кому нужна нитка без иголки? А?
— Никому, Коленька… — положил свои ладони на его руки Серега, — давай, аккуратно… положи обрез на стол. Вытри ладошки, чтобы не скользили. Так. Взводи.
Колян тяжело задышал, смотря в глаза кассирше.