Мэрилин. Ох…
Тоби. Не… (Вздыхает. Мервину.) Так о чем я говорил, Мервин… Ты же Мервин, да? Я говорил о том… что ты совсем не знаешь нас. И, может быть, мы достойны смерти, а, может, и нет. Мы, совсем не зная тебя, совершенно точно не считаем, что ты достоин смерти вот прямо сейчас. Мы считаем, что ты классный парень, и именно поэтому мы полагаем, что было бы здорово, если бы ты сейчас встал и потушил свечу. Даже не для того, чтобы спасти наши жизни, а для того, чтобы спасти свою, которая уже точно заслуживает того, чтобы быть спасённой.
Мервин. И именно поэтому ты убежал с моими шестьюдесятью баксами, когда я всего лишь хотел совсем чуть-чуть амфетамина? И ради этого я стоял целый час на морозе, в снегу, как долбаный идиот?!
Тоби (пауза). Я абсолютно не помню, кто ты такой. И я абсолютно не знаю, кто был тот парень, но, очевидно, из того, что он говорит про снег и прочее, он точно долбаный монголоид. Что мне посоветовать в этой ситуации, Мэрилин, — так это просто забыть о том, что он тут, с нами, и продолжать делать то, что должно. Окей? Окей.
Тоби пытается добросить одну из разбросанных ладоней до свечи, но Мервин встает на пути, передвигает канистру на более безопасное для бросков место, устанавливает естественные преграды между ней и Тоби. Тоби продолжает кидать туда руки, в некотором остервенении…
Тоби. Ну, ты, сволочь..!
Мервин с не меньшим остервенением бросает те же руки обратно и случайно попадает по Мэрилин.
Мэрилин. Эй, ты!
Тоби. Эй!
Мервин. А?
Тоби. Ты попал в мою девушку этим дерьмом, придурок!
Мэрилин. Руками этими больно же, Мервин!
Мервин. Да я в него целился!
Мэрилин. Они же человеческие! Ты что, спятил?
Мервин. Да я в него целился!
Мэрилин. Господи Иисусе…
Тоби (пауза). Потуши свечу!
Мервин. Не буду!
Тоби. Да ты чёкнутый псих! Мы же все сдохнем!
Мервин. Да, хорошо, но тогда ты хорошенечко это запомнишь! Это мой тебе урок.
Тоби. Какой к черту урок? Какой еще твой урок я должен запомнить посмертно?
Мервин. Урок такой: никогда не убегать с чужими баксами и никогда никого не оставлять стоять на морозе как идиота.
Тоби. Нет, этот урок я не выучу, гнида! И я еще раз тебе так сделаю. Еще раз тебе так сделаю! Даже если я В ПЕРВЫЙ РАЗ так не сделал!
Мэрилин. Мервин? Мервин, посмотри на меня.
Мервин переводит на неё взгляд.
Мэрилин. Нет, не так, не смотри на меня просто, Мервин, а хорошенечко всмотрись.
Пауза. Мервин всматривается.
Мэрилин. Спасибо. Послушай, ты очень крут, Мервин, и я хочу, чтобы ты загасил эту свечу, поэтому у меня к тебе интимный разговор.
Мервин. Ты думаешь, меня можно уговорить таким образом, да?
Мэрилин. Нет, я не думаю, что тебя можно уговорить таким образом. Я думаю, что ты клёвый парень и хочу поговорить с тобой. Свечка — это как бы наш бонус. Как ты думаешь, я секси?
Мервин. Я думаю, что ты даже очень секси, но у тебя отвратительный вкус на парней, вот что я тебе скажу.
Мэрилин. Это не мой парень. Он просто парень и всё, мы просто дружим.
Мервин (пауза, Тоби). Ты слышишь?
Тоби. Так и есть.
Мэрилин. Ты не мог бы затушить свечку для меня?
Пауза. Мервин подходит к канистре и так, чтобы никто не видел, слюнявит пальцы и крутым, отработанным движением тушит свечу.
