– Да, сейчас принесу…

Это уже было удачей – поскольку мне в архивах попался сокращенный вариант, какие-то отрывки.

Нина Ивановна притащила кучу бумаг, и я принялась копаться в них. Множество писем, и среди них, кажется, одно (о, несомненная удача, если я не ошибалась!) принадлежало перу Максимилиана Волошина, а другое было посланием Александра Блока. А вот и роман Калугина – стопка пожелтевших страниц текста с дореволюционным правописанием.

– Отлично, – сказала я, с наслаждением перебирая бумаги. Они представляли несомненный интерес. Особенно для меня.

– Я рада, – благодушно кивнула старушка. – Забирайте себе. На здоровье.

– Как?! Вы отдаете мне все это? Вот так, просто…

– Вот так, просто. Мне-то оно зачем? А вам как специалисту очень даже пригодится. У меня пропадет, окажется на свалке рано или поздно, а вы сохраните, найдете применение. Что нужно, отдадите в музей какой-нибудь…

– Спасибо, что вы мне доверяете, – покраснела я.

– Да не за что! – махнула она рукой.

В это время на перила веранды шлепнулось несколько тяжелых капель.

– Дождь, – задумчиво произнесла Нина Ивановна. – И наверняка затяжной. Как незаметно прошло лето…

– Да, – растерянно произнесла я. – А я зонтик забыла…

– Ну, это ерунда, – великодушно сказала моя старушка. – Переждите дождь здесь, я же вас не гоню…

Нина Ивановна пригласила меня в дом, но я отказалась – было так приятно и грустно смотреть на сад, который поливал августовский дождь. Тогда она зажгла свет на веранде, принесла мне теплую шаль, которая тоже пахла духами времен соцреализма.

– Хотите наливки? – вдруг предложила хозяйка. – У меня есть рябиновая, прошлого года… Очень хорошо согревает.

– А давайте! – решила я пуститься во все тяжкие.

Нина Ивановна принесла бутыль из толстого темного стекла, и мы вместе выпили по рюмочке, глядя на темнеющий сад. Она рассказывала о своих родителях, потом о раннем детстве. Темнело, мошки вились вокруг лампы. Дождь немного стих. Нина Ивановна перешла в своем повествовании к событиям ее молодости, заговорила о первом знакомстве с покойным мужем.

– Господи, уже поздно! – спохватилась я. – Я, пожалуй, пойду…

Где-то далеко шумели электрички.

– Дело ваше, конечно… – заволновалась моя собеседница. – Но, может быть, вы останетесь? Одиннадцатый час… Если честно, мне страшно отпускать вас одну. Позвоните, предупредите своих домашних.

– Мне некого предупреждать, – призналась я. – У меня никого нет.

Старушка несколько раз моргнула, словно ей было жаль меня, сиротинушку, а потом сказала, как будто оправдываясь:

– Ну, это ничего… А у меня вот только сын есть.

– Но живет он не с вами? – спросила я.

– Снимает квартиру в городе и большую часть времени проводит там. Он поет…

– Певец? Это здорово…

Я представила элегантного мужчину, певца, артиста.

– Да как сказать… Саша поет в ресторане.

– Ну, неплохая профессия, – великодушно произнесла я. Представительный баритон в моем воображении тотчас же трансформировался в ресторанного Орфея, ведущего довольно сомнительный образ жизни.

Мы посидели еще немного на веранде, а потом дружно решили, что пора спать. И в тот самый момент, когда мы уже поднимались из-за стола, невдалеке раздался шум мотора. Кто-то явно собирался заехать во двор к Нине Ивановне.

– Надо же, Саша приехал, – удивленно сказала она. – Обычно он только в выходные появляется… Но вы не волнуйтесь. У меня замечательный сын, его присутствие никак не должно вас беспокоить…

Машина заехала во двор. Погасли фары, хлопнула закрываемая калитка. Из темных кустов вышла темная фигура.

– Мама, ты как? – раздался на редкость приветливый голос. – Зачем ты на веранде сидишь – ведь холодно после дождя и сыро…

Фонарь на веранде осветил сына Нины Ивановны – мужчину лет тридцати в черном костюме и белой рубашке, с идеальным пробором в волосах. И он улыбался. Как ни странно, вид его меня сразу же успокоил – наверное, причиной тому была его безукоризненная внешность. Мужчина в таком костюме и с такой прической просто не способен совершить плохой поступок.

