— Роман чем-то встревожен. Что-то у него на уме. Как бы не учудил чего.

— А что он учудить может? — спросил Гришка.

— Мало ли. В последний раз у него лицо было такое, когда он нас с муромских лесов снял и загнал в эти Богом забытые топи.

— Ну, а теперь-то чего бояться? В море загонит? — засмеялся Мефодий Пузо.

— Не знаю, — пожал плечами Сила, но чувствовалось, он сильно озабочен…

Пылал костер, потрескивали поленья. Разбойники только что сытно поужинали. Недавно шайка пополнила свои запасы, пройдясь по окрестным деревням. Крестьяне знали: до царя далеко, а до Бога высоко — потому скрепя зубами делились добром. К воеводе и стрельцам не обратишься — это грозило такими расходами, что легче уж содержать шайку.

— А вы знаете, ребята… — начал длиннющий рассказ Мефодий.

Тут из темноты бесшумно, как дух, возник атаман. Поздоровался, присел у костра, выпил крепкой водки из поднесенной кружки, а остаток выплеснул в огонь, от чего тот взметнулся снопом красных искр.

— Ну чего, засиделись без дела, распузатились? — засмеялся Роман, который был сегодня в настроении доброжелательном, когда не прочь и шуточкой перекинуться с братвой.

— Оно конечно, — Пузо похлопал себя по объемистому животу. — Нет работы — вот бока и нагуливаем.

— Без достатка сидим! — нервно и зло воскликнул Косорукий Герасим. — За последнюю неделю всего одного человека и прибрали. Откуда достатку быть, коли совсем не работаем?

— Место надо менять, — загалдели подошедшие к костру разбойники.

— Мало народу тут бродит.

— В теплые края надо пробираться. Вот где вольница!

— Духом болотным пропитались. Надоело!

— Где деньга-то?

Крики становились громче и настойчивее.

— Тихо, бузить не позволю! — прикрикнул атаман, грозно сверкнув очами, но тут же смягчился: — Дурачье, что толку — купчишек мелких отлавливать? За раз можно столько взять, сколько за год не насобираешь. Надо только с умом подойти.

— Так подойди с умом, атаман!

Вновь пошел ропот. В котле всеобщего недовольства начали закипать страсти, которые вполне могли выплеснуться в бунт.

— Говорю — цыц! Думаете, я просто так в город езжу? Не нравится, видите ли им в болоте сидеть… Невыгодно… А как казну государеву взяли — когда вы о таком мечтать могли?

— Верно.

— Так оно когда было!

Когда крики поутихли, в наступившей тишине прозвучал мечтательный голос Косорукого Герасима:

— Эх, поработать ножичком бы!

— Дела хотите? — атаман встал. — Будет вам дело. Хорошее дело. На Москву богатый обоз собрался. Сначала он на Северный тракт выйдет. Время я знаю.

— Мы тамошние места не разведали, — заметил Сила.

— Вот и они так думают, привычки наши изучили, поэтому и не боятся. Охраны почти никакой — легкомысленный купчина пошел. В обозе и товары, и серебро, да и золотишко наверняка будет. Богато.

У братвы жадно разгорелись глаза.

— Место для засады я уже присмотрел. Около развилки. Только сработать надо быстро. И чтоб не один купчишка не ушел. Коль уйдет и стрельцов кликнет, от погони нелегко оторваться будет. Да и до болот оттуда далековато.

— Годится. Все чисто будет, — заверил татарин.

— Я в вас верю, братва. Правильно говоришь, татарин! — кивнул атаман и после небольшой паузы продолжил: — Все нормально будет, и ты старшим пойдешь.

— Это почему? — удивился татарин. — А сам где ты будешь?

— У меня в городе дела.

— Какие дела?! — взвизгнул Герасим. — Дурной знак, когда на разбой атаман не ходит!

— Точно, — согласился татарин. — Тут расчет и воинское умение требуется, оно у тебя есть. Зачем нас одних бросать? Непорядок.

— Ах, непорядок? — спросил атаман. — И правда, непорядок. В том, что я тебя в город посылал, требовал боярина прибить. Покажи мне, где его могила? Где? Жив-живехонек он и благодарит Бога, что тот таких «умелых» убийц послал, не так ли, Хан?

