— А на самом деле?

Эвелин покачала головой:

— Это был не сад. Просто сильно заросшее поле. Камни и сухая трава. Но по-своему красиво. Ант начала смеяться и кричать: «Хитклифф, Хитклифф!» К тому же там было гораздо теплее — изгородь и деревца, которые на ней выросли, защищали поле от ветра, пусть и стояли еще совсем голые.

Мы провели там целый день, совсем потеряв счет времени. Мне казалось, что прошел всего час, но у Ант были с собой часы, и вдруг она сказала, что уже почти четыре. Меня это потрясло, на самом деле потрясло. Как будто мы уснули и проснулись. Но мы не засыпали.

— Чем вы там занимались?

Эвелин пожала плечами:

— Играли. В одну из тех игр, в которые играли детьми и уже успели забыть. У Мойры был парень, мы с Ант только мечтали об этом, и стоило нам собраться вместе, как все разговоры начинались и заканчивались симпатичными мальчиками. Но в тот день Ант почему-то предложила: «Давайте сыграем в «Солнечные битвы», и мы согласились. Вот этим мы и занимались. Теперь, конечно, я могу объяснить почему. Я видела собственных детей в таком же возрасте: ты чувствуешь, что жизнь вот-вот изменится, и так хочется подольше остаться ребенком.

Я уже подзабыла, что именно мы делали в тот день, помню только, что чувствовала я себя как-то странно. Словно что-то должно было случиться. Это ощущение знакомо всем подросткам, но в тот день было иначе. Как будто мы накурились или наглотались кислоты, хотя ни одна из нас наркотики даже в глаза не видела. И мы были трезвыми, как стеклышко. На самом деле мы просто бродили по полю, забирались на стены, лазали по деревьям, как будто попали в Джернзат. Так назывался один из миров в «Солнечных битвах», очень похожий на Нарнию, только страшнее. Мы дурачились, пока Ант не сказала, что уже поздно.

По-моему, именно ей пришло в голову, что мы должны совершить нечто вроде ритуала. Это точно была не Мойра, да и я на такое вряд ли способна. Но я знала, что ночью будет полнолуние — слышала, как об этом говорил дядя, — и мы решили, что каждая из нас должна оставить здесь дорогую для себя вещь, а после того, как взойдет луна, забрать обратно. Вывернув карманы наизнанку, мы стали искать что-то подходящее. Я выбрала расческу, красную такую, пластмассовую. Ант выложила дешевый медальон на цепочке из «Вулворта». А Мойра — карандаш. На нем было написано «Рейвенвуд», поэтому мы и назвали то поле Рейвенвудом.

Вскарабкавшись на стену, мы повернулись к солнцу и затянули нечто похожее на гимн. Слов уже не помню. Потом бросили вещи в поле. Никому из нас не удалось бросить далеко, а Ант вообще уронила медальон почти под ноги, так ей не хотелось его терять. Мне было не жалко расчески, но она оказалась очень легкой и отлетела всего на пару метров от места, где мы стояли. Все мы запомнили, куда упали наши вещи. Я-то уж точно — моя расческа лежала на большом плоском камне.

Потом мы ушли. Смеркалось, стало холодать, и мы жутко проголодались — после завтрака у нас во рту и маковой росинки не было. Вернувшись домой, мы поболтались немного в амбаре, а потом сели ужинать. Мы почти не разговаривали. Мойра спрятала порванную куртку, чтобы никто не увидел. Я убрала подальше поцарапанные терновником ботинки, чтобы они не попались на глаза дяде с тетей. Помню, тетя спросила, что это мы задумали (видимо, наша неразговорчивость показалась ей подозрительной). А дядя со смехом сказал: «Да что можно задумать в Зенноре?» После ужина мы сидели в гостиной и ждали, когда стемнеет. Едва взошла луна, как мы снова вышли на улицу.

Было достаточно светло, и мы смогли найти дорогу даже без фонарика. Мне почему-то казалось, что вещи нужно искать обязательно при лунном свете. Было очень холодно, но никто из нас не оделся как следует, поэтому мы побежали. Дорога до огороженного поля не заняла много времени. Мы снова забрались на стену и спрыгнули вниз точно в том месте, где бросили наши безделушки.

Только их там не было. Я точно помнила камень, на который упала моя расческа. Камень был на месте, а расческа — нет. Медальон Ант приземлился всего в полуметре от нее, но тоже исчез, как и карандаш Мойры.

