— Да, но зато она точно будет чистая, — заметил я, пожав плечами.

Она схватилась за голову, стараясь не рассмеяться в голос, но, справившись с эмоциями, направилась в коридор, посмеиваясь и разговаривая сама с собой: "…а тут еще его мать убежала, а была слабая, как дохлая курица, и никто не знает где она, а Мэфейры внизу, удивительно, что они не позвали шерифа".

И пошла она, Ангел Горячего кофе, в дальнюю спальню, туда, где Нэш и Томми о чем-то шептались, а Томми оплакивал тетушку Куин.

Неожиданно мне стало ясно, как мне дороги все эти люди. Теперь я понимал, почему Квинн непременно хотел остаться здесь, изображая смертного так долго, как сможет — такую власть над ним имела ферма Блэквуд.

Но пришло время проявить мудрость. Время подумать о Моне, о том, чтобы сколько-нибудь приемлемо объяснить ее отсутствие ведьмам, ожидавшим внизу.

Кроме того, мне было любопытно взглянуть на этих, оккупировавших двуместную гостиную бесстрашных медиумов, которым удается морочить смертным голову так же успешно, как и вампиром, выдавая себя за самых обыкновенных людей, в то время как они являют собой источник таинственности.

Я заспешил вниз по закругляющимся ступеням, успел поймать малютку Джерома с его великоватыми белыми теннисками, как раз перед тем, как малыш слетал с перил на отделанный мраморной плиткой пол, вручил его перепуганной Жасмин, а затем, сделав жест, обещавший, что все будет в порядке, окунулся в прохладный воздух перед дверью гостиной.

Доктор Ровен Мэйфейр, учредитель и глава Медицинского центра Мэйфейр, сидела в одном из красного дерева кресел (под девятнадцатый век, стиль рококо, темный лак, бархат) и так резко повернула при моем появлении голову, будто я дернул ее за ниточку.

Как я уже говорил, мы видели друг друга на похоронной службе по тетушке Куин в церкви Успения св. Марии. Фактически я сидел в правом ряду на скамье перед ней, что было опасно. Но на тот момент мой камуфляж был вполне стандартным и включал в себя солнцезащитные очки. Сейчас же она видела принца-паршивца, в приталенном черном сюртуке и кружевах ручной работы, и я забыл надеть очки, что было глупейшей ошибкой.

Ее мне так и не удалось хорошенько рассмотреть. Теперь же я был незамедлительно очарован, что мне не нравилось, потому что это моя роль очаровывать, пока протекает беседа.

Длинный овал ее лица был изящно прорисован, чист, как у маленькой девочки, и не нуждался в дополнительных косметических ухищрениях, чтобы придать большего совершенства ее огромным серым глазам и холодному безупречному рту.

На ней был строгий, серый брючный костюм из шерсти, а вокруг шеи обвернут красный шарф, заправленный за лацканы. Короткие пепельно-светлые волосы, похоже, вьющиеся от природы, прелестными завитками обрамляли мягкую линию подбородка.

Ее лицо выражало драматическое напряжение, и я почувствовал мгновенную попытку прощупать мое сознание, которое я в тот же миг закрыл наглухо. По моему спинному хребту побежали мурашки. Это ощущение спровоцировала она.

Она не сомневалась, что сможет читать мои мысли, но у нее не вышло.

Так же ей не удавалось узнать, что происходит наверху. Ей это не нравилось. Или, выражаясь почти библейски, она была глубоко опечалена.

И вот, лишенная информации, она пыталась найти смысл в моем появлении, не придавая ни малейшего значения внешней эксцентричности моего облика, вроде черного приталенного сюртука и растрепанных волос, а уделяя внимание более вампирским проявлениям: мягкому сиянию моей кожи и электрически светящимся голубым глазам.

Я был вынужден слишком быстро начать разговор, незамедлительно попав под пристальное внимание второго оппонента из семейства Мэйфейр, который стоял поодаль, у камина.

Природа разыграла с ним ту же карту, что и с Моной: он мог похвастаться зелеными глазами и рыжей шевелюрой. По сути, да и близости их ген, он мог бы быть ее старшим братом. Он был моего роста, шесть футов, хорошо сложен. Одет по-монашески в черное, на котором выделялся белый римский воротник. Он не обладал магическими способностями Ровен, но как медиум был очень неплох, однако я мог с легкостью читать его мысли: он находил меня странным и надеялся, что Мона уже мертва.

