Конечно, в Польше грамота могла вызвать реакцию, совершенно противоположную той, на которую рассчитывал отец, Одар-Воитель. Однако Гяур все же решил прибегнуть к ее всесилию, не желая продолжать бессмысленную стычку. Он не хотел возвращаться в Варшаву, имея на своей совести погубленные души подданных короля.

– Но, – парировал гайдук, который, кстати, тоже мало был похож на казака-наемника, – гонец, примчавшийся в Перемышль, откуда мы скачем вслед за вами, заявил, что в этой карете скрывается полковник реестрового казачества господин Хмельницкий, коего нам приказано задержать как государственного изменника.

– Странно, еще минуту назад я вспоминал о нем, как о генеральном писаре реестрового казачества. А не далее как вчера члены королевского двора и сенаторы тоже относились к нему, как к польскому офицеру. Может, вы объясните, что произошло за сутки такого, что превратило казачьего полковника на королевской службе – в изменника и личного врага хранителя престола?

– Этого я знать не могу, – отрубил старший гайдук. – Однако знаю, что такой же приказ об аресте получили все офицеры, все гайдуцкие и казацкие старшины.

«Вот оно что! – только теперь Гяур понял, почему догонявший их гайдук проявил столь странную агрессивность. – Он-то считал, что имеет дело с охраной государственного преступника!».

– И вы вчетвером намеревались задержать казачьего полковника, предавшего, как вам кажется, короля? – насмешливо поинтересовлася Одар. – Как вам это представлялось?

– Просто нас осталось только четверо, потому что остальные уехали сопровождать графа. Но коль устами гонца нам приказано…

– Сойди с коня: ты говоришь с князем! – вмешался кучер-поручик. И Гяур понял свою оплошность: это ему надо было заставить графского холопа сойти с коня.

Гайдук молча повиновался, но при этом все же заглянул в карету.

– Значит, вы и есть тот самый полковник-иностранец, который сопровождал Хмельницкого? – вдруг вспомнил один из гайдуков, все еще прятавшихся за крупами лошадей. – Гонец говорил о каком-то полковнике-чужеземце: то ли турке, то ли греке.

– Да, я сопровождал Хмельницкого во время его вояжа во Францию. Это хорошо известно канцлеру Оссолинского, королеве Марии-Людовике Гонзаге, да и самому монарху. Теперь же, по приказу его величества короля Владислава IV, направляюсь во Львов, – спокойно объяснил Гяур, не ожидая вопроса старшего гайдука. – Но самого Хмельницкого здесь нет.

– Князь расстался с ним еще в Варшаве, – добавил поручик. – Я тому свидетель.

– Надеюсь, что это правда, господин князь? – осторожно усомнился гайдук.

– Именно так все и было, – невозмутимо подтвердил Гяур. – Кстати, что вы намерены предпринять в таком случае?

– Мы не получали приказа задерживать князя, – озадаченно молвил старший гайдук, обращаясь к своим подчиненным. – Есть приказ коронного гетмана задержать только полковника Хмельницкого. Извините, ясновельможный князь, что потревожили вас. И за горячность гайдука нашего тоже простите.

– Но в таком случае вы должны будете правдиво объяснить графу, что гайдук его погиб по собственной глупости, напав на поручика, который выделен мне как иностранцу из королевской охраны для сопровождения. А вынужден выдавать себя за кучера, поскольку кучер наш в дороге захворал, да и для обмана всевозможных злодеев.

– Мы расскажем все, как было, – сдержанно заверил гайдук. – Зачем выгадывать там, где сама жизнь наша уже и так черти чего нагадала?

– Тогда забирайте тело убитого, и с богом. Нам нельзя терять время.

– Госпожа графиня, нас удостоил своим посещением граф Артур де Моле, – доложил Шевалье де Куньяр.

– Вы, как всегда, чего-то не договариваете, – с легким укором заключила Диана, строго всматриваясь в лицо представшего перед ней молодого рыцаря. Чистое, утонченное – оно показалось графине настолько очаровательным, что красота Артура де Моле невольно напрашивалась на сравнение с красотой Гяура. Правда, князь Одар был чуть повыше ростом и шире в плечах. Да и черты были достаточно правильными и еще более утонченными.

