– А теперь попрошу освободить взлётную полосу! И даю старт! Рейс и так задерживается на полчаса по вашей милости! И вообще я объявляю перерыв на обед!

– Минуточку, тётя Атиса! Ты ещё не умираешь с голоду?

– С минуточку ещё не умру!

– Тогда сделай, пожалуйста, так, чтобы Щука убрался домой вместе со своей моделью, а то я что-то устал от него. Я вообще устал и, кажется, спать хочу! Пусть уберётся!

– Немедленно?

– Только дай ему посмотреть старт самолёта. Он же будущий лётчик, ему это важно видеть!

– Хорошо, хозяин!

– Слушай, тётя Атиса, не зови меня хозяином!

– Почему?

– Это не наше слово!

– Хорошо, я подыщу эквивалент!

– Что подыщешь?

– Эквивалент, подходящий синоним... Ну, с дороги, куриные ноги!

– Щука, ложись! – крикнул Ваня появившемуся из кухни другу, и тот послушно рухнул на пол, бахнувшись при этом локтем, но бережно удерживая урчащую модель.

Трап от ТУ-154 отъехал, люк дёрнулся и закрылся плотнее, моторы взревели. Ваня отполз в сторону. Лайнер развернулся, вырулил на самую длинную и цельную, без стыков, половицу, побежал, оторвался от пола, взмыл над кухонным столом, мелькнул в форточке, и рёв его, замирая, удалился и затих.

Щука поднялся и направился к Ване, держа перед собой за шасси рвущуюся из рук модель и восклицая:

– Ну, спасибо, Вано! Ну, спасибо! – сыпал благодарностями Васька, столько уже отпустив «спасиб» за эти полчаса, сколько не сказал, наверное, за всю свою жизнь, причём отпускал легко, вдохновенно, с явным удовольствием: – Ну, спасибо, чудодей ты, необыкновенный человечище! Аладдин! Старик Хоттабыч!.. Век не забуду твоего подарка! Спасибо, дружище!.. А вообще-то знаешь бы что?

– Что ещё? – почти раздражённо отозвался Ваня. – Ещё желание?

– Да, если честно! Даже не новое желание, а поправка к первому желанию. Можно?

– Поправка? Валяй!

– Знаешь, Вано, самолёт для домашнего пользования – это слишком хлопотно и непрактично. Ему нужен простор. Это у вас хоромы – разбегайся в любую сторону, а у нас-то всего две комнаты, тесный коридор, маленькая кухня – шибко-то не разбежишься!

– Вась, что ты хочешь? Ты отказываешься от подарка? – в лоб спросил Ваня.

– Что ты! – воскликнул Щука, плотнее ухватывая вибрирующий фюзеляж. – Что ты! Что ты, Ваня! Я не отказываюсь!

– Тогда что? Говори яснее, быстрее и короче! Там обеденный перерыв! – и Ваня указал пальцем наверх. – Ну!

– Лучше бы не самолёт, а вертолёт! – выпалил Щука и прикусил язык, робко глядя на модель, не исчезнет ли она безвозвратно. Она не исчезала, и мальчишка смелее пояснил: – Понимаешь, вертолётом проще управлять в квартире. Его и садить легче куда угодно, хоть деду на лысину! Вот! Ты можешь об этом попросить? – И Васька сдержанно кивнул на потолок. – Это последнее желание, честно!

– Ладно, Щука, попробую! – И Ваня передал просьбу футлярчику.

И тотчас рёв самолётных двигателей заглох, но тут же возобновился, но это был уже не пронзительный свист, а тарахтенье, и в руках Щуки трепыхал уже вертолёт, образовав своими вращающимися лопастями сплошной горизонтальный диск.

– Вот спасибо! – воскликнул Васька, разжал ладони, освобождённая модель взмыла и зависла над головой хозяина. – Вот здоровски! Ну, спасибо, чудодей! Слушай, а закажи себе такую же штуку, и мы будем вместе... – не договорив, Щука исчез, как и было условлено.

Снова вызывать друга, чтобы дослушать его мысль, у Вани не было ни желания, ни сил. В самом деле он ужасно устал. Приподнявшись на колени, он еле дополз до дивана, последним сознательным жестом сунул заветный футлярчик под подушку, ткнулся в неё лицом и погрузился в мертвецкий сон.

В дверях появился встревоженный чем-то Пепел, увидел хозяина, успокоенно шевельнул опалёнными усами, подошёл к дивану, запрыгнул и свернулся клубочком под тёплым человеческим боком. По привычке он затянул было своё МУР-мур, но тотчас же умолк, спохватившись, что его песня сейчас пока никому не нужна.

