– Ну вот, сам видишь, шеф, что я кругом прав, когда толкаю тебя на протест. Я тоже ненавижу Хэллоуин: раньше у нас был День всех святых, и вдруг зачем-то понадобилось обезьянничать и вводить заморские праздники.

– Да это совершенно разные вещи: на День всех святых мы ходим к мертвым на кладбище, а на Хэллоуин они сами приходят к нам. Вообще, так гораздо удобнее – не надо никуда двигаться. Праздник с доставкой на дом: СМЕРТЬ ЗВОНИТ К ТЕБЕ В ДВЕРЬ! Они обожают такие фокусы. Смерть уподобляется почтальону, разносящему календари на Рождество.

– А мне кажется, людям просто легче вырядиться в чудищ и водрузить на башку тыкву с горящей свечой, чем вспомнить о близких, которых они лишились. Но вернемся к твоему списку: ты забыл самый грандиозный торговый праздник – свадьбу; вот он, главный объект безумных рекламных кампаний и ежегодных торжеств, начиная с января: плакаты свадебного отдела «Прентан», «Галери Лафайет» и «Бон Марше», обложки всех дамских журналов, сладкая отрава по телику и радио… Молодые парочки с запудренными мозгами воображают, будто женятся по любви или ради семейного счастья, – как бы не так! Они женятся, чтобы мы смогли им всучить побольше кастрюль, банных полотенец, кофейников, диванов и микроволновок.

– Ах, кстати, мне пришла в голову одна мыслишка… Октав, помнишь историю с «Barilla»[91], когда ты предложил титр со словом «счастье»?

– Да, но… юристы же нам разъяснили, что это невозможно.

– Верно. Потому что слово «счастье», видите ли, уже содержится в марке «Nestlé»! «СЧАСТЬЕ ПРИНАДЛЕЖИТ „NESTLE“!»

– Погоди-ка… Это меня не удивляет, но знаешь ли ты, что «Pepsi» хочет застолбить синий цвет?

– Как?

– Именно так – они решили закупить синий в эксклюзивную собственность, но и это еще не все: они финансируют образовательные программы на компакт-дисках, которые бесплатно распространяются в школах. Таким образом детишкам дают уроки на компьютерах пепси, и они привыкают читать слово «пить» на синем фоне пепси.

– А когда они глядят в небо цвета пепси, у них блестят глаза цвета пепси, и когда они падают с велосипеда, их коленки украшаются синяками цвета пепси…

– То же самое, что с «Соlgate»: фирма дарит видеокассеты учителям, чтобы те вдалбливали ребятишкам, что нужно чистить зубы только их пастой.

– Да, я об этом слышал. «L’Oreal» устраивает такие же трюки с шампунем «Petit Dop». Мало им промывать нам волосы, так они еще и промывают мозги!

Филипп разражается натужным смехом, который, впрочем, не мешает Октаву вставить:

– Мне приятно видеть, что тебе это небезразлично.

– Я просто ясно отдаю себе отчет: у нас не осталось ничего стоящего, вот почему пустоту заполняет реклама. Она стала нашим единственным идеалом. Это не природа, это надежда не терпит пустоты.

– Вот ужас! Постой, не уходи, раз уж мы завелись на эту тему, расскажу тебе классную историю. Когда рекламодатели не могут сбыть товар или просто-напросто хотят оправдать свои колоссальные зарплаты, они заказывают СМЕНУ УПАКОВКИ. И платят бешеные бабки агентствам, чтобы поменять стилистику. И устраивают по этому поводу бесконечные совещания. Однажды я пришел в «Kraft Jacobs Suchard», в кабинет того парня со стрижкой ежиком… как его… Антуан Пуассар… или Поншар… или Подар… ну, что-то в этом роде.

– Пудар.

– Точно, Пудар, сногсшибательное имечко. Он стал мне показывать разные логотипы, которые им предлагали. Хотел узнать мое мнение. А сам был прямо-таки на грани оргазма – служебного оргазма! – вот, мол, какой он нужный и полезный работник. Он разложил на полу все свои проекты; мы с ним сидели лицом к лицу в этом огромном здании в Велизи[92]: он – чистенько выбритый, в галстуке от «Tintin et Milou», и я – с виду типичный хмырь занюханный – и пили остывший кофе, что таскала нам старая одышливая секретарша, которую уже лет тридцать как никто не трахал. Я посмотрел ему прямо в глаза и вдруг почувствовал, что парня грызут сомнения, что он первый раз в жизни спросил себя, какого черта он тут делает, и тогда я сказал: «Да выбирай любой!» – и он не глядя вытащил из кучи первый попавшийся логотип, бормоча себе под нос: «Синий, красный, голубой, выбирай себе любой!» Сегодня этот вариант красуется на всех прилавках всех европейских супермаркетов. Каков сюжетец? «МЫ ВЫБИРАЕМ СВОЙ ИМИДЖ НАУГАД!» – клевая формула, скажешь, нет?

