Однажды вечером она пришла с работы и обнаружила в ванной жуткое преступление, совершенное (в этом она не сомневалась) ей на зло. Колька замочил в тазике джинсы, свое нижнее белье и полотенце. Потемневшая вода не оставляла никаких надежд на то, что белье и полотенце когда-либо обретут прежний вид.

— Что б ты пропал, поганец! — проговорила она, немедленно выливая из тазика воду. — Вот дрянь! Да что же это такое! За что мне мучения такие? Колька! Иди сюда сейчас же! Я кому говорю!

Сын с мрачным и независимым видом вышел из своей комнаты. Потом Валентина жестоко корила себя за несдержанность, но в тот момент она вся клокотала от ярости.

— Это что такое? — спросила она, вытаскивая двумя пальцами полотенце из грязной воды. Струйки стекали на дорожку в коридоре, но она этого не замечала.

Колька пожал плечами и с недоумением ответил:

— Постирал, а что?

— Это называется «постирал»? — воскликнула она, встряхивая полотенце. — Ты только посмотри, что это такое! Его же теперь осталось только на половую тряпку пустить.

— Полотенце мое. Как хочу, так и стираю.

— Где тут что твое? Ты что, заработал, купил? Я тебя спрашиваю!

— Мама, перестань, пожалуйста. Мне это уже надоело! Понятно?

— Ты как с матерью разговариваешь, а? Ты как разговариваешь, гадость такая! — полотенце хлестко пришлось по Колькиному плечу, сразу оставив на рукаве свитера мокрый след.

Валентина и хотела бы остановиться, но ярость имеет свою логику, свою властную привлекательность, не допускающую отступления.

— Бездельник чертов! Ничего толком сделать не можешь! Сколько можно тебя учить?! Сколько учить, спрашиваю?! — как заведенная, повторяла она, несколько раз ударив его.

— Ладно, — процедил Колька, и в лице его вдруг проявились резкие, угловатые черты, а в глазах отстраненная решительность. Он подошел к вешалке, натянул сапоги, снял было куртку, но тут же бросил ее, после чего выскочил из квартиры в чем был — свитере и джинсах.

— Ты куда?! — закричала Валентина, бросившись следом. — Вернись немедленно! Коля! Я кому говорю!

В подъезде слышалось только гулкое эхо его стремительных шагов.

Охваченная стыдом, яростью и горькой тревогой, она подхватила куртку и побежала за ним.

На улице Кольки уже не было.

— Вот дурак! — всхлипнула она. — Весь в папочку! Тот тоже мастер дверью хлопать. Вот и беги к нему! Беги! Я не держу.

Состояв у подъезда, Валентина решила позвонить через часок бывшему мужу. Колька частенько навещал отца, жившего на Сухаревской с матерью и очередной женой. Там же он находил убежище после таких вот сцен, которые случались в последнее время все чаще.

Единственное, что ее беспокоило, так это отчаянная и почти ужасавшая ее теперь выходка с курткой. Это уже не от отца. Тот если что-то делал, то аккуратно и основательно. Даже уходя, не забывал о мелочах.

Уже на полпути к квартире Валентина услышала, как надрывается телефон, и прибавила шагу.

— Господи, ну кто там еще… — запыхавшись, пробормотала она, снимая трубку. — Да, слушаю!

— Валя? — услышала она голос Олежека.

— Да, я.

— Что у тебя случилось?

— Случилось? Ничего такого не случилось. Просто сынок родимый коники выкидывает. А ты… ты чего звонишь?

— Мне надо с тобой увидеться, — просто сказал он, но Валентина ночему-то почувствовала беспокойство.

— Не сейчас, Олег. Я… я вся на нервах. Поганец этот меня с ума сведет. Просто голова кругом! Представляешь, хлопнул дверью! Ушел в одном свитере!

— А я именно по поводу твоего Николая, — в его голосе послышался злой сарказм.

Сжимая трубку, Валентина бессильно опустилась на диванчик рядом с телефонной полкой и стянула с шеи шарф.

— А что по поводу Николая? Он что-то натворил?

Олег молчал.

— Да вы что, сговорились все сегодня?! — воскликнула она. — Ну, что такое?

— Дело в том… Даже не знаю, как сказать.

— Говори уж как есть! — нервно засмеялась она. — Что, вы подрались? Или только назначили друг другу дуэль? Я уже, наверное, ничему не удивлюсь!

— Валюта, твой сын очень нехорошо поступил со мной. Очень.

— Господи, не пугай меня так!

— Я не пугаю. Просто предупреждаю, что у него могут начаться неприятности.

— Какие неприятности?

— Он вломился в базу данных моей фирмы, включая банковские лицевые счета. Я мог бы прикрыть его, но бизнес веду не я один. Мои партнеры уже заявили о взломе в специальное управление милиции.