Мэрилин. Ах, как ты это сделал! Ты такой крутой. Тебе не больно?
Мервин. Это трюк, над которым я долго работал.
Мэрилин. А ты что, пальцы не слюнявил?
Мервин. Секрет.
Тоби. Да видел я: он слюнявил!
Мэрилин. Тоби, у тебя есть с собой шестьдесят баксов?
Тоби. А? Да. (Подозрительно.) Нет, а зачем?
Мэрилин. Ну, я просто думаю, что во всей этой истории с бегством в снегах — уж не знаю, как там это на самом деле произошло, но Мервин просто обознался. Думаю, что тебе сейчас надо просто отдать ему эти шестьдесят баксов всего лишь для того, чтобы доказать ему, что мы вместе, мы — одно целое. Одно целое в том смысле, что нам сейчас не поздоровится, если однорукий вернется с минуты на минуту и выжжет здесь всё живое. Что ты хочешь сказать?
Тоби. Что я хочу сказать? Я говорю тебе вот что: «Я не надувал этого монголоида». Это был не я.
Мэрилин. Тоби…
Тоби. Этот парень — идиот полный. И я — твой бойфренд, и вот, что я хочу сейчас сделать…
Тоби тянется за телефонной трубкой.
Мервин. Да знаю я, что ты — её бойфренд.
Тоби. Вот, что я хочу сделать: позвонить копам, пусть приедут, загребут нас всех, пусть лучше бросят всех в тюрьму, потому что чертовски легче объяснить этим тварям, зачем нигер стоял прикованный в номере, полном отрезанных ладоней, чем объяснять с того света своей мамочке, почему её сын ходит мертвый без головы. Да потому что сейчас заявится чёртов ублюдок однорукий и отрежет её мне нафиг! Не думали об этом? Ты, боксерские трусы, говори быстро, как в город выйти?
Мервин. Что-что?
Тоби. Что набрать нужно, чтобы в город выйти?
Мервин. Ноль. Через оператора.
Тоби. Спасибо! (Набирает, слушает.) Никто трубку не подымает.
Мервин. Попробуй ещё раз.
Тоби звонит еще раз. Мервин изучает свои ногти. Пауза.
Тоби. Оператор — это ты что ли, Мервин?
Мервин. Да, иногда я оператор. Бывало, я много раз этим занимался.
Тоби швыряет телефон об пол, подпирает голову руками и валится навзничь.
Мервин. А почему этот однорукий отрежет тебе голову, по какой причине? Ты что, и ему в душу нагадил?
Тоби. Мэрилин, слушай, ну покажи ему уже грудь там или что, ну, пожалуйста, пусть он вызовет копов.
Мервин. Какой у тебя заботливый бойфренд, оказывается.
Мэрилин. Почему ты такой дебил, Тоби?
Тоби (мучительно). Да потому что я не хочу умирать, Мэрилин. Я не хочу умирать.
Мэрилин. Только не реви больше.
Тоби (ревёт). Сдохну сейчас, черт побери, ни за что, ни про что.
Мэрилин. Прекрати!
Тоби прекращает плакать.
Мэрилин (пауза). Мервин? Этот однорукий, мы его никогда раньше не видели. Мы узнали, что этот парень приезжает в город, чтобы выкупить свою руку, которую когда-то отрезали, когда-то давным-давно. Кучу бабок за сто лет назад отрезанную паршивую руку.
Тоби. Пятьсот баксов.
Мэрилин. А мы знали, еще со школы, что в Тарлингтонском музее естественной истории есть такая рука — лежит в витрине. Мы стащили её. Но мы почему-то забыли, что это рука ну как бы… ну… что ли… аборигена. От аборигена отрезана! А до момента встречи мы вообще не знали, как этот парень выглядит, ясно тебе? И когда его увидели, разочаровались, потому что думали, что он слегка, ну, потемнее что ли. Ну и поскольку мы не знали, как дальше поступить, мы начали импровизировать.