Увы, напрасно я сотрясал воздух, Филипп давно уже сбежал. Он не любит, когда его заставляют кусать «руку дающего», и ловко уклоняется от принципиальных споров. Он прячет свой протест в дальний ящик с табличкой «Месячный сеанс самобичевания на обедах „У Фуке“». Оттого-то и ходит теперь осоловелый с самого утра.

Октав вдыхает и выдыхает теплый воздух. По заливу бесшумно скользят парусники. Все девицы агентства щеголяют косичками, подражая Иман Боуи[93], и в результате уподобляются старушке Бо Дерек[94]. В миг Страшного суда, когда призовут к ответу всех рекламистов, Октава сочтут виновным только частично. Он будет судим всего лишь как «аппаратчик», скромный служащий, коего в один прекрасный день даже посетили сомнения в разумности мироздания, – высокое жюри наверняка сочтет его пребывание в Медоне смягчающим обстоятельством, заслуживающим всяческого снисхождения. Кроме того, в отличие от Филиппа, он никогда не получал «Львов» в Канне.

Октав звонит своей платонической возлюбленной Тамаре, думая при этом о Софи, матери ребенка, которого он никогда не увидит. Не слишком ли много потерь для одной жизни?

– Я тебя разбудил?

– Вчера вечером я сняла клиента в «Плазе», – щебечет она, – ты представляешь, у него был член с руку толщиной, мне пришлось бы наизнанку вывернуться, чтоб его засадить… ОБОРУДУЙТЕ ВАШУ КУХНЮ НАШИМИ КОМБАЙНАМИ… бум-бум… ВЫБИРАЙТЕ ХОРОШЕНЬКО, ВЫБИРАЙТЕ С УМОМ…

– Это еще что за хреновина?

– Это? А, ничего особенного, это чтобы не платить за телефон: они время от времени запускают свою рекламу, а взамен – все разговоры на халяву.

– И ты согласилась на этот кошмар?

– У «CASTO» ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО НУЖНО! ПОКУПАЕМ ВРАЗ И ДРУЖНО! CASTO-CASTO-CASTORAMA!.. Ну и что, ко всему привыкаешь; попробуй сам и увидишь, я и то уже привыкла. Ну ладно, так вот о вчерашнем клиенте – на мое счастье, он совсем скапутился, у него никак не получалось, хотя торчало, как у жеребца, ей-богу, не вру; тогда я ему устроила небольшой стриптизец на кровати, он спросил, можно ли нюхнуть «дорожку» у меня с ноги, а потом мы смотрели телик; в общем, я легко отделалась… «INTERMARCHE» – ЧЕМПИОН СЕЙЛОВ!.. А сколько сейчас времени-то?

– Три часа дня.

– О-о-ох, умираю, спать хочу! Я была в «Банане» и к семи утра так набралась, что прилепила накладные ресницы к зубам, представляешь? Ну а ты как? Ты вообще где?

– Вообще я в Сенегале. Мне тебя не хватает. Я сейчас как раз читаю «Расширение пространства гульбы»[95].

– Ой, не надо про гульбу, меня и так наизнанку выворачивает. «CAILLAUX»… «CAILLAUX»…«CAILLAUX»… ЛУЧШИЕ В МИРЕ ТОРШЕРЫ – ОТВЕТИЛО ЭХО… Слушай, ты не мог бы перезвонить попозже?

– А ты держишь мобильник у самого уха? Смотри будь осторожна. Сотовые телефоны разрушают ДНК. Ученые делали опыты на мышах: мобильники увеличивают их смертность на семьдесят пять процентов. Я купил себе специальную ушную прокладку, чтобы избежать прямых контактов с трубкой; советую тебе сделать то же самое, не хватало нам еще опухоли мозга.

– Октав, лапочка, у тебя нет мозга!.. «КОНТИНЕНТ», «КОНТИНЕНТ» – НАИЛУЧШИЙ ПРЕЗЕНТ!..

– Извини, но у меня башка раскалывается от этой рекламной требухи. Пока, спи дальше, моя газель, моя берберочка, моя «Спасательница Марракеша»![96]