Матильда кивает, с улыбкой подтверждая его правоту.
ЛОРЕНЦО. Видите ли, донна Матильда, те десять минут, что я провел у порога дома, оказались полезными для всех нас. Те, кому не терпелось расписать мне новость во всех подробностях, имели время, чтобы освободиться от нетерпения. А я смог понять: чем спокойнее и серьезнее мы отнесемся к этому событию, тем меньше дадим людям повод смеяться над нами.
Все четверо, словно освободившись от кошмара, обмениваются радостными взглядами.
ЛОРЕНЦО. Ваш муж рассказал мне все, что случилось. Но имя человека я узнал позже. Филуччо — славный парень, трудолюбивый… И это радует меня. О серьезности его намерений я сужу по тому, что он привел дядю. Зачем же мне возражать против него? Жизнь ставит перед нами свои ловушки. К счастью, тут оказались люди, готовые взять на себя ответственность за то, что сделали. Как они задумали, если это не выходит за рамки обычных норм общежития, так и будет.
ФИЛУЧЧО (обрадованный и взволнованный словами Лоренцо, тут же заявляет). Профессор, мы очень обрадовали меня. Спасибо. Вы отнеслись ко всему случившемуся с человечностью, отличающей таких выдающихся людей, как вы. (С чувством, все более взволнованно). Но окажите мне милость… Мне хочется обнять вас… Хочется выразить вам свои чувства. Позвольте обнять вас.
ЛОРЕНЦО (вполне доброжелательно). Отчего же, конечно!
Лоренцо и Филуччо с волнением обнимают друг друга.
ФИЛУЧЧО (с воодушевлением). Ну, вот, теперь мне намного легче, и я счастлив, что могу говорить с вами уже без обычной робости, какую всегда испытывал в вашем присутствии.
МАТИЛЬДА. Филу, все, что вы собираетесь сказать, лучше говорить в присутствии Кьярины.
ЛОРЕНЦО. А где же она?
МАТИЛЬДА. Сейчас позову. (Зовет, обратившись налево) Кьяри, идите сюда… Ваш брат хочет видеть вас.
Кьярина после недолгой паузы входит и останавливается возле двери.
ЛОРЕНЦО. Кьяри, сестра моя дорогая, чего ты боишься?
КЬЯРИНА (в порыве живейшего волнения бросается к брату и обнимает его). Брат мой!
ЛОРЕНЦО. Сестра моя дорогая… (И они долго стоят обнявшись).
КЬЯРИНА (робко, всхлипывая). Все по-прежнему, Лоренцо? Ничего не изменилось? Я не потеряла тебя? И ты так же сильно любишь меня? (плачет).
ЛОРЕНЦО (утешая ее). Ну, перестань… не надо плакать. Ничего не изменилось, и ты меня не потеряла. Конечно, я тебя по-прежнему люблю… Ведь мы же брат и сестра.
ФИЛУЧЧО (чувствуя себя героем, к Лоренцо). Кьярина — жизнь моя. Профессор, мы любим друг друга и хотим обвенчаться. Вы не против?
ЛОРЕНЦО. Да разве мое мнение так уж и важно? Этот вопрос вы должны задать Кьярине. Если она довольна, то и я рад.
МАТИЛЬДА. Теперь остается лишь назначить день свадьбы. Альфо, пойдем, оставим их, наконец, в покое. Кьяри, ну что? Лучше ведь и придумать нельзя было.
АЛЬФОНСО. Всего доброго, профессор
ЛОРЕНЦО. Извините за беспокойство.
АЛЬФОНСО. Ну, что вы!
МАТИЛЬДА. Мы пойдем, с вашего позволения.
ФИЛУЧЧО. Всего доброго, синьора Матильда.
МАТИЛЬДА. Спасибо. И не делайте глупостей! Идем, Альфо! (Уходит направо, муж следует за ней).
КЬЯРИНА (обращаясь к брату заботливо и ласково). Устал?
ЛОРЕНЦО. По правде говоря, нет. Поездка оказалась великолепной.
КЬЯРИНА. Хочешь что-нибудь попить? Кофе, например?
ЛОРЕНЦО. Нет, благодарю, ничего не хочу. А ты угостила чем-нибудь дона Гаэтано и его племянника?
ГАЭТАНО. Я пил кофе как раз перед тем, как подняться сюда… Спасибо.
ЛОРЕНЦО. Вы живете в Неаполе?
ГАЭТАНО. В пригороде Скудилло. Но нередко ночую в Афраголе, где управляю землями одного своего клиента. И приехал оттуда. Вчера вечером Филуччо послал за мной.
ЛОРЕНЦО. Вы напрасно побеспокоились. Как видите, все закончилось просто и без лишних разговоров.
ГАЭТАНО (не очень в этом убежден, замечает). Что верно, то верно, вроде бы все закончилась… Но есть некоторые детали, которые необходимо обсудить.
