Вместо наказания ему объявили бойкот. Это вышло само собой. Люди на базе за год привыкли уважать аборигенов, их чуть ли не боготворили. Человека, способного на физическое насилие, просто перестали замечать.

На борту «Фелицифика» его тоже сторонились. Так он и ходил, молча закипая, высокий, огромный и одинокий. Чужих он тщательно обходил стороной.

Марчисон получил вторую запись в психологической карте. Теперь, согласно правилам Космического бюро, ему никогда больше не доведется побывать на планете, где есть разумная жизнь. В бюро много таких правил: они закрывают двери амбара, когда все уже случилось.

Так прошло три дня. На четвертый, приняв на борт двадцать восемь человек, мы попрощались с Глостером, его ветеранами и новичками, которых мы высадили здесь. Попрощались и с аборигенами, не без неловкости.

Все шестеро, включая пострадавшего, остались посмотреть, как мы стартуем. Счастливого пути они желали нам серьезно, без затаенной горечи. В сотый раз я подивился их мудрости, терпению и пониманию.

С Азгой я прощался, пожимая его шершавую руку. Давно, с самой первой встречи, я собирался и наконец сказал ему… Выразил надежду, что наша раса когда-нибудь достигнет мудрости и душевного равновесия жителей Шаулы. Азга улыбнулся в ответ. Попрощавшись, я переступил порог шлюзовой камеры.

Контрольную карту прочитали без единой заминки, никаких сбоев не обнаружилось. Марчисон на этот раз не ворчал и не жаловался. В общем, стартовали мы за рекордное время.

Два дня на ионной тяге, три недели в гиперпространстве, еще два дня торможения ионной тягой — и мы дома, на Земле.

Три недели казались бесконечностью: когда впереди Земля, время тянется нестерпимо медленно. Наконец заработал генератор Болинга и нас тряхнуло. Выход из неподвижной серости гиперпространства всегда сопровождается выворачивающей тряской и ощущением соскальзывания в пропасть.

Тронув клавишу интеркома на подлокотнике, я услышал голос навигатора Хенрикса:

— Марчисон, дайте мне, пожалуйста, координаты.

— Сейчас, — буркнул Марчисон недовольно. — Погоди немного, Сэм. Будут координаты, скоро получишь.

— Что значит «будут», Марчисон? — спросил капитан Найт после длинной паузы. — Где мы находимся? Включить обзорные экраны!..

— Погодите, капитан. Пожалуйста! — ответил Марчисон на удивление мягко, но туг же все испортил: — Нельзя ли заткнуться и дать человеку подумать?

— Марчисон!.. — взревел капитан.

Взревел и заткнулся. Одно про нашего связиста мы знали точно: он все делает так, как считает нужным. Никому еще не удавалось навязать ему свою волю.

И мы ждали, болтаясь в консервной банке где-то в окрестностях Земли, слепые, как котята. Пока Марчисон не даст координаты, нам на посадку не зайти.

Через три минуты зажегся огонек особой линии интеркома, связывавшей капитана непосредственно со мной.

— Лейб, иди в радиорубку. Выясни, что там Марчисона… задерживает. Мы не можем торчать здесь вечно.

— Есть, сэр!..

Прихватив бластер — не надо повторять свои ошибки, — я вышел из каюты. Коридор, трап, поворот налево, дверь в переборке, радиорубка.

Я постучал.

— Убирайся отсюда, Лейб! — прорычал Марчисон из-за двери.

Да, я и забыл, что у него где-то здесь камера слежения.

— Открывай, Марчисон, — сказал я. — Открывай, или я отопру эту дверь бластером.

— Тогда заходи, — отозвался Марчисон, вздохнув.

Опасливо толкнув дверь, я сунулся внутрь с бластером наготове. Вдруг он прыгнет на меня сверху?.. Но обошлось: Марчисон сидел за столом, заваленным всякой электроникой, и царапал ручкой в блокноте. Удивительно. Я ждал, когда он соизволит на меня посмотреть.

Когда Марчисон поднял на меня глаза, я поразился. Такого Марчисона никто до сих пор не видел: бледный, загнанный, постаревший.

— Что происходит? — спросил я негромко. — Нам необходимы координаты…

— Хочешь знать, что происходит, Лейб? — Марчисон развернулся ко мне всем корпусом. — Я тебе скажу. Корабль ослеп. Ни телеметрии, ни камер, ничего. Если нужны координаты, можешь попробовать сам.