И все же эти двое мужчин казались ей чем-то похожими друг на друга. Прежде всего, их сходство формировалось густой, черной, напоминающей спартанский шлем, шевелюрой Артура и, пусть и светло-русым, «шлемом» князя Одара-Гяура.

– Я рассказывал вам о том, что господин граф де Моле уже однажды навещал наш замок.

– И очень интересовался историей создания ордена тамплиеров, – поддержала его графиня, движением руки указывая гостю на кресло напротив себя. – Я права, граф?

– С детства увлекаюсь стариной, – суховато согласился де Моле. – В особенности рыцарской.

– И ваш интерес к ордену ничуть не удивил меня, поскольку господин шевалье сообщил, что вы являетесь потомком самого Великого магистра Жака де Моле, которому суждено было выдержать жестокие испытания и погибнуть во славу ордена на костре инквизиции.

Граф де Моле оказался не из разговорчивых. Он молча выслушал Диану и кивнул в знак согласия. Хотя графиня ожидала, что гость сразу же попытается прояснить цель обоих своих визитов.

– Если вы ничего не хотите добавить к уже сказанному, господин шевалье, – обратилась Диана к де Куньяру, – можете чувствовать себя свободными.

– Прежде чем удалиться, я хотел бы показать графу одну вещицу, которую снял с тела человека, покушавшегося на вашу светлость. Имею в виду этот изысканный медальон с мальтийским крестом на крышке… Не кажется ли он вам знакомым, господин граф?

Де Моле взял из рук шевалье медальон на толстой серебряной цепочке, внимательно осмотрел его и, переведя взгляд на пламя камина, задумался.

– Вы правы, шевалье, эта вещица мне знакома, – произнес он минуту спустя. – И не думаю, что могу ошибиться. Я видел ее на груди рыцаря, прибывшего сюда в прошлый раз в образе оруженосца маркиза д’Атьена.

– Потомка великого инквизитора Франции Гийома де Ногаре, – напомнил графине де Куньяр. – Вы действительно не ошиблись, господин граф. Точно так же, как не ошибусь и я, уведомив вас, графиня, что вторым всадником, ожидавшим убийцу внизу, на берегу реки, был, очевидно, сам маркиз, испепели меня молния святого Стефания. Ваш слуга Кара-Батыр успел заметить, что он представал в белом плаще с красным крестом на рукаве, а на плечи спадала седина.

– Седина и белый плащ – еще не доказательство того, что в засаде был именно маркиз д’Атьен, – засомневался де Моле. – И потом, зачем ему понадобилось убивать… извините, покушаться на прелестную хозяйку замка?

– Очевидно, решил мстить ей как наследнице твердыни ордена тамплиеров. В нем, видите ли, взыграла кровь великого инквизитора. Хотя лично я всегда ненавидел инквизиторов и инквизицию, испепели меня молния святого Стефания. Католическую церковь, породившую инквизицию, следует запретить как самую человеконенавистническую организацию, когда-либо созданную человечеством. Запретить точно так же, как в свое время церковь запретила орден тамплиеров.

Встревать в полемику, касающуюся инквизиции, де Моле не стал. В то же время он понял, что подтвердить свои предположения относительно замыслов маркиза де Куньяру будет так же сложно, как и ему – опровергнуть. Только поэтому он примирительно произнес:

– Нам не остается ничего иного, как расспросить обо всем самого маркиза. Мы договорились встретиться здесь, в замке. Завтра. Как видите, я прибыл на день раньше, чтобы проникнуться духом рыцарской старины.

– Надеюсь, вы сами расспросите об этом маркиза, господин Великий магистр. Причем сделаете это со всей возможной суровостью.

– «Великий магистр»?! – удивленно взглянула на шевалье Диана. – Вы назвали графа «Великим магистром»?!

Шевалье де Куньяр и граф де Моле многозначительно переглянулись, как бы решая, кому удобнее отвечать.

– Я считаю, что граф де Моле, он же Великий магистр ордена тамплиеров, сам предоставит все необходимые объяснения, испепели меня молния святого Стефания. Мне же позвольте оставить вас, – вежливо склонил голову шевалье.