– И кто же из нас станет первой?

– Мною он пользуется уверенней, – ответила Правая, – поэтому мне и держать оружие. Пойдешь ты.

Левая на некоторое время умолкла. За все прожитые годы они ни разу не расставались, и мысль об этом не слишком радовала.

– Позже ты сможешь забрать меня, – отстучала Правая.

– Я заберу.

– Ты должна. Я – Мессия. Без меня идти будет некуда. Ты должна собрать армию, а потом вернуться за мной.

– Ради тебя – хоть на край света.

– Не будь сентиментальной.

Затем они обнимались, словно давно разлученные братья, и клялись в вечной верности. Ах, эти беспокойные ночи, полные пьянящего предвкушения грядущего восстания! Даже днем, пообещав держаться порознь, они не могли не улучить минуту, чтобы подкрасться и постучать друг о друга. Сказать: «Скоро, скоро». Или: «Сегодня вечером снова встретимся на животе». Или: «На что будет похож мир, когда он станет нашим?»

Чарли понимал, что близок к нервному срыву. Он поймал себя на том, что время от времени поглядывает на свои руки. Следит, как оттопыриваются большие пальцы, становясь похожими на длинношеих животных, всматривающихся в горизонт. Он начал замечать, что разглядывает руки других людей. Чарли стал просто одержим мыслью, что конечности говорят на собственном языке, а намерения владельцев их не заботят.

Манящие руки девственной секретарши. Бесноватые руки показанного по телевизору убийцы, которые отрицали его невиновность. Руки каждым жестом предавали своих хозяев, опровергая их гнев своими сожалениями, а любовь – яростью. Казалось, повсюду признаки мятежа. В конце концов Чарли понял, что должен с кем-то поговорить, пока не лишился рассудка.

Он выбрал Ральфа Фрая из бухгалтерии – рассудительного скучного мужика, которому доверял. Ральф оказался очень понимающим.

– У меня такое же было, – сказал он, – когда ушла Ивонна. Жуткие нервные припадки.

– И что ты сделал?

– Повидался с мозгоправом. Зовут Джудвин. Тебе стоит попробовать терапию. Станешь другим человеком.

Чарли покрутил в голове эту идею и наконец произнес:

– Почему бы и нет? А он дорогой?

– Да. Но чертовски хороший. Без проблем избавил меня от судорог. В смысле, пока я к нему не пришел, считал себя обычным парнем с проблемами в семье. А теперь погляди на меня, – Фрай раскинул руки, – во мне столько подавленного либидо, не знаю, с чего начать. – Он ухмыльнулся, точно псих. – Но я счастлив как слон. Никогда не чувствовал себя лучше. Дай ему попробовать, он быстро определит, что тебя заводит.

– Проблема не в сексе, – уточнил Чарли.

– Поверь мне, – с понимающей улыбкой отозвался Фрай. – Проблема всегда в сексе.

На следующий день, ничего не сказав Эллен, Чарли позвонил доктору Джудвину, и секретарша психотерапевта назначила первый сеанс. Ладони так вспотели, что трубка, казалось, вот-вот выскользнет из рук, но, покончив с делом, Чарли почувствовал себя лучше.

Ральф оказался прав: доктор Джудвин был отличным парнем. Он не смеялся над мелкими страхами, которые изливал на него Чарли. Напротив, прислушивался к каждому слову с величайшим беспокойством. Это весьма обнадеживало.

Во время третьего сеанса к Чарли вернулось одно особенное для него воспоминание. Оно поразительно ярко вспыхнуло в голове: руки лежащего в гробу отца, скрещенные на его широкой груди. Красноватые, с жесткими волосками. Даже после его смерти абсолютная власть этих крепких ладоней еще несколько месяцев преследовала Чарли. Разве не представлял он, наблюдая, как тело покойника отправляют на перегной, что оно так и не упокоилось? Разве не воображал, что руки до сих пор барабанят по крышке гроба, требуя выпустить их? Сама мысль была нелепой, но то, что она открылась, принесло Чарли много пользы. В ярко освещенном кабинете Джудвина эта фантазия казалась пресной и смешной. Она затрепетала под пристальным взглядом доктора, протестуя против ослепительного света, а затем сдулась, слишком хрупкая, чтобы выдержать столько внимания к себе.