Через полчаса в кают-компании состоялся совет: капитан Найт, Марчисон, я, навигатор Хенрике и трое из «пассажиров».

— Как это могло случиться? — потребовал капитан Найт.

— Не знаю — Марчисон пожал плечами. — Что-то случилось в гиперпространстве. Электромагнитный импульс, например. Все приборы откинули копыта.

— Ты про такое слышал когда-нибудь? — обратился капитан к штурману. Похоже, Найт был готов заподозрить Марчисона в чем угодно.

— Нет, кэп. И неудивительно: те, с кем могло случиться подобное, не возвращаются на базу с рапортом.

Так и есть. Без выхода во внешний мир и без возможности сориентироваться домой не попадешь. Радио тоже вышло из строя, кто бы сомневался. Нельзя даже подать сигнал бедствия.

— И все-таки. Что могло произойти? — спросил капитан Найт, сильно постаревший за последние полчаса.

— Физика гиперпространства плохо изучена, — нехотя ответил Хенрикс. — Электромагнитный импульс, как предположил Марчисон… Да что угодно! С тем же успехом межпланетный слизень мог обгрызть наши антенны. Простите, капитан, речь не о том, как это вышло. Речь о том, как вернуться домой.

— Хорошо сказано. Марчисон, ты точно не можешь починить приборы?

— Не могу.

— Не могу, и все? Раньше ты справлялся с самой безнадежной ситуацией.

— Нет, — повторил Марчисон кисло, — Я уже пробовал. Ничего не вышло.

— Иными словами, нам конец? — спросил Рамирес, один из «пассажиров». Голос его срывался. — Надо было остаться на Шауле! Не сдохли бы, по крайней мере…

— Дело дрянь, — хмуро согласился Хенрикс. — Вслепую корабль не посадишь. Никак.

— Есть одна возможность, — привлек общее внимание Марчисон.

— Какая? — спросил капитан Найт.

— Высадить человека в скафандре на обшивку. Там можно закрепиться как следует… Он будет направлять нас по телефону. Это лучше, чем никак.

— Вряд ли, — скривился Хенрикс.

— По-другому не выйдет, — огрызнулся Марчисон. — Другой надежды у нас нет.

— Он сгорит, когда мы войдем в атмосферу, — напомнил я. — Потеряем человека, а садиться все равно придется вслепую.

— Ну, о высоте можно судить по температуре корпуса, — предположил Марчисон, выпятив нижнюю губу. — А ниже ионосферы заработает обычное радио и вернется телеметрия, нас доведут до самой земли… Фокус в том, чтобы в атмосферу войти.

— Думаю, стоит попробовать, — сурово заключил капитан Найт. — Будем тянуть жребий. Лейб, вели принести соломинки с камбуза.

— Не нужно, — подал голос Марчисон.

— Это как?

— Не надо никаких соломинок. Пойду я.

— Марчисон!..

— Не берите в голову. Проблема в моем хозяйстве, я и пойду. Добровольцем, понятно? Может, еще кто хочет вызваться? Я не против…

Марчисон просмотрел каждому из нас в глаза. Никто не шевельнулся.

— Других претендентов нет? — На щеке Марчисона блеснула капелька пота. Блеснула и поползла вниз, — Это моя работа, по справедливости.

Гробовую тишину нарушил Рамирес, сделавший самое идиотское замечание, какое мне когда-либо приходилось слышать:

— Хочешь искупить вину, Марчисон? За то, что ударил беззащитного аборигена? Станешь героем, а героям многое прощается…

Если бы Марчисон убил дурака на месте, мы бы наградили его аплодисментами. Вместо этого он лишь повернулся к Рамиресу и ответил:

— Ничего ты не понял, как и все остальные. Каковы на самом деле эти беззащитные аборигены и что они со мной сделали, — Марчисон сплюнул. — Меня от вас тошнит.

Марчисон отвернулся и пошел надевать скафандр.

По указаниям снаружи Хенрике успешно вывел корабль на посадочную траекторию. Прекрасная работа, выдающийся образец четкого взаимодействия.

На высоте в пятьдесят тысяч футов Марчисон замолчал. К тому времени уже установилась радиосвязь с землей, и посадка прошла без осложнений. Позднее нам рассказали, что при входе в плотные слои атмосферы на обшивке вспыхнул яркий огонь, совсем ненадолго.