- Расставляем зигзагом, - скомандовал он.

Мы стали таскать этих силиконовых получеловеков и расставлять в указанном им порядке.

Он включил компьютер, инсталлированный в стену.

- Все манекены оснащены датчиками, которые с помощью беспроводной связи будут передавать информацию о твоих ударах на компьютер. Программа будет фиксировать историю твоих ударов с наложением на твоё физическое состояние: пульс, давление и всё такое. Плюс – будет учитываться время тренировок, их интенсивность, продолжительность. Там не алгоритм, а сказка. Сейчас тебя сосканируем, подойди сюда, чтобы компьютер приветствовал тебя, когда ты будешь сюда входить, и вперёд, - заключил он с улыбкой.

- Так, и что, бить их? - спросил я, оглядев кучку манекенов.

- Ага, убивать. Смотри.

И он нанёс двадцать сокрушительных, поражающих своей силой и техникой исполнения, ударов руками и ногами по каждому из них.

На мониторе можно было увидеть, что он нанёс двадцать ударов за тридцать три секунды, шесть из которых оказались смертельными.

- Не рекорд, - заговорил он со слегка сбитым дыханием, - а для кое-кого потом не будет и показателем.

И я так понимаю, он намекнул на меня.

- Подожди, сейчас ещё попробую.

И он с силой нанёс удар рукой по челюсти ближайшему боксёрскому манекену.

- Если бы был рекорд, из динамиков раздались бы овации, - улыбнулся он

Монитор, этим временем, показал силу удара, скорость.

- Вот, смотри, - он направился к экрану, - здесь можно увидеть многое, - он стал жать пальцем на те и иные данные на мониторе, и компьютер стал выдавать развёрнутые данные, - видишь?

Можно было прочесть, сколько было нанесено ударов правой рукой, сколько левой, такое же о ногах, была видна сила каждого удара, скорость. Если требовалось развернуть данные об ударе, можно было увидеть, в каком отношении он находился с предыдущими аналогичными при схожих обстоятельствах и таком же физическом состоянии. Например, тринадцатый удар его оказался с рекордным показателем по количеству подряд смертельных ударов от левой руки в серии из двадцати ударов.

- О, рекордное что-то всё-таки умудрился установить: три подряд левой - смертельные. Было бы правильней, чтобы компьютер и о таких рекордах оповещал сигналом. Психологически веселей было б. Не? Ну вот, так и будешь тренироваться. Твоя цель: двадцать секунд - двадцать ударов – двадцать трупов. Занятия каждый день. Контролируешь сам себя. Мне каждый день будет приходить смс-отчёт о твоих продвижениях. Если в течении двух дней я не наблюдаю положительную тенденцию, будем работать вместе. Твоя очередь.

Я потянул мышцы, размял слегка поясницу и, мне показалось, не сильно выложился в двадцать ударов руками. Компьютер, тем не менее, издал «победную овацию».

- Первый, он всегда рекордный, - улыбнулся тот, - тебе не обязательно во время тренировок лупить по ним сериями, отрабатывай удары, как удобно, чем удобно, как хочешь. Главное: двадцать секунд – двадцать ударов – двадцать смертей.

Боксёрская комната мне очень понравилась: и дух можно было спустить, и наслаждаться своими успехами – система была сконструирована отменно.

Ещё в нас там имплантировали всякие устройства, так что я при определённом положении соединения ладоней или пальцев даже радио мог послушать. Никакой радиации от этих имплантатов, как нам объяснилось в инструкции, а все электромагнитные поля гасились - ни один рентген ничего не должен был показать. Зато теперь я представлял из себя ходячий компьютер с терабайтом памяти (это не считая моей собственной – позволю себе улыбнуться в этот момент).

