На полпути к «Ладоге» Штанге вдруг остановился, как-то растерянно посмотрел вокруг, жестом предельно усталого человека провёл ладонью по лицу и с удивлением глянул на свои пальцы — они были размозжены и окровавлены. Штанге стряхнул с пальцев кровь и решительно направился к развалинам глайдера. Подойдя вплотную к тому, что несколько минут тому назад было машиной. Штанге принялся прикладом скорчера шарить среди обломков. Вот он, удобный момент! Лобов уже подобрался для рывка, когда раздался несильный взрыв. Наверное, это сработала одна из случайно уцелевших банок аккумулятора. Взрыв был слабым, но Штанге рывком распрямился, судорожно глотнул раза два воздух, выронил скорчер и осел на песок. Лобов мотнул головой, стряхивая пот, заливавший глаза, с трудом перевёл дыхание. Он не мог, не должен был, не имел права бежать на помощь! Скорее всего в униходе сидит на подстраховке третий член экипажа «Ладоги», планетолог Нил Гор. Иначе Штанге захлопнул бы за собой дверцу машины.

Тянулись долгие, томительные секунды ожидания. Штанге оставался неподвижным, а униход стоял сиротливым и покинутым. Что ж, надо рискнуть. Без риска нет искусства, без искусства нет настоящего космонавта. Надо! Лобов кинулся к униходу. Во время бега он молил судьбу лишь об одном — о промахе, если в него начнут стрелять. Только о промахе! Но выстрелов не было. Последние шаги — и Лобов ввалился в униход, захлопнув за собой дверцу. Несколько секунд Лобов отдыхал, откинувшись на спинку сиденья, потом выпрямился и положил руки на пульт управления.

Обежав глазами контрольные приборы и убедившись, что машина в порядке, он запустил двигатель и подвёл униход вплотную к Штанге. Командир «Ладоги» лежал на спине. Из маленькой, безобидной, на первый взгляд, ранки на левой стороне груди сочилась тонкая струйка крови, широко открытые серые глаза спокойно смотрели в чужое небо. Лобов выскочил из унихода.

— Эх, Юст, Юст… — только и сказал он, опускаясь на колени перед Штанге.

Кто мог подумать, что железный, уверенный в себе Юст Штанге найдёт такой нелепый конец? Что заставило его, человека безупречной честности, напасть на своих товарищей? И снова тень нехорошей тайны коснулась Лобова липкой рукой.

Каждая секунда была сейчас величайшей драгоценностью, и все же Лобов не мог просто так бросить тело товарища. Подсунув руки, он с усилием поднял погибшего Штанге, отнёс к «Ладоге» и уложил в один из наружных контейнеров. Пусть командир остаётся на своём корабле. Отдавая товарищу последний долг, Лобов несколько мгновений простоял неподвижно, а потом бегом вернулся к униходу.

Заняв водительское место, Лобов секунду поколебался, мысленно попросил прощения у Родина — ничего не поделаешь, предстоящий бросок был под силу не то, что больному, но и не каждому здоровому человеку — и отвёл униход в сторону, чтобы ни корабль, ни скалы не мешали старту.

— Прощай, Штанге, — пробормотал он, оглядывая стройную колонну «Ладоги», освещённую кирпичным светом чужого солнца.