— Подожди, подожди! Какой взлом, какие счета? Я ничего не понимаю! — дрожащим голосом прервала его Валентина, прижимая ладонь ко лбу.

— С помощью какого-то компьютера он проник в наш сервер и уничтожил важные коммерческие данные, — четко произнес Олег. — Там же он узнал наши банковские счета.

— Что ты такое говоришь? — воскликнула она, ужасаясь в глубине души, что все это МОЖЕТ оказаться правдой.

— Завтра утром менты из этого управления начнут расследование. Они его вычислят, Валя. И, может быть, арестуют. Такие вещи быстро раскрываются. Это очень серьезно, Валя. Ты даже не представляешь, насколько серьезно. Из-за своей глупости он может…

Валентина так быстро положила трубку на аппарат, что тот жалобно звякнул.

Нет, нет. Он не мог! Просто не мог. Или мог?

Что же делать? Как быть?

Компьютеры его проклятые! Говорила же Захарову не покупать! Говорила! Только им обоим как об стенку горох.

Валентина метнулась на кухню, потом бестолково ринулась в свою комнату. Начала рыться в старой шкатулке, куда бросала листочки с телефонными номерами — она никак не могла вспомнить номер бывшего мужа.

Телефон все это время надрывался в прихожей.

Пробегая мимо, она снова сняла трубку.

— Да!

— Валя, нас прервали. Мой сотовый, наверное, не держит.

— Олежек, что теперь делать? — неожиданно для себя всхлипнула она.

— Во-первых, надо найти его раньше ментов и поговорить. Где он может быть?

— Он мог к Захарову поехать.

— Позвони ему и скажи, чтобы он его никуда не отпускал.

— Да, да, конечно!

— Времени у нас мало. По таким делам милиция начинает действовать очень быстро.

— Господи, каким делам-то?!

— Не волнуйся. Все, что будет в моих силах, я сделаю. Но дурак он у тебя большой. Все, звони своему бывшему. А я подскочу через часик. Заберу тебя и поедем его искать.

Валентина уронила трубку на колени.

Одна только мысль пульсировала в ее голове: «Я так и знала. Я так и знала».

Настроение у Жоры было отвратительное. Он не так представлял себе встречу с Кристиной. Совсем не так.

Знакомство с Кристиной случилось при не совсем обычных обстоятельствах несколько лет назад. На какой-то вечеринке в развеселом кругу курящих на лестничной площадке пацанов зашел разговор о «правильных» девчонках, что таких уломать на постель — занятие себе дороже. Жора тогда заявил, что привык брать подобные «крепости» всегда и в любых обстоятельствах. Ему тут же указали на Кристину.

Молоденькая, свеженькая, с горящими глазками, в которых читалось столько всего приятного для мужских фантазий, она сразу ему понравилась. Любил он таких. Открытые, любопытные, не испорченные прозой жизни человечки с нежной кожей — только они возбуждали в нем инстинкт охотника, готового на какие угодно уловки и расходы, лишь бы «подстрелить» намеченную дичь. Ломать таких строптивых и таких «правильных» девочек составляло для него самое большое удовольствие в жизни. Ломать и скручивать их души в болезненные узелки.

Он поспорил на нее с пацанами, как в каком-то старом советском фильме. Потому что считал себя охотником, настоящим покорителем женских сердец.

Вообще девочки приносили ему много радостей — в основном удивительной девчачьей особенностью подчеркивать ум мужчины своей непроходимой глупостью. А еще тем, что в их телах, чувствах, поступках, в мыслях все было чрезмерно, бурно, ярко, безумно, яростно. Всего-то и надо было, что добраться до этой чрезмерности, «открыть» ее, как какой-то там мифический герой открывает ящик Пандоры. И тогда из строгой, уравновешенной девочки, набитой разными глупостями о собственном неповторимом женском достоинстве, она превращалась в рабыню его эго, в жалкую просительницу его щедрот, в еще более глупую тварь, которая не видит ничего, что делается вокруг нее. Такая девочка уже не боялась целоваться на людях, потому что люди для нее переставали существовать, и по той же причине не стеснялась в метро в час пик совать руку в карман его брюк «с секретом» («секрет» заключался в том, что кармана как такового не имелось). Он научился использовать множество приемов, чтобы расшевелить каждую конкретную девчонку. Некоторые заводились при его угрозе спрыгнуть в Свислочь, шуточной на первый взгляд, но очень правдоподобной, если он забирался на парапет и балансировал на одной ноге. Иных «открывали» наркотики. Некоторые готовы были душу продать за массаж ступней. Другие обожали грубости, хотя и рыдали крокодильими слезами. Кто-то таял от подаренной игрушки из «Макдоналдса».