В моей голове вспыхнул образ: вот он, на мессе, в своих готических одеждах, потир в руках. Вот кровь моя. И по необъяснимой причине я резко соскользнул в видения своего детства во французской деревушке. Древняя церковь, деревенский священник говорит те же слова, потир в руках. На мгновение я затерялся во времени и пространстве. Грозили ожить другие смертные воспоминания, представ в красках и подробностях.

Я увидел монастырь, где я учился, ощущал счастье, хотел остаться, чтобы стать монахом.

О, нет, это было невыносимо.

Снова я отчетливо ощутил, как побежали мурашки, и понял, что мои воспоминания стали достоянием доктора Мэйфейр, до того как я сумел снова закрыть сознание.

Я отбросил воспоминания прочь, испытывая мимолетное раздражение из-за того, что в гостиной слишком много теней. Потом свет пропал вовсе, я больше не принадлежал реальному миру. Передо мной раскачивался дядя Джулиан, трехмерный, абсолютно непрозрачный, одетый в узкий серый костюм, и испепелял меня исполненным открытого противостояния взглядом.

Он был яростно материален и бешено ярок.

— Что с вами? — спросила доктор Ровен. Голос оказался глубоким, с легкой хрипотцой, очень чувственным. Ее взгляд по-прежнему пронзал меня насквозь.

— Вы не видите здесь никаких призраков? — выпалил я бездумно.

Призрак продолжал стоять, как ни в чем ни бывало, и до меня дошло, что, конечно же, они его не видели. Ни один из них.

Эта исполненная достоинства ослепительная угроза предназначалась лично мне.

— Нет, я никого не вижу, — быстро ответила Ровен. — В этой комнате есть призрак, которого мне следует видеть?

Женщины с такими хрипловатыми голосами имеют большие преимущества.

— Вы можете видеть здесь призраки, — заметил отец Кевин с пониманием. С типическим пониманием — янки, Бостон. — Как друг Квинна, я думаю, вы в курсе…

— Ах, да, конечно, да, — сказал я. — Но я никак не могу к ним привыкнуть. Призраки расстраивают меня, как и ангелы.

— Вы использовали экзорцизм, когда изгоняли Гоблина? — спросил священник, сбивая меня с мысли.

— Да, и это сработало, — сказал я, радуясь смене темы. — Гоблин покинул этот дом, и Квинн впервые в жизни свободен от него. Я думаю, как много это должно значить для него!

Дядя Джулиан и не думал исчезать.

— Где она? — спросила Ровен, имея в виду Мону, кого же еще?

— Она хочет остаться здесь, — сказал я. — Все просто.

Я скользнул мимо нее и обосновался на стуле, так, чтобы позади меня оказался торшер, а я — в тени. Теперь я мог видеть всех, включая своего заклятого врага.

— Она не хочет умереть в медицинском центре Мэйфейров, причем настолько, что у нее хватило сил примчаться сюда на лимузине. Вы знаете Мону. Сейчас она наверху, с Квинном. Мне бы хотелось, чтобы вы доверяли нам. Оставьте ее с нами, мы о ней позаботимся. Мы можем пригласить старую нянечку тетушки Куин, если потребуется.

Ровен смотрела на меня так, будто я спятил.

— Вы можете себе представить, с какими проблемами вам придется столкнуться? — спросила она. Вздохнула. Стало заметно, как сильно она устала, но только на мгновение. — Вы даже не представляете, с чем вам придется столкнуться.

— Вы привезли с собой кислород и морфий, разве нет? — я бросил взгляд в сторону скорой помощи, стоящей перед окнами. — Оставьте это здесь. Синди, медсестра, знает, как ими пользоваться.

Брови Ровен поползли вверх, и снова стало заметно, как она измотана. Но она быстро взяла себя в руки. Она не была ни оскорблена, ни напугана. Она пыталась понять, кто я такой. Я думал о том, что она прекрасна. И столько интеллекта в этих серых глазах!

— Квинн просто не понимает, во что он вязался, — произнесла она мягко. — Я не хочу, чтобы он страдал. Я не хочу, чтобы она умирала в муках. Вы понимаете, о чем я?