Остатки расстрелянных машин догорали багровыми кострами. Иногда взлетали искры. Внутри остова автобуса что-то лопалось и трещало, и тогда у темной скалы можно было видеть группу людей и три грузовика. Несколько человек подошли к берегу небольшой реки, затем двое отбежали в сторону и расстреляли остальных.

Я увидел, как из кабины грузовика выскользнула легкая тень. Она метнулась к подножию скалы и тихо двинулась к широкому шраму расщелины. Всех отвлекла казнь пленных, так что беглеца заметили не сразу. Его выдал неверный шаг, и наступившую тишину вспугнул оползень камней. Я услышал тихий стон, который тут же заглушили крики снизу.

Луч прожектора, пальнув по скалам, поймал в белесое пятно распластанную на камнях фигуру. Старик Фаром за моей спиной тихо выругался, и я вдруг понял, что там, на узком выступе утеса, цепляясь за чахлую траву и зыбкие камни, стояла девушка. А кто-то снизу хрипло кричал, что девчонка нужна ему живой и что боец, поймавший ее, будет вторым на очереди этой ночью. Четверо мужчин рванулись в погоню.

Я сжал кулаки и пополз вперед. Фаром дернул меня за плечо.

– Тише, сынок. Заметят!

Но что-то во мне сломалось. Я взглянул на старика, и он, охнув, испуганно отшатнулся. В ушах зашумело, я поднялся на ноги, ожидая, когда волна «амоки» накатит на меня и понесет в безумную скачку на плечах у смерти.

Мы называли это состояние санскритским словом «амок». Нас учили вызывать его, но впервые я почувствовал себя настоящим воином только на третьем курсе, когда вместо зачета по стратегии меня и пятерых ребят из другого потока отправили на ликвидацию особо опасной группы преступников. Троих наших положили при захвате здания, и когда я ворвался в дом, меня захлестнула неведомая сила. Я был везде – в каждом уголке полутемного подвала, где они прятались за ящиками у стены; я был наверху рядом с чердачным окном, где засели два снайпера; я был возле каждой двери; возле каждого из них. И в памяти осталась только серия картин, наплывавших друг на друга. Вся эта смесь сливалась в один удар, в один крик ярости и безумия, который рвался из моей груди.

У каждого воина свой счет таким мгновениям жизни, и я мог бы рассказать о каждом из них. Награда – это дань Родины за доблесть и славу. «Амок» – дань силы за дух и безупречность воина.

Мои шаги превратились в мягкую поступь тигра. Тело бесшумно скользило между камней, и я знал, кто станет первой жертвой этой схватки.

У каждого из четверых было оружие. Я прыгнул со скалы вниз, съехал на боку почти по отвесному склону и, переворачиваясь в воздухе, выбил ногой автомат у ближнего бойца. От удара в горло он рухнул на колени, потерял равновесие и покатился вниз, тяжело подскакивая на острых камнях.

Кудрявый бородач навел на меня ствол. Чуть ниже по расщелине поднимались двое других. Одна из машин остановилась под нами, нацеливая второй прожектор.

Пара секунд и пять шагов, поднырнув под пули. Еще один миг, и я вырвал чеку гранаты, которая болталась на поясе бородатого парня. Слепящий луч прожектора выхватил из темноты визжащее тело, которое падало на грузовик.

Позади меня плакала девушка. Ее всхлипы чудесным камертоном настраивали волну «амоки». А затем, когда прозвучал взрыв гранаты, девятый вал черного ужаса и светлой радости поднял меня на свой гребень. Сознание померкло, и на горную дорогу опустилась лютая смерть.