Пареньки в испуге клали фаустпатроны к стене. Одни это делали с некоторым колебанием, другие — с явным облегчением.
Генерал Вильман смотрел на что-то висящее в разбитой витрине магазина. Потом он резко отвернулся. Клос увидел солдатские ботинки. Переведя взгляд выше, он увидел, что на крюке висел человек в поношенном мундире фельдфебеля. Кто-то содрал с его мундира погоны, оторвал гитлеровского орла над карманом. К грязным ботинкам была прикреплена бирка с надписью: «Повешен по приказу группенфюрера Вольфа. Такая же участь ожидает всех дезертиров».
Клос нажал на педаль — мотоцикл рванулся вперед. Но через несколько секунд мотор начал работать с перебоями и наконец совсем заглох.
— Кончился бензин, господин генерал.
Вильман понимающе» кивнул головой, вылез из коляски и медленно побрел к зданию, где располагался штаб.
Когда вошли в кабинет, генерал, не снимая кожаного пальто, бессильно опустился в кресло. Потом взял бутылку спиртного, налил полстакана, залпом выпил и обратился к Клосу:
— Вы знаете этого Вольфа?
— Нет, — ответил Клос. — Видимо, он только вчера прилетел из Берлина.
— Ведь вы тоже прибыли из Берлина, — сказал генерал и, задумавшись, замолчал на некоторое время. Потом, придвинув Клосу бутылку и стакан из толстого стекла, добавил: — Похоже, что он хочет оборонять этот город.
— Американцы находятся не более чем в пятнадцати километрах отсюда, — проговорил Клос, — а если верить тому, что говорили те сорванцы с фаустпатронами, то, по-видимому, уже вскоре появятся их парламентеры. Если в это время раздастся хоть один выстрел…
— Хватит! — крикнул Вильман, неожиданно сорвавшись с места. Он ударил кулаком по столу так, что зазвенело стекло. — Хватит этого свинства! Я сыт по горло!.. Больше не раздастся ни одного выстрела! — Генерал несколько раз прошелся из угла в угол, потом остановился около радиоприемника и машинально повернул ручку включателя.
— Можно ли договориться со штабом армии, Клос? — спросил генерал.
— Радисты со вчерашнего дня пытаются установить связь. На нашей волне работает какая-то русская радиостанция, — ответил Клос.
— Тогда я сам приму решение! — сказал Вильман так твердо, как будто решение уже было принято им давно. Он хотел еще что-то сказать, но внезапно умолк и усилил громкость передачи.
— «Говорит радиостанция „Гамбург“! Внимание! Внимание! Говорит радиостанция „Гамбург“! — услышали они голос, доносившийся из радиоприемника. — Мы обращаемся к Германии, ко всему немецкому народу, к солдатам и всему гражданскому населению. Через минуту будет передано важное правительственное сообщение…»
Грянули барабаны и трубы. Клос узнал первые такты седьмой симфонии Брукнера. На фоне постепенно утихающей музыки опять послышался голос диктора:
— «Сегодня рано утром покончил с собой фюрер немецкого великого рейха Адольф Гитлер. Он погиб на боевом посту, сражаясь до конца против большевизма. Погиб, как подобает солдату, обороняя с оружием в руках столицу Германии — Берлин. Согласно завещанию фюрера, власть принял адмирал Дениц. Гросс-адмирал Дениц с сегодняшнего дня является президентом рейха. Доктор Геббельс назначен канцлером, рейхслейтер Борман стал председателем национал-социалистской партии, а Зейс-Инкварт — министром иностранных дел…»
Треск атмосферных разрядов заглушил слова диктора.
— Ну вот и конец, — проговорил генерал Вильман. — Конец, — повторил он еще раз. — Я приму все условия американцев. Впрочем, они поставят только одно условие: безоговорочную капитуляцию.
— А пока появится их парламентер, группенфюрер Вольф успеет послать на смерть еще несколько сот солдат, — отозвался Клос. — В городе осталось еще достаточно уличных фонарей, на которых можно повесить солдат, уже по горло сытых этим адом.
Вильман не слышал последних слов Клоса.