Я прошёл процедуру «ассоциации», что заключалось в следующем. К моим мозгам подключили электроды, а потом два дня подряд показывали фильмы и картинки. Наблюдаемое мною глазами и слышимое ушами, в мозгах выкладывалось в красивые узоры электрических импульсов. Эти узоры фиксировались компьютером, и можно было только наблюдать растущий в мегабайтах, а потом переходящий в гигабайты и терабайты объём накапливаемой, таким образом, информации о работе моего мозга по визуализации окружающей мня обстановки. А обратный процесс выглядел следующим образом. Когда мне представилась возможность фокусировать своё зрение самостоятельно на каких-либо предметах, компьютер ловко считывал эти самые возникающие «узоры», и монитор светился тем, что я наблюдал. Стоит добавить, что реакция моего мозга была одинаковой, как на зрительные внешние образы, так и на те, которые я наблюдал внутренним зрением. В результате всё, что я думал в картинках или мой внутренний диалог можно было посмотреть и послушать на компьютере. Изображение, конечно, не ахти, как и «озвучка»: то, как ночная съёмка, то, как вспышки молний, местами монитор вообще тёмный, звуки не всегда корректно передавались, а то и вообще «озвучка» жила своей жизнью, но кое-что рассмотреть и услышать было можно. При всех своих недоработках, всё равно очень серьёзная техника оказалась.

- Это означает, что я не просто отдаю себя на службу нашей организации, но и предоставляю в пользование свой внутренний мир, - заключил я окружающим меня специалистам с грустной улыбкой.

- В какой-то степени – да, - ответил мне один из них.

- А вот можно будет потом, когда всё закончится, сделать «делит» тому, что запишется из моих мозгов?

Ребята лишь усмехнулись.

Ну, конечно, не усмехнулись бы они. Сейчас я тоже усмехаюсь – такого, что увидели наши глаза, глаза таких же солдат, как я, и что записали наши компьютеры, хватит на вынос мозга человечеству в течение нескольких поколений.

Кстати, я так понимаю, бросая сейчас взгляд на свой монитор, они у себя могут видеть то, что я пишу, если организация ещё функционирует. Привет, ребята, тогда! Не беспокойтесь, я никого не предал, сами всё видели и знаете. Я и крови-то не сильно жажду, но что-то не даёт мне поступать иначе. Тихо надеюсь, что мы со мной, и такими как я, не просчитались настолько, что у нас всех будут проблемы, но наоборот. Тогда это всё, на радость мне, в большей мере совпадает с моими внутренними установками. Видимо, я пойду дальше! Видимо, до конца - без конца! И, скорей всего, каждый день, если мне будет удаваться отправить на тот свет очередное животное, их десяток, сотню, я буду становиться счастливее. Ай, да что там говорить? Седой, привет!!!

Ну и много чего ещё было в нашем обучении. Управление различной техникой, обращение с оружием. Что-то из этого изучали мы скрупулёзно, что-то поверхностно. Самолёт посадил несколько раз на имитаторе. Но это так, для общего развития – зато теперь знаю о закрылках, сигнальных огнях и прочее.

Ах, да. Напарник. Нам предстояло работать вдвоём. Супер-человек по своим душевным качествам. Правильный и чёткий, как я. Тысячу раз подумает прежде, чем кого-то обидит, а и потом не всякого, но кто очень сильно заслужил. Мощный физически. За метр девяносто, не толстый. Одной рукой консервную банку комкает, как нормальные люди фольгу. Из принципа решил выдержать его рукопожатие. Думаю, он меня пощадил; но кисть до сих пор иногда даёт о себе знать какой-то внутренней болью. Мы, каждый, умели делать всё, что умеет другой, и на соответствующем уровне. Мы вырабатывали одинаковое мышление и сугубо свой сленг– каждый должен был с большой вероятностью предполагать, что за стенкой делает его напарник при тех или иных обстоятельствах, и мы должны были уметь вести диалог понятный только нам двоим. Нас заставили обоих проходить через десятки лишений и проблем, что заставляло наши души сближаться и сближаться. Мы стали одним целым, одним литьём. Степень доверия и уверенности друг в друге были настолько высоки, мысли наши настолько переплелись, что даже компьютер не мог идентифицировать нас, если ему доставалось анализировать только наши интеллектуальные способности. Пару раз нас заставили выпить спиртное. Короче, прошли с ним и огонь, и воду, пока проходили обучение, а иногда и в буквальном смысле. У нас были одинаковые позывные – «Сержант». К кому из нас обращались, приходилось понимать по интонации. Тоже, наверно, как инструмент нашего единения должно было срабатывать. Но обращаться друг с другом было удобно.