Чарли опять снился сон. Но не одна из любезно предоставленных Голливудом фантазий о верховьях Нила, не императорский Рим и не финикийские невольничьи корабли. На этот раз сон был черно-белым: Чарли лежал в гробу, а рядом стояли Эллен (до подсознания, видимо, не доходил факт ее смерти) и его родители. Вот уж действительно вся жизнь перед глазами. Кто-то подошел (Джудвин? Участливый голос показался знакомым) и услужливо закрыл крышку гроба. Чарли попытался предупредить скорбящих о том, что все еще жив. Никто не услышал. Тогда он запаниковал, но, сколько бы ни кричал, слова пропадали впустую. Чарли оставалось только лежать и наблюдать, как запирают его последний приют.

Сон перескочил чуть дальше. Теперь где-то над головой Чарли слышал стоны поминальной службы. «Недолгая жизнь отпущена человеку…» Раздался скрип веревок, и тень могилы, казалось, затмила саму темноту. Его опускали в землю, а он по-прежнему пытался протестовать. Но в яме сделалось душно. Дышать становилось все труднее, а кричать – тем более. Чарли с трудом втягивал затхлый воздух через ноющие пазухи носа, а рот его был чем-то забит. Возможно, цветами. Повернуть голову, чтобы их выплюнуть, никак не выходило. Комья земли уже стучали по крышке гроба, и, Господь всемогущий, он явственно слышал, как с обеих сторон от него облизываются черви. Сердце билось так, словно вот-вот разорвется. И он был уверен, что лицо его сделалось иссиня-черным от удушья.

Затем чудесным образом в гробу кто-то появился. Кто-то пытался сдернуть с его лица сдавливающие путы.

– Мистер Джордж! – обращался к нему этот милосердный ангел.

Чарли открыл глаза и увидел медсестру той больницы, где он лежал.

– Мистер Джордж! – Образец спокойствия и терпения, сейчас она пребывала в панике. Едва не рыдая, медсестра боролась с его рукой. – Вы сами себя душите!

Другие руки уже тянулись помочь ей. Потребовались три медсестры, но они справились и убрали ладонь Чарли от его лица. Чарли снова задышал, жадно глотая воздух.

– С вами все в порядке, мистер Джордж?

Тот открыл рот, чтобы успокоить ангела, но голос на мгновение покинул его. Чарли смутно сознавал, что его рука все еще сопротивляется.

– Где Джудвин? – выдохнул он. – Пожалуйста, позовите его.

– Доктор в данный момент отсутствует, но он подойдет к вам позже.

– Я хочу увидеть его сию минуту.

– Не волнуйтесь, мистер Джордж, – ответила медсестра, возвратив себе заботливый тон, – мы просто дадим вам легкое успокоительное, и вы сможете немного поспать.

– Нет!

– Да, мистер Джордж! – твердо произнесла она. – Не волнуйтесь. Вы в надежных руках.

– Я больше не хочу спать. Когда засыпаешь, они получают полный контроль над тобой, разве вы не понимаете?

– Здесь вы в безопасности.

Но Чарли было виднее. Он знал, что нигде не будет в безопасности, пока у него остается вторая рука. Она больше ему не подчинялась, если вообще подчинялась хоть когда-нибудь. Возможно, сорок с лишним лет она только создавала иллюзию повиновения. Разыгрывала спектакль, внушавший ложное чувство власти. Чарли хотел сказать все это, но не мог подобрать слов, поэтому произнес лишь:

– Никакого больше сна.

Но у медсестры был свой распорядок. Палата и без того оказалась переполнена пациентами, и с каждым часом их становилось все больше (девушка только что услышала про ужасные события в ЮХА: попытка массового самоубийства с дюжинами жертв). Поэтому все, что медсестра могла сделать, – это успокоить несчастных и заняться рабочими делами.

– Всего лишь легкое успокоительное, – повторила она, и в следующее мгновение в ее руке появился шприц.

– Просто послушайте, – попытался убедить ее Чарли, но медсестра была не расположена к дискуссиям.

– Не будьте таким ребенком, – упрекнула она, увидев в его глазах слезы.

– Вы не понимаете, – объяснял Чарли, пока она втыкала иглу в вену на сгибе руки.

– Когда придет доктор Джудвин, вы сможете все ему рассказать. – Игла проткнула кожу, поршень начал опускаться.