– Саша, познакомься – это Лиза, – спокойно произнесла моя старушка. – Сегодня волею судеб она у нас…

Тут он заметил меня и вздрогнул. Видимо, он никого не ожидал здесь застать.

– Лиза, это мой сын, о котором я вам рассказывала…

– Добрый день… то есть вечер, – растерянно пробормотал тот.

– Даже ночь, – поправила я.

– Ну да, уже ночь…

Мужчина тряхнул головой, и прядь волос упала ему на лоб, нарушив идеальную прическу, и сразу он стал моложе и словно беззащитнее. Он был немного похож на какого-то голливудского актера и с каждой минутой нравился мне все сильнее. «Что за глупости! – одернула я себя. – Кто он? Ресторанный певец!»

– Лиза останется у нас на сегодня, – сказала Нина Ивановна. – Дождь…

– Да-да, сильный дождь! – торопливо произнес ее сын, поднявшись на веранду и стряхивая с плеч пиджака капли. – Я еле добрался… А завтра, если вы не возражаете, я провожу вас, Лиза.

Нина Ивановна вознамерилась показать мне комнату, в которой мне предстояло провести ночь, но ее сын произнес вроде бы огорченно:

– Как, вы уже ложитесь? Я, признаться, посидел бы с вами… Мама, ты достала наливку? Это чудесно, я бы тоже с вами выпил…

«Точно, алкоголик… Хотя почему я так о нем думаю? Почему я вообще о нем думаю?»

Я решительно отказалась от каких бы то ни было посиделок и отправилась вслед за Ниной Ивановной.

Комната, которую она мне отвела, была очень уютной – впрочем, в этом доме все было уютным и носило отпечаток того рассудительного спокойствия, каким внучка писателя Калугина обладала в полной мере.

Книжный шкаф с собраниями сочинений классиков – корешки хоть и позолоченные, но сильно потертые. В этом доме явно читали книги, что мне, как человеку, близкому к литературе, очень импонировало. Напольные часы, кровать с шишечками… Безукоризненно чистое белье пахло любимыми духами Нины Ивановны.

Я накинула с внутренней стороны на дверь крючок – но сделала это скорее из каких-то принципиальных соображений, чем действительно беспокоясь о своей безопасности, и приготовилась погрузиться в сладкий сон.

Но не спалось…

В доме уже давным-давно все затихло, и даже дождь перестал стучать о карниз, а я все таращила глаза в темноту и пыталась понять, почему я оказалась в этой комнате. Вот просто так приехала и… осталась здесь ночевать. Самым удивительным было то, что мне здесь очень даже нравилось. Да, мелькнули какие-то сомнения, но тут же исчезли. Даже сын Нины Ивановны не вызывал во мне отторжения.

И этот сад за окном…

Нет, он совсем не страшный ночью – он таинственный. Он пахнет сыростью и свежестью, яблоками и уходящим августом. Я всегда мечтала иметь такой сад.

Закутавшись в длиннейшую шаль хозяйки, я встала, подошла к окну. Половинка луны плыла в прозрачных тучах, и было непривычно – для меня, жительницы городского центра, – тихо.

Босиком, боясь разбудить хозяев, я прокралась по темному коридору, пропитанному вкусным запахом старого, давно обжитого дома, и опять вышла на веранду. Странно, но холодно не было.

Я забралась с ногами на стул, закуталась в шаль еще плотнее и залюбовалась ночным садом. Я решила, что спать сегодня вообще не буду.

Где-то глухо, едва слышно, часы пробили три раза. «Надо будет рассказать Аглае об этом приключении, – подумала я. – Ну да, в моей жизни так мало событий, что поездка сюда, ночевка в чужом доме настоящее приключение для меня».

И в этот самый элегический момент, когда я просветленным взором смотрела на половинку луны в тучах, рядом скрипнули половицы.

– Вам не спится? – шепотом спросил меня сын хозяйки. В лунном свете Саша выглядел бледным, точно покойник. Вероятно, я тоже выглядела не лучше.

– Да, – прошептала я в ответ. – Вам от меня столько беспокойства…

– Мы с мамой очень рады, что кто-то заинтересовался нашим архивом… Мама немного рассказала мне о вас – это ничего?