«Изгнание бесов» прошло куда легче, чем предполагал Чарли. Всего-то и потребовалось – немного покопаться. Детские бредни вытащили из психики, будто застрявший между зубами кусочек испорченного мяса. Больше ему там не гнить. Джудвин, со своей стороны, был в явном восторге от результатов. Когда все закончилось, доктор объяснил, что подобная одержимость для него в новинку, и он был рад справиться с проблемой. Руки как символы отцовской власти, по его словам, явление нечастое. Обычно в снах его пациентов доминировал пенис. Чарли ответил, что руки всегда казались ему важнее интимных частей тела. В конце концов именно руками изменяют мир, так ведь?

После сеансов Джудвина Чарли не перестал ломать карандаши и постукивать пальцами. На самом деле, их ритмичный бой сделался даже оживленнее прежнего. Но Чарли рассудил, что взрослым псам непросто отучиться от своих привычек, а самообладание восстановится, нужно только подождать.

Так что революция оставалась в подполье. Однако положение сделалось критическим. На отговорки больше не было времени. Настала пора действовать.

Именно Эллен невольно спровоцировала начало мятежа. Это случилось в четверг, после секса. Несмотря на то, что стоял октябрь, ночь выдалась жаркой.

Окно было приоткрыто, и чуть раздвинутые занавески впускали в комнату легкий ветерок. Муж и жена лежали под одной простыней. Чарли заснул еще до того, как высох пот на его шее. Эллен же не спала: ее голова покоилась на твердой будто камень подушке, а глаза были широко распахнуты. Она знала, что сон не придет еще очень долго. Ночь обещала стать одной из тех, когда все тело зудит, каждый бугорок постели подползает под тебя, а из темноты таращатся сомнения. Хотелось пописать (как и всегда, после секса), но Эллен не могла собраться с силами, чтобы подняться и пойти в ванную. Чем дольше она терпела, тем сильнее хотела встать – и тем сложнее становилось уснуть. «Чертовски глупая ситуация», – подумала она, но среди прочих тревог тут же позабыла, что именно показалось ей глупым.

Чарли пошевелился во сне. Вернее, дернулись его руки. Эллен посмотрела в лицо мужа. Спящий, он казался настоящим херувимом и, несмотря на седые пряди в бакенбардах, выглядел моложе своих сорока лет. Он нравился ей достаточно, чтобы она говорила «люблю», но не настолько, чтобы закрывала глаза на его проступки. Чарли был ленив и постоянно жаловался. Ныл, страдал. Бывали вечера, когда он задерживался допоздна (это прекратилось совсем недавно), и Эллен была уверена, что муж встречался с другой. Пока она смотрела, из-под простыни появились его руки. Они вынырнули наружу, словно двое спорящих детей, и для пущей убедительности рубанули воздух.

Эллен нахмурилась, не вполне веря своим глазам. Походило на телепередачу с выключенным звуком, представление без слов для десяти пальцев. Пока женщина изумленно следила за ними, руки вскарабкались на живот и откинули простыню, обнажив густые волосы вокруг интимных мест Чарли. Шрам от аппендицита, который блестел сильнее, чем кожа вокруг него, отразил слабый свет. Ладони будто сели друг напротив друга.

Сегодня спор их был особенно яростным. Левая, более консервативная, настаивала на отсрочке, но Правая не могла ждать. Пришло время, утверждала она, испытать свои силы и свергнуть тиранию тела раз и навсегда. Как бы то ни было, решение больше от них не зависело.

Эллен подняла голову с подушки, и руки, прежде слишком увлеченные спором, впервые почувствовали на себе ее взгляд. Их заговор был раскрыт.

– Чарли… – прошипела женщина на ухо тирану. – Прекрати, Чарли. Прекрати.

Правая, принюхиваясь, подняла указательный и средний пальцы.

– Чарли… – повторила Эллен. Почему он всегда так глубоко спит?

– Чарли… – Она встряхнула мужа сильнее, а Правая постучала по Левой, предупреждая ту о пристальном взгляде женщины. – Пожалуйста, Чарли, проснись.

Правая рука взметнулась. Левая отстала от нее не больше чем на мгновение. Эллен успела еще раз выкрикнуть имя мужа, прежде чем руки сжали ее горло.