— В общих чертах. Лель, он говорил, что соскучился?

— Говорил, — хмуро бросила она. Я радостно задрыгала ногами:

— А когда приедет, сказал?

— Нет. Может, сама ему позвонишь? Или сообщение на пейджер сбрось, а то ведь подумает черт-те что, в ревность ударится.

— Пускай, — весело сказала я, — ему на пользу. Давай, что ли, еще тяпнем?

Будильник и телефон взорвались одновременно. Чувствуя, как в затылке что-то трещит и позвякивает, я выпростала руку из-под одеяла, хлопнула по кнопке и, обнаружив, что звон не прекращается, испытала отчетливый ужас. Так начался понедельник.

Трубка едва не вывалилась из непослушных, сонных пальцев.

— Доброе утро, Мариночка, — услышала я ненавистный голос, — я не рано?

Семь часов, солнце еле ворочается в складках штор, вся Москва еще сладко посапывает. А тут этот малахольный…

— Тебе чего?

— Объявление вышло, тебе еще не звонили? Я сегодня до полудня свободен, могу квартиру показывать, — скороговоркой объяснил Баландин.

— Мне никто не звонил, — по складам произнесла я, — и ты больше не звони, я сама прозвонюсь, ясно?

Я села в кровати, раскачиваясь. Скосила глаза на зеркало, увешанное листками бумаги разного размера. Память у меня никудышная, и я уже привыкла любую мелочь записывать и пришпиливать где-нибудь на виду. Так вот зеркало почти полностью было занято, я себя в нем видела только кусочками. Прядь волос с промелькнувшей серебринкой. Краешек вечно обиженных губ. Сонные веки. И тут же — «Позвонить Кругловым», «Зайти в домоуправление», что-то неразборчивое насчет химчистки, какие-то счета, телеграммы, список клиентов, календарик, где черным обозначены дни командировок Егора.

Егор, милый мой, любимый Горюшка. Что-то и не перезвонил больше…

Ладно, понедельник не слишком подходящий день для сантиментов. Кроме озабоченного Баландина, меня сегодня ждет еще куча дел.

Я не успела как следует сосредоточиться на изучении своего расписания, как снова затрезвонил телефон.

— Привет, — доброжелательно прозвучало на том конце провода.

— Привет, — машинально ответила я, — а кто это?

— Эдик.

Я глубоко вздохнула, собираясь выпалить все известные ругательства сразу. Все-таки что происходит с телефоном? Я не знаю никакого Эдика и знать не желаю в семь часов утра! Может быть, опять мамины штучки?

— Вы свататься? — спросила я без обиняков.

— Ну да, — растерянно ответил тот, кто представился Эдиком.

— Вы ошиблись номером!

Я брякнула трубку на рычаг и поднялась с кровати. Но телефон снова ожил.

— Я не хочу замуж! — заорала я в мембрану что есть сил.

— Вот и хорошо, — обрадованно прозвучал голос Егора на том конце провода и тут же настороженно поинтересовался: — А что, есть желающие?

Сердце у меня тотчас радостно забухало, подкатывая к горлу.

— Я звонил вчера, — сообщил Егор, — ты где была? Выкручивайся теперь, Марина Викторовна. Я прямо чувствовала, как физиономия заалела, брови напряженно сдвинулись к переносице, а рот съехал набок от безысходности. Что же такое придумать?

— Да я прогуляться вышла, — ничего лучшего в голову мне не пришло, незатейливо, конечно, но вполне годится.

— Одна? — удивился Горька.

— А с кем? — в свою очередь удивилась я.

Егор помолчал, а потом буркнул в трубку что-то неразборчиво.

— Что?

— Я сказал, что люблю тебя.

Счастье глупой, широкой улыбкой нарисовалось на моем лице.

— Ты приедешь?

— Да я под твоими окнами, только что припарковался. Если выглянешь в окно, я помашу тебе ручкой.

У меня мелькнуло подозрение, что он неспроста позвонил перед тем, как войти. Неужели не доверяет? Я отогнала прочь глупые мысли и прошлепала на кухню, оперлась на подоконник и увидела маленькую фигурку во дворе. Егор стоял, облокотившись на машину и задрав голову вверх. Сверху он был похож на птичку, которая застыла в ожидании корма.

— Поднимайся, — хрипло приказала я и повесила трубку.