ЛОРЕНЦО. Конечно, надо назначить день свадьбы, выбрать шафера. Если захотят новобрачные, разослать приглашения, подумать о свидетелях…
ГАЭТАНО. Понятно, все это еще надо будет решить, но позже.
ЛОРЕНЦО (наивно). А что, прежде надо уточнить какие-то другие обстаоятельства?
ГАЭТАНО (подчеркивая значение своих слов, чтобы Лоренцо понял всю важность происходящего). Это бракосочетание, дорогой профессор. Бракосочетание, которое необходимо отпраздновать, независимо от сложившейся ситуации, которая, возможно, и не совсем всех устраивает.
ЛОРЕНЦО (с нарочитой наивностью). Дон Гаэтано, я… что-то не понимаю вас.
ГАЭТАНО. Профессор, вы устали… Я сейчас удалюсь, и вы отдохнете. Утро вечера мудренее. Окажите мне честь — назначьте встречу на завтра, уделите мне полчаса вашего драгоценного времени, и мы разберемся в этой ситуации.
ЛОРЕНЦО. Дон Гаэтано, да ничего подобного! Я ничуть не устал. Хотите, можем сейчас поговорить.
ГАЭТАНО. Как вам угодно.
ЛОРЕНЦО. Присаживайтесь.
ФИЛУЧЧО. А я, чтобы не мешать вам, спущусь вниз.
ЛОРЕНЦО. Нет, зачем же? Детали, на которые намекает ваш дядя, касаются и вас, так же, как и моей сестры. Садитесь.
Все четверо располагаются вокруг стола.
ЛОРЕНЦО. Кьяри, ты что оставила очки?
КЬЯРИНА. Ты заметил?
ЛОРЕНЦО. И давно обходишься без них? Что, как-то лечилась?
КЬЯРИНА. Нет… нет… Даже и не помню, как это получилось… И не представляю, куда они подевались… Вижу отлично: читаю, пишу, вышиваю, все делаю, что надо по дому…
ЛОРЕНЦО. Молодчина, я весьма рад… Поздравляю. (Дону Гаэтано). Ну, так что?
ГАЭТАНО (после некоторой паузы, собравшись с мыслями, гордо заявляет). Профессор, я джентльмен. Я человек надежный и потому вы можете пообещать мне хоть целый трейлер, нагруженный бриллиантами, в награду за обман, но я все равно лгать не стану. Профессор, у меня незапятнанная совесть и чистые руки.
ЛОРЕНЦО. Но кто же возражает?
ГАЭТАНО. Я живу в деревне, на природе, а она никогда не обманывает. Беседую с деревьями и растениями, разговариваю с фруктами и листьями…
ЛОРЕНЦО. Это, конечно беседы целительные и без дискуссий.
ГАЭТАНО. Знаете, профессор, это просто самая настоящая опера.
ЛОРЕНЦО. С безупречной партитурой.
ГАЭТАНО. Партитура написана божественным музыкантом, и в ней даже у кузнечика и цикады есть свои партии.
ЛОРЕНЦО (с легкой иронией). Ну, конечно, по вечерам вы располагаетесь в саду и слушаете оперу.
ГАЭТАНО (от него не ускользнула ирония, несколько обиженный, возражает). Ну да, усаживаюсь и слушаю оперу. Именно так.
ЛОРЕНЦО. И что же дальше?
ГАЭТАНО. Профессор, я принимаю близко к сердцу все, что касается моего племянника, а следовательно, и вашей сестры. Можете не сомневаться, я поступаю так только в их интересах.
ЛОРЕНЦО. Пойдем дальше.
ГАЭТАНО. У Филуччо нет никакого состояния. Лавка принадлежит его матери и является единственным источником дохода, который ему оставил ее муж, добрая душа, — мой брат. На доход, получаемый от этой лавки, а он, как вы понимаете, не такой уж большой, как можно подумать, должны жить моя невестка, Филуччо и его брат. Я бываю в лавке каждую субботу, сверяю счета, и за эту работу не получаю ни одной лиры. Пока Филуччо живет в доме своей матери, сами понимаете… там, где двое, всегда хватит еды и третьему. Пока все идет хорошо.
Но как только Филуччо женится и у него появится своя семья… а ребенок уже на подходе… он не сможет требовать от матери больше, чем получал до сих пор. А что он получал до сих пор? Зарплату за ту работу, что делает в лавке. Это шестьдесят тысяч лир в месяц и не больше, ровно столько, сколько получал бы за такую работу любой другой человек. Пока что шестидесяти тысяч лир в месяц — если учесть, что он кормится дома, а мать готовит, стирает, гладит… — ему вполне хватает и даже остается что-то. Но когда возникнет семья со всеми неизбежными последствиями, как они будет жить? Умрут с голода все трое?