— Наверное, их просто сдуло ветром, — предположил Джеффри, — или утащило какое-нибудь животное.

— Скорее всего, — согласилась Эвелин, — хотя мы провели на поле целый день именно потому, что ветра там не было.

— А если птица? Некоторые птицы любят блестящие вещи.

— Зачем птице карандаш или пластмассовая расческа?

Джеффри пожал плечами:

— Наверное, вы просто не увидели, куда именно упали вещи. Одно дело — при дневном свете, но ночью все выглядит по-другому. Особенно при луне.

— Я знала, куда они упали, — Эвелин затрясла головой и снова потянулась к бутылке с арманьяком. — Уж моя-то расческа точно! У меня взгляд инженера, я могу один раз увидеть, и картинка сохранится в голове. Там, где должна была лежать расческа, ее не было. По какой-то причине вещи пропали.

— А вы не думали, что местные дети могли подглядеть, как вы играете, и потом просто забрать ваши безделушки? — предположил Джеффри.

— Нет, — Эвелин сделала глоток из стакана. — Мы начали искать. Луна поднялась уже достаточно высоко и светила очень ярко. В ту ночь вообще было светло. На траве появился иней; лужи, оставшиеся после дождя, замерзли. И во всем этом, сверкая, отражался лунный свет. Было очень красиво, но мы недолго любовались этой красотой: нам стало страшно. Мы даже не разговаривали, просто бродили по полю и искали наши вещи.

И тогда Мойра заметила: «Там кто-то есть», и показала в сторону дороги, которая вела к дядиной ферме. Строго говоря, это была даже не дорога, а просто две колеи вдоль границы пустыря. Я вгляделась и, да, увидела трех человек, вернее, три огонька, три фонарика. Я не видела, кто держит их в руках, но огоньки медленно плыли вдоль колеи. Я подумала, это мой дядя и двое его работников идут сказать нам, что пора возвращаться домой. Они шли не со стороны фермы, но, может, какие-то дела потребовали их присутствия ночью на пустыре. Я подбежала к краю поля и забралась на стену.

Она замолчала и посмотрела в окно на ночной сад, потом продолжила:

— Оттуда все выглядело иначе. Они шли совсем не по дороге, а по соседнему полю, совсем близко от Рейвенвуда. И это были не фонарики. Огоньки плыли высоко в воздухе, вот так…

Она поставила стакан, слегка качаясь, встала и подняла руки вверх, как будто что-то держала над головой.

— Словно кто-то нацепил на себя колпак высотой метра три и прикрепил наверх огонек. Но это было не пламя. Это было похоже на светящийся шар…

Она охватила ладонями невидимый шар размером с футбольный мяч:

— Вот такой. Свет был белым и рассеянным. Огни покачивались в такт шагам.

— Ты видела, кто это был?

— Нет. Мы так и не смогли ничего разглядеть. Мне сложно это объяснить, но мы тогда жутко перепугались.

— И вы решили, что все из-за вашей игры, — Джеффри понимающе кивнул и допил коньяк. — Это был просто газ, Эв, ты сама знаешь. Блуждающие огоньки, или как их еще тут называют?.. В этих краях такое происходит сплошь и рядом. Или туман. Или просто кто-то решил прогуляться при лунном свете.

Эвелин снова села в кресло.

— Нет. Я знаю, как выглядят блуждающие огоньки. И это был не туман. Луна светила так ярко, что на поле можно было разглядеть каждый камушек. Мы все прекрасно видели. Вокруг стояла полная тишина, ни голосов, ни шагов, ничего. Только огни, медленно плывущие в нашу сторону, — сказала она и несколько раз качнула в воздухе рукой, как будто успокаивала плачущего ребенка. — Мне никогда в жизни не было так страшно.

— А почему вы просто не убежали?

— Мы не могли. Знаешь, у детей бывают страхи, о которых они не рассказывают взрослым. Там было что-то подобное. Мы просто знали, что нельзя бежать, пока мы не найдем наши вещи.

Я первой нашла расческу. Она оказалась в шести метрах от того места, где упала. Я схватила ее и стала бегать по полю в поисках медальона Ант и карандаша Мойры. Луна тем временем поднималась все выше. Ночь выдалась абсолютно ясной, на небе не было ни облачка. Луна завораживала своей красотой, но это пугало меня еще больше. Не могу объяснить почему.