Ни слова о сдаче не прозвучало.

— Йерикка, — спросил Гоймир, когда сверху про кричали «сорок семь!», — тут можно выйти к Птичьей-то?

— Да