Не успела я отойти от телефона, как снова раздался звонок. Интересно, хотя бы умыться мне сегодня позволят?!

— Это Эдик, нас разъединили…

— Я же сказала, вы ошиблись номером, — спокойно отреагировала я, еще не придя в себя от радости.

— Вы Марина?

— Да, но замуж за вас я не собираюсь.

— А я разве предлагал? — удивились на том конце провода.

— А чего вам надо тогда? Кто вы?

— Эдуард Уклюйко, — представился он вежливо.

— Господи, — выдохнула я и присела, — чего же вы мне голову морочите? Зачем сказали, что свататься собираетесь?

— Э… Так я думал, у вас жаргон такой. Мол, квартиры менять все равно что свататься.

— Ну и аналогия! — поразилась я и услышала звонок в дверь. — Погодите-ка минутку, а еще лучше, перезвоните мне после обеда, ладно?

— У меня времени нет, Мариночка! Вот поужинал и вам позвонил.

— Поужинали?! — не переставала удивляться я по дороге к входной двери.

— Ну, или позавтракал, не знаю. Я по ночам работаю, от этого весь режим сдвинут. Речь не об этом, Марина, я по поводу тех квартир хотел поговорить.

Я его уже не слышала, потому как вошел Егор и мы стали целоваться. Словно пара подростков, сбежавших с уроков.

— Так вы приедете? — На этой фразе я очнулась.

— Куда?

— Ко мне, задаток взять, то есть, наоборот, отдать.

— Почему я должна отдавать вам задаток? — возмутилась я и захихикала — Горькины пальцы, прогуливавшиеся вдоль моего позвоночника, были прохладными и немного шершавыми.

— Марина, что вы смешного видите в том, чтобы разменять наконец мою квартиру?!

— Ничего, — ответила я честно и погрозила Горьке кулаком. Любимый сделал вид, что обиделся, быстро разулся и исчез в ванной. И все-таки сосредоточиться на разговоре мне было тяжело. — Так что там с задатком?

— Я подумал и решил, что те квартиры мне подходят, — медленно произнес он, — так что приезжайте, заберете деньги и как можно быстрее заплатите задаток хозяину.

— Хозяину? — тупо переспросила я, наблюдая, как Горька с влажными, растрепанными волосами, обнаженный по пояс, выходит из ванной. Он отфыркивался, словно котенок, и мне захотелось приласкать его, пригладить отросшую челку, почесать за ушком, чтобы он довольно заурчал. Мой большой, взрослый кот.

— Алло, Марина?

— Алло, алло, — я подула в трубку, постучала об нее ногтем и сказала, с трудом играя голосом сожаление: — Вас не слышно, что-то с линией.

Я отключила телефон без малейшего сожаления.

Горька, дурачась, накинул мне на шею мокрое полотенце и притянул к себе. Наверное, я плохой риелтор, но сейчас мне было на это наплевать.

Егор подвез меня до метро, где мы еще полчаса прощались, не в силах оторваться друг от друга. Никогда еще разлука так не сближала нас.

Свое отражение в вагонном окне я просто не узнала. На меня смотрела молоденькая, очень красивая девушка, и даже в мутном, пыльном стекле было видно, как искрятся ее глаза. Я не выдержала и достала зеркальце, чтобы получше разглядеть эту незнакомку. Конечно, никуда не делись морщинки у глаз, и несколько седых волос в своей соломенной гриве я все же отыскала, но, боже мой, как эти мелочи были приятны моему сердцу! Они придавали даже некий шарм, хотя еще недавно мне казалось наоборот.

Погода была под стать настроению — солнечная игривая весна шумела ручьями, стайки птиц, возвращающихся с юга, казались обнадеживающим многоточием на голубой странице неба. Весь мир вдруг обрушился на меня ласковой, неземной красотой, и каждая мелочь, будь то трамвайный билет или невзрачный, робкий цветок у канавы, вызывала телячий восторг.

Светлана Николаевна была на этот раз в уютном домашнем халатике, и, несмотря на то что в квартире ровным счетом ничего не изменилось, мне показалось, что я здесь впервые. Отсутствие штор меня поразило и сейчас, но только как смелый, оригинальный подход к интерьеру. Неприбранная кухня и надорванные обои в комнате не раздражали. Я чувствовала в себе столько любви, что готова была обниматься с шаткими стульями, грязной раковиной и даже с самой хозяйкой.