— Конец. Такой бесславный конец… — прошептал генерал. — Ни один немец, — сказал он, обращаясь уже к Клосу, — не погибнет больше в этом городе. Даю вам, Клос, честное слово. — Подойдя к столику, он наполнил стаканы. — А сейчас, — сказал он, — я хотел бы вас кое о чем попросить. Конечно, я мог бы вам приказать, но хочу, чтобы вы восприняли это как мою просьбу. Прошу вас собрать побольше людей с оружием, всех, кого только можно. Возьмите тех танкистов около почты и саперов, которые расположились перед костелом Святого Себастьяна. Они пойдут с вами, если вы объясните им, в чем дело. Окружите большое красное здание около кафедрального собора — там сейчас находятся все из СД, там должен быть и группенфюрер Вольф. Необходимо сделать все возможное, чтобы не дать им скрыться. Ясно?
— Так точно, — ответил Клос. — Все ясно, но только уже поздно.
Вильман вопросительно посмотрел на него:
— Смерть фюрера освободила нас от присяги. Я подпишу капитуляцию города и выдам их американцам. Я должен помешать Вольфу и дальше творить безумства. Это будет мой личный презент для янки. Рано или поздно они должны будут понять, что вермахт всегда был против этих бешеных гитлеровских псов.
— Всегда ли? — Клос не скрывал уже иронии. — Может быть, только с тех пор, как стало известно, что война проиграна?
Они сидели вчетвером в подвале здания гестапо, куда в течение последних одиннадцати лет бросали измученных заключенных, обреченных на смерть или высылку в концентрационный лагерь. Подвал мог быть последним редутом обороны в этом городе. Они понимали, что выбраться из города уже невозможно. Правда, предусмотрительный штурмбанфюрер Олерс спрятал в нише за батареей центрального отопления несколько солдатских мундиров вермахта, хотя понимал, что вряд ли представится возможность воспользоваться ими.
Эсэсовец в клеенчатом плаще с трудом протиснулся сквозь узкую дверь, наполовину заваленную мешками с песком.
— Господин штурмбанфюрер, — обратился он к Фаренвирсту, — честь имею доложить…
— Кончай с этими глупостями и забудь наши прежние звания! Понял?
— Солдаты вермахта окружили здание, — продолжал докладывать эсэсовец. — Они блокировали главный выход.
Вормитц жестом отпустил эсэсовца.
— Что мы предпримем? — обратился Вормитц к своим товарищам.
— Генерал Вильман решил выслужиться перед американцами, — недобро усмехнулся Олерс.
— Это точно, — кивнул в знак согласия Вормитц. — Но как бы там ни было, мы должны немедленно что-то предпринять. Что вы скажете на это, господин фон Любоф?
— Думаю, что мы слишком поспешили с теми пленными. Если Вильман выдаст нас американцам, мы еще поплатимся за это.
— Что вы плетете, Любоф? — с раздражением произнес Вормитц. — Вы же знаете, что это был приказ группенфюрера Вольфа. Что же касается расстрела пленных, то группенфюрер Вольф лично был исполнителем этой акции. Мы к этому не имеем никакого отношения. Вы поняли меня?
— Конечно. Мы выполняли только приказы и не должны отвечать за наших шефов. Пусть ищут Вольфа.
— Пусть ищут! — засмеялся Олерс. — Он у них значится в списках так называемых военных преступников. Суд, а потом смертный приговор.
— Сначала его надо найти, — прервал Вормитц. — А это не так-то просто. Не думаете ли вы, господа, что шофер, который привозил его с аэродрома, — эсэсовец при этом скривил губы в усмешке, — должен бесследно исчезнуть? Американцы могут из него выбить все, что ему известно о группенфюрере Вольфе.
— Я возьму это на себя. — Фон Любоф поднялся с ящика, на котором сидел, вынул из кобуры пистолет и направился к двери. — Дорогие друзья, — добавил он, уходя, — по моему мнению, в данной ситуации сопротивление бессмысленно. Нужно спасаться, другого выхода я не вижу.
— Ты прав, — кивнул Фаренвирст. — Вывесим белые флаги и — никаких геройских жестов. Продемонстрируем американцам свою лояльность, Расскажем им все, что знаем о группенфюрере Вольфе. У нас нет серьезных причин и дальше укрывать его.
Клос посмотрел из окна на квадратный двор бывших армейских казарм. Американский офицер стоял на ступеньках своего джипа и принимал «парад» немецких солдат с ведрами и метлами в руках. Он подал рукой сигнал, и они двинулись в его сторону, браво чеканя шаг. Отряд остановился перед машиной американского 1-го лейтенанта.