– Нет!

Чарли отпрянул. Медсестра не ожидала от него такой стремительности: пациент вскочил с кровати прежде, чем она успела закончить укол. Шприц так и остался в его руке.

– Мистер Джордж, – строго сказала девушка, – вернитесь, пожалуйста, в постель!

Чарли ткнул в ее сторону культей.

– Не подходите ко мне, – предупредил он.

Медсестра попыталась пристыдить его:

– Остальные пациенты ведут себя хорошо. Почему же вы не можете?

Чарли покачал головой. Наполненный на три четверти шприц выскочил из вены и упал на пол.

– Я не стану повторять.

– Да, черт возьми, не станете, – ответил Чарли и помчался прочь.

Пациенты справа и слева подбадривали его.

– Давай, парень, давай! – скандировал кто-то.

Медсестра запоздало погналась следом, но в дверях тут же появился единомышленник Чарли, который буквально бросился ей под ноги. Беглец скрылся из виду и пропал в коридорах прежде, чем девушка поднялась и вновь побежала за ним.

Чарли быстро сообразил, что в этом месте легко затеряться. Больницу построили в конце девятнадцатого века, а затем достраивали, насколько позволяли фонды и пожертвования: одно крыло в тысяча девятьсот одиннадцатом, другое – после Первой мировой, еще несколько отделений – в пятидесятые, а в семьдесят третьем появилось мемориальное крыло Чейни. Получился настоящий лабиринт. Целая вечность понадобится, чтобы его отыскать.

Проблема заключалась в том, что Чарли не очень хорошо себя чувствовал. Как только действие лекарств прекратилось, левая культя заболела. А еще было стойкое ощущение, что под бинтами она кровоточит. Кроме того, четверть дозы успокоительного сделала его слегка отупевшим, и он был уверен, что по лицу это заметно. Но Чарли не собирался поддаваться на уговоры. Нет, он не вернется в постель и не уснет, пока не обдумает свое положение в каком-нибудь тихом месте.

Убежище нашлось в крошечной комнатке, располагавшейся в конце одного из коридоров. Среди картотечных шкафов и кип документов слегка пахло сыростью. Чарли, сам того не зная, отыскал дорогу в мемориальное крыло. Семиэтажная глыба была построена по воле покойного магната Фрэнка Чейни, а всю работу выполняла, согласно завещанию, его же строительная фирма. Та использовала некачественные материалы, а дренажная система не действовала вовсе (благодаря такому подходу Чейни и умер миллионером), и крыло разрушалось начиная с фундамента.

Проскользнув в холодную влажную нишу между двумя шкафами, – подальше от посторонних глаз на случай, если кто-нибудь войдет, – Чарли присел на корточки и принялся допрашивать свою правую руку.

– Ну? – спросил он рассудительным тоном. – Объяснись.

Рука прикидывалась дурочкой.

– Не сработает, – сказал он. – Я тебя раскусил.

Кисть продолжала болтаться, невинная как младенец.

– Ты пыталась убить меня… – предъявил ей Чарли.

Ладонь чуть приоткрылась – безо всякого усилия с его стороны – и мельком на него взглянула.

– Ты ведь можешь еще раз попытаться, правда?

Она принялась зловеще сгибать пальцы, словно пианист, который готовится к особенно трудному пассажу. «Да, – говорила рука, – могу. В любое время».

– На самом деле, я едва ли сумею остановить тебя, да? – произнес Чарли. – Рано или поздно ты застанешь меня врасплох. Никто не сможет присматривать за мной всю оставшуюся жизнь. Так что же мне остается, спрашиваю я себя? Мне не жить, верно?

Ладонь слегка закрылась: складки на пухлой плоти чем-то напоминали довольную улыбку. «Да, – говорила рука, – с тобой покончено, дурак несчастный. И ты ничего не можешь сделать».

– Ты убила Эллен.

«Да», – ухмыльнулась рука.

– Ты отрубила мне вторую руку, чтобы та смогла сбежать. Я прав?

«Прав».

– Знаешь, я ее видел, – сказал Чарли. – Видел, как она убегала. И теперь ты хочешь того же, правильно? Ты хочешь уйти.

«Правильно».

– И не оставишь меня в покое, пока не получишь свободу?