В общем, Дима понял, что дело труба, и впал в депрессуху. Купив почти килограмм травы, он заперся в квартире, плотно закрыл шторы и начал новую жизнь: пил коньяк, спал, играл на гитаре. Курил…
Курил, не переставая. Не курил только, когда спал…
«Начнутся боли – съем пулю», – решил Дима.
В один из таких дней (или ночей?) он водил пальцем по книжным полкам, оставшимся от супруги-бедуинки, и случайно наткнулся на книгу, которую почему-то принялся читать.
Это была «Толдот га Ари» – история жизни некоего Ицхака бен Шломо Лурия, по прозвищу «Ашкенази», загадочного рабая-каббалиста, жившего в 16 веке в Цфате и известного также под именем Аризаль. Сама книга была несколько туманной, но академический комментарий к ней странным образом очаровал Диму, погрузив его в мир каббалы и крутых каббалистов.
Дня три Дима запоем читал Толдот га Ари, пока не дошёл до места, трактующего каббалистическое понятие «таамей а-мицвот» («вкус заповедей»). В соответствии с текстом, один из способов привлечения на себя Сфиры Хесед (Милость Бога) в противовес Гвура (Суровость Бога) заключается в том, чтобы застёгивать одежду не слева направо, а наоборот, справа налево, то есть по-женски, в нашем понимании.
Дима, хоть и курил в этот день не так уж много, оторвал пуговицы на своём итальянском пиджаке и приколол их разогнутыми канцелярскими скрепками на левую сторону. В таком виде он отправился в соседнюю ешиву, ему захотелось спросить: почему, собственно, левая сторона?..
Через месяц Дима продал всё, что у него осталось: свою квартиру в Тель-Авиве, машину, замысловатый холодильник и два оригинальных наброска Шагала, которые он приобрёл на аукционе в лучшие времена «Buratino Trading». Затем он честно выплатил все долги (без этого, как ему объяснили, эффективно каббалой заниматься невозможно), а на оставшиеся деньги переселился в Цфат – столицу каббалы последнего тысячелетия, сменив своё имя, которое ему всегда не нравилось, на Иегуда. Там он поступил в одну из знаменитых ешив и проучился почти три года, последний год – бесплатно, так как деньги кончились.
Скорее всего, химиотерапия и размеренный «религиозный» образ жизни, в котором не было уже места ни травке, ни коньяку, а были долгие прогулки и изумительный горный воздух Цфата, приносили определённые результаты: Димины врачи не исключали возможность ремиссии, хотя он продолжал терять в весе и временами бывал очень слаб.
В изучении каббалы Дима заметно продвинулся. В какой-то момент он пришёл к заключению, что многолюдная и шумная ешива, где помимо серьёзного учения было полным полно суеты, не «его место», и ушёл из знаменитой ешивы, хотя Рав Шмуль Езерский, его учитель, был против, перейдя в меньшую, но там тоже надолго не задержался.
В итоге, он присоединился к маленькой общине в Цфате, ядро которой составляли русскоязычные ешиботники.
Община называлась «Шааревы Тшува» и была создана на деньги одного бизнесмена, который, между прочим, года два уже сидел в Маями за какие-то финансовые махинации. В небольшом доме рядом с шумным хайвэем в Цфате, но довольно далеко от старого города, жили и учились всего несколько человек. Цель общины состояла в привлечении к религиозному образу жизни русскоязычных евреев, «тшува» – покаяние…
Формально общиной руководил рав Елизер Кац, но он постоянно бывал в разъездах: то в Москве, то в Киеве, то непонятно где, а на каждый день были раби Мойше Ури Лахман, нервный многодетный папа, преподававший также что-то в университете, и некий раби Арие Сафир, глубокий старик с пожелтевшей седой бородой.
Раби Сафир жил тут же, в «Шааревы Тшува», и считался габаем общины. Он иммигрировал в Израиль ребёнком в двадцатые годы из Белорусского местечка и немного говорил по-русски, но он вообще очень мало разговаривал – на любом языке.
По субботам к нему приводили местных детишек детсадовского возраста, из новоприбывших, и он, широко улыбаясь своим пустым беззубым ртом, учил их алфавиту, демонстрируя им крупные буквы, вырезанные из разноцветного пластика. В остальное время он просто сидел в общем помещении, часами над одной и той же страницей. Иногда он неожиданно вставал, держа пластиковую букву в руке, – чаще всего это была буква «Шин» – и громко произносил своё любимое слово «беседер», вызывая улыбку окружающих. Диме было жалко старика и он всегда отвечал ему: «Да, Рэбе…»
Из студентов четверо только начали учиться, ещё один – просто косил от армии, по сути, только двое – Дима и ещё один парень из Риги, Шимон Лифшиц – серьёзно учились. С переездом в «Шааревы Тшува» Дима очень преуспел, судя по тому, что вдруг стал легко запоминать целые тексты наизусть, когда он начинал, такого не было.
