Чем ближе мы подъезжали к месту, тем отчетливее я понимала, куда мы едем. Потому что Гриша, то и дело оборачиваясь на Толика, пояснял, что овраг тот он запомнил очень хорошо, мимо не проскочит… Приметный такой овраг, в форме лабораторной кюветы… Плита там еще бетонная и камни навалены. Ну это для наукообразного Григория овраг имеет форму кюветы, а я-то знала, что он больше всего напоминает тазик…

Так оно и вышло. Гриша прижался к обочине как раз в том месте, где водитель с белорусскими номерами вытянул нас с Янкой и малышами из западни, в которую мы по глупости угодили. Бетонная плита с раскиданными вокруг валунами тоже оказалась на месте. При свете дня выяснилось, что она выполняет функцию рекламного щита некой дизайнерской фирмы «Старленд», а валуны — выставленные на продажу элементы ландшафтного дизайна.

— О, точно, это здесь! — обрадовался Григорий, выбираясь из машины.

Я тоже вышла на свежий воздух и стала вспоминать, как все было. Вот наша машинка ласточкой слетела с шоссе, вот проскакала галопом по практически отвесному склону, вот каким-то чудом затормозила у бетонной плиты… Смешные потуги выбраться из оврага самостоятельно… Решительно настроенный кавказский мужчина, который в ходе спасательной операции едва не угробил меня, машину и детей… А потом поиски троса с вываливанием провианта из багажника… Провианта… А ведь мы тоже делали закупки в «Ашане»… И пакеты у нас тоже лежали в багажнике большие, крепкие, белые, с эмблемой-птичкой и красно-зеленой надписью «Ашан»… А что, если…

— Гриша! — что есть мочи заорала я. — Гриша! Во сколько Эдуард сиганул из машины?

Парень перестал разгребать руками траву на дне оврага, что, как в песне, была по пояс, удивленно поднял голову и, щурясь на солнце сквозь стекла очков, прокричал в ответ:

— Около половины двенадцатого ночи, а что?

Так, около половины двенадцатого… А мы ковырялись на этом же самом месте значительно позже… И вполне могли прихватить пакет Гадованюка вместе со своими мешками… Так, спокойно. Это еще не факт, а только гипотеза… Пока о своих предположениях никому говорить не буду, а вот если ничего не найдут, тогда и скажу…

Обратно, рассевшись по машинам, ехали теми же экипажами.

— Да заливает этот Эдуард, что вместе с деньгами выпрыгнул, — раздраженно говорил Михаил, поглядывая в окно. — Может, и денег-то никаких не было…

— Нет, были, Ксюшка сама видела… — заверил Гриша.

— А я знаю, где эти деньги могут быть… — небрежно заметила я.

И, наслаждаясь эффектом, помолчала, слушая, как мужчины наперебой выпытывают потайное место, а потом спокойно так сказала:

— Я уверена на девяносто девять процентов, что они вместе с мусором лежат в нашем сарае.

— Это почему же ты так уверена? — ехидно поинтересовался любимый. — Тебе сон был, что ли?

— Смейся-смейся, вот приедем, и сам увидишь, — не обиделась я.

— Слушайте, а если Ринка права, давайте Гадованюку об этом не скажем, — шепотом заговорщика предложил Григорий. — А деньги между собой поделим. По-честному…

Видимо, близость желанного куша вселила в старшего научного сотрудника новые надежды на квартиру. Окрыленный, он поглядывал в зеркало заднего вида то на меня, то на Вадьку, то на Толика. С Михаила, что сидел на пассажирском сиденье справа от водителя, Гриша не сводил глаз все остальное время.

Вадька недовольно поерзал на продавленных подушках и ворчливо сказал:

— Ты за дорогой лучше следи, киднеппер хренов… Мало тебе приключений на голову свалилось? Хочется усилить впечатления?

Михаил и Толик молчали, о чем-то напряженно задумавшись. Наверное, прикидывали все «за» и «против» делового предложения водителя. Я же считала, что Вадька прав и нельзя забирать у человека то, что ему даже не принадлежит, а напротив, требует, во избежание крупных неприятностей, немедленного возврата на фирму.

И, едва «Жигули» Григория затормозили у нашей калитки, все пассажиры «шестерки» выбрались из машины и бегом кинулись к сараю.

— Эй, Толик, ты куда? — заволновалась Алла, почти на ходу выпрыгивая из «УАЗа» и зорко вглядываясь в удаляющуюся спину любимого мужчины.

Но Толик не ответил на вопрос подруги. Впрочем, как и Михаил оставил без внимания тревожный вопль Галины, которая, оттолкнув Аллу, тут же устремилась вслед за приятелем. Первым сарая достиг Вадька. Все-таки два метра роста и длиннющие ноги давали ему в легкоатлетических дисциплинах существенное преимущество.

Любимый распахнул дверцу сарая, отшатнулся в сторону от окатившей его волны химического зловония, но совладал с собой и, нагнувшись, выудил из-за старой панцирной сетки один за другим три белых пакета с птичкой. Разворошил первый и с разочарованной миной отбросил его за спину, чуть не угодив в нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу Толика, Гришу, Михаила и Галку. Галка теребила своего приятеля и требовала объяснить, что здесь происходит и почему все стоят у вонючего сарая и с таким любопытством курочат пакеты с мусором.

Но мужик только отмахивался от подруги, которая мешала смотреть, что же там, в оставшихся мешках. А Вадим между тем раздраконивал второй сверток. В нем скопились консервные банки, стеклянные пузырьки от лекарств и какие-то ржавые, диковинной формы обломки не то от детского автомобиля, не то от всамделишного автомата.

А вот в третьем пакете, пухлом и шуршащем, оказались пятитысячные и тысячерублевые купюры, как попало напиханные в его белое нутро. Вадим смахнул ладонью мусор с крыльца сарая и высыпал содержимое пакета на плохо струганные доски. Денежная масса, подозрительно звякнув, неопрятной кучкой рассыпалась по крыльцу.

Сумму, не посчитав, назвать было затруднительно, но и навскидку было видно, что она довольно внушительная. Банкноты оказались щедро пересыпаны битым бутылочным стеклом. Самый крупный осколок с уцелевшей этикеткой информировал, что бутылка некогда хранила в себе благороднейший коньяк «Хеннесси».

— Оба-на! — присвистнул Толик, радостно глядя на копи царя Соломона, вываленные на приступочку сарая. — Интересно, это сколько же здесь будет?

А к нам уже спешили пассажиры второго экипажа. Бежала по участку Алла, перепрыгивая через грядки с укропом, вскачь неслась Янка, за ней поспевали Дина и Славик. Замыкал движение сам виновник переполоха, вальяжной походкой неторопливо направляясь вслед за остальными.

— Вот они, мои денежки, — удовлетворенно сказал Эдуард, принимая у Вадьки из рук белый пакет, вытряхивая из него прямо на землю осколки и небрежно запихивая банкноты обратно. — Устал я что-то, пойду прилягу…

И Гадованюк, обогнув Василька, гуляющего по проспекту с Йосей в коляске, направился к Галкиному дому. Бросив пакет с деньгами на крыльце, он распахнул дверь и скрылся в прихожей.

Галка удивленно пожала плечами и, глянув на Михаила, протянула:

— Ну и что мне, Миш, теперь делать, на крылечке, что ли, ночевать, чтобы Эдикову наличность не поперли?

— Ну да, еще чего, — откликнулся ее друг. — Из принципа мешок не трогай. А сопрут, сам будет виноват — нечего сумки с деньгами разбрасывать где попало…

Симе не спалось — беспокоила тяжесть в животе и нехорошие предчувствия. Нехорошие предчувствия исходили из той самой комнаты, где поселился Розочкин жених, а тяжесть в животе — от невнимания к советам врача из санчасти. Ведь просил же гинеколог Юрий Игоревич картошки поменьше есть. Особенно на ночь. Сима остановившимся взглядом смотрела в низкий потолок и гадала: чем же мадам Финкель так понравился этот картофельный аферист? Уж кто-кто, а Сима-то знала, что картошка у овощного магната далеко не класса «люкс».

И надо же было Розочке с матушкой выйти на две остановки раньше, у районной свалки! А около этой свалки как раз прохаживался эдаким Рэмбо хамоватый Василек в невозможно прекрасных натовских ботинках. Розочка молоденькая, мало видела, мало знает, что ей еще надо — наглые глаза да спущенные чуть не до колен штаны цвета хаки. А если ко всему этому великолепию прибавить еще наличие татуировки на плече и московской прописки в паспорте… И мадам Финкель, лишь только заметила интерес в глазах Розочки, тут же кинулась к фланирующему по остановке плейбою.