— Так, — вздохнул татарин.

— А кому теперь дело заканчивать, чтобы от всех нас угрозу отвести? Только мне и остается все честь по чести завершить. Уж у меня-то получится, потому как голова на плечах не для шапки сидит… Ладно, Хан, не печалься. Даю тебе еще возможность показать, на что способен. Из всей братвы ты самый умный.

— Сделаем, атаман.

— А как обоз возьмем, так можно немного погодя и в другие края податься. Для начала в Москву. Перед самой Казанской Богоматерью грехи замаливать. Верно, братва?

— Верно, атаман!

— Места хорошие найдем. А перед этим погуляем от души. Годится?

— Годится, атаман!

— Завтра с утра на дело! — резко рубанул воздух рукой Роман.

Выкатили бочонок с вином и пошло веселье. Хоть и нелегко воевать с утра с большого похмелья, но ничего — дело привычное. Слова атамана означали, что не зимовать разбойникам в опостылевших болотах, что кончается трясинная жизнь. Не разделяли общего веселья лишь Гришка и Беспалый. Они сидели в стороне, и Сила задумчиво потягивал из деревянной кружки вино.

— Ох, не по душе мне все это, — сказал Беспалый.

— Мне тоже, — вздохнул Гришка. — Завтра опять людей невинных жизни лишать будут. Худо.

— Да не в том дело, — отмахнулся Беспалый. — Сдастся, атаман какую-то хитрость задумал.

— Какую?

— Непростой он человек. Евлампий верно говорил: у Романа что-то свое на уме. И на самом деле у него какие-то тайны имеются от братвы. И как бы эти секреты нам боком не вышли. У меня дурное предчувствие…

Еще затемно продрали разбойники глаза, с трудом приходя в себя. Татарин проглотил кружку рассола, Мефодий сунул свою большую, вихрастую голову в кадку с водой и булькал в ней.

С горем пополам все очухались, закусили, разобрали оружие. При этом едва не передрались, когда один лиходей хотел прихватить чужую, только что заточенную хозяином саблю. Наконец успокоились, собрались и выступили в путь.

Чертыхаясь и обходя деревни, добрела братва до каменного креста, под которым покоился отшельник, проживший в этих местах, как говорят, более века. Здесь дорога раздваивалась.

— Почти дошли, — произнес атаман.

В полукилометре за развилкой решили соорудить засаду. Натаскали веток, за которыми можно укрыться, подрубили стволы деревьев так, что они теперь должны были упасть от сильного толчка и одного удара топором. Впереди выставили разведку, которая должна была предупредить о приближении обоза.

Оставалось только дожидаться. Ну, ждать, так ждать — не мешки таскать. Солнце уже преодолело зенит, и обоз скоро должен был появиться.

Гришка сидел в придорожной яме вместе с Беспалым.

— Едут, — шепнул Сила, когда вдалеке послышался птичий клекот — условный сигнал.

Из-за поворота показалось несколько неторопливо едущих телег, запряженных добрыми лошадьми. Телеги были завалены какими-то мешками, покрыты холстом и рогожей. Кучера понукали лошадей, причмокивали, один грубым голосом тянул тоскливую песню, которую нестройно поддерживали некоторые из мужиков, сидящих на подводах. Не было видно, чтобы кто-то из них был вооружен, хотя оружие могло быть и в подводах.

— Маловато народу, — заметил Гришка.

— Не нравится мне что-то, — пробурчал Сила. — Так купцы не ездят. Обычно балагурят, смеются, лихие песни поют, многие с утра уже успевают набраться… А эти…

Обоз добрался до условленного места. Мефодий ударил топором и толкнул подрубленную ель, та с треском повалилась, перекрывая дорогу. С другой стороны упала вторая ель.

Из засады высыпали разбойники — с криками и прибаутками, воспринимая этот налет больше как развлечение, легкую прогулку, поскольку не видели никакой реальной опасности — и числом они были поболе, и оружие у них имелось наготове, и опыт, и решимость лить кровь, не моргнув глазом.

Один из лиходеев перехватил под узды фыркающую лошадь, которая тащила первую телегу. Остальные двинулись к другим подводам.

Гришка тоже хотел направиться было к обозу, хоть и боялся этого, но Беспалый попридержал его:

— Погодь.