По утрам Шимон и Дима учились «в паре», иногда посылая имэйлы с вопросами раби Ицхаку Турски – признанному авторитету в вопросах каббалы, который жил в Нью-Йорке и, кроме всего прочего, был практикующим врачом.
После обеда, если не нужно было идти в госпиталь, Дима проводил время в шуле на улице Алькабец, названном в честь автора «Шулхан Арух» – знаменитого каббалиста Иосифа Коро, или на улице Наджара – в синагоге самого Аризаля. Время от времени Дима посещал своего учителя раби Шмуль Езерски, и бывали дни, когда он ни разу не вспоминал, что находится на пороге смерти…
Недели за три до Иом Кипура (Судного дня) Дима должен был пройти очередной курс химиотерапии. Процедура прошла как обычно, но к вечеру он почувствовал себя плохо, и его госпитализировали «на пару деньков». Утром ему стало много лучше, к нему даже пришёл Шимон, принёс ему книги, и они, как и намечали в этот день, учили Талмуд, а именно – трактат Авода Зара (Служение чужим силам), посвящённый идолопоклонничеству.
Шимон сидел рядом с постелью Димы и читал:
– Аль тифну эль ѓа-элилим ло таасу лахем элоѓей масеха.
– То есть «не проявляйте интерес и не обращайтесь к силам. Не создавайте, а вернее – не делайте себе богов экранирующих», – попытался перевести Дима, – давай теперь каждое слово отдельно.
– Аль тифну, от глагола лифнот, – проявлять интерес, обращаться, – Шимон перелистнул страничку, – раби Ишмаэль тут так комментирует…
Неожиданно зазвонил Димин сотовый телефон. Звонили из Нью Йорка, Дима даже не мог сначала сообразить, кто это. Саша, какой Саша… Когда вспомнил, то почему-то страшно обрадовался:
– Так это ты, старик, как же ты меня нашёл?!.. Во даёшь, мы ж с тобой лет шесть не говорили! О-о-очень рад тебя слышать, сам не знаю почему, – Дима даже сел в кровати.
Шимон удивлённо смотрел на Диму, таким он его никогда не видел.
– Что ты говоришь, жена на девятом месяце?.. Второй ребёнок… дом… Класс! – Дима как будто забыл про Шимона и трактат Авода Зора, он даже рассмеялся в какой-то момент. – Ты меня разыскал через частного детектива специально, чтобы сказать, что я должен слушать «Strawberry Fields Forever»? Гы-гы-гы, – смеялся Дима беззлобно. – Как там у вас с шишками, гы-гы-гы-гы?
Они проболтали, наверное, минут десять, перебрав всех общих знакомых:
– Лёха Бармотин торгует мебелью, ну дела-а-а… а где же Васёк, где Вася-пофигист?.. В Бутан на просветление уехал, в какой такой Бутан, га-га-га-га, я и не знал, что есть такая страна.
Про себя Дима подумал: «Вот ведь, заставь дурака Богу молиться, так он и лоб расшибёт».
О себе Дима практически ничего не рассказал: деньги все потерял на акциях, сейчас учусь, приболел немного… Положив трубку, Дима снова лёг и закрыл глаза.
– Может, я позже приду? – Шимон поднялся, чтобы уйти.
– Извини, Шимон, это мой приятель по Питеру, мы когда-то играли в одной группе. Давай дальше.
– Если речь идёт о законе Торы, то, получив два разных ответа от Учителей, следует придерживаться более строгой позиции, говорит раби Иегошуа бен Корха, – продолжил смущённо Шимон.
Дима умер через два дня, в субботу. Он прочёл молитву Минха, как положено, перед заходом солнца, потом прилёг отдохнуть, у него немного болела голова…
Первое, что он увидел после смерти – ангел. Где-то впереди Дима увидел его белоснежные широкие крылья и яркое золото кудрявой головы. Дима летел прямо к нему навстречу и, когда был уже совсем близко, вдруг понял: это не ангел, а стройный византийский храм с высоким золотым куполом, на котором сиял крест.