Весь вечер Ваню так и подмывало связаться с тётушкой Атисой и что-нибудь у неё выпросить, какой-нибудь пустячок, например, вазу фруктов на кухонный стол во время ужина, когда вся семья Петуховых единственный раз за день собирается месте: дедушка, бабушка, папа, мама и старшая сестра. Дело бы для тети Атисы облегчилось тем, что ваза уже была, почти всегда пустующая, несокрушимо возвышалась на холодильнике.

То-то был бы сюрприз, то-то было бы радости и восторгов, появись вдруг в вазе горка яблок, груш, персиков и винограда!..

Но какое-то колючее чувство настораживало и мешало мальчишке выйти на связь, и, подумав, он понял, что это была боязнь слишком обременить космическую волшебницу, боязнь лишний раз озаботить её и этим доставить ей неудовольствие, а может быть, даже и озлобление. Ведь, думал Ваня, и волшебнику наверняка его фокусы даются не просто так, шутя-нарочно, и ему надо как-то трудиться, напрягаться. Даже для себя-то часто не хочется и пальцем шевельнуть, а тут вкалывай на какого-то случайного дядю! Эка радость! Должна же быть совесть у этого дяди! Не эксплуататор же он, не рабовладелец, а пионер, который, впрочем, не против тоже иногда прокатиться на чужой шее, но хоть крохи совести у него всё же остались!

Поэтому Ваня сдержался за ужином, но, улёгшись спать и дождавшись, когда квартира затихла, закрылся одеялом с головой, вынул из-под подушки футлярчик, извлёк трубку, коснулся её губами и прошептал:

– Привет, тётя Атиса!

– Я к вашам услугам! – бодро долетело из поднебесья. – Что угодно, хозяин?

– Ничего, проверка слуха! – привычно пошутил Ваня.

– Пожалуйста! Может, спеть? Хочешь послушать романс Демона «На воздушном океане»?

– Нет.

– Чудак! Не я же буду петь, а Фёдор Иванович Шаляпин!

– Всё равно! Я не люблю романсов!

– Жаль, хозяин!

– Опять «хозяин»? – пристрожился мальчишка. – Мы же договорились!

– Ах, да! Прости, повелитель!.. А как это обращение? Старомодно, конечно, немножко, но по существу верно! Не возражаешь? Я долго думала и вот придумала: по-ве-ли-тель.

– Хорошее слово. Я тоже долго думал и тоже придумал, но другое – шеф! Ты можешь звать меня шефом?

– Шефом? Могу, шеф!

– Вот и договорились!

– А что ты так тихо разговариваешь?

– Наши спят уже.

– Понимаю. Разумно.

– Ну, спокойной ночи, тётя Атиса!

– Чао, бамбино! (Пока, парень!) – И гудочки.

Искушение получить вазу фруктов было пустяком в сравнении с тем искушением, которое Ваня испытал, собираясь утром в школу. Вопрос встал так: брать или не брать с собой волшебную трубку?

Горы соблазнов рисовались мальчишке: от невинного вызова к доске, где он мелет какую-то чепуху, но получает, однако, за это пятёрку, а Люська Зыкина, у которой урок, как всегда, отскакивает от зубов, наоборот, получает «пару», до более серьёзных проказ, таких, например, чтобы все учителя начали путать свои классы и как угорелые бегать по всей школе, или бы заколотить парадные школьные двери двумя мощными досками крест-накрест и повесить табличку – «Ремонт до Нового года!» Всё это были весёлые, конечно, затеи, но и грустные в то же время, потому что Ваня по своей натуре не был шкодливым, хотя любил наблюдать за «хохмами» других. Душевные боренья мальчика кончились тем, что он всё же взял трубку, но с условием, что совершит всего одну небольшую шкоду. Только одну! Одно чудо!

Но выбрать одну шкоду из бесконечной массы возможных оказалось очень трудно. Помог случай.

Был в их классе один противоза – Дима Кудимов. Он постоянно всех задирал, особенно девчонок, тех, кто прилично учился, обзывал почему-то «примусами», выматывал учителям нервы, и дня не проходило без его «номеров». Ваня ненавидел его всей душой и не раз жалел, что нет в нём достаточной силы и смелости начистить Димке физиомордию. И тут на втором уроке произошла такая история.

Во время перемены доску всю так исчертили мелом и так изрисовали всякими рожицами, что Зинаида Николаевна ахнула, зайдя в класс и увидев не подготовленную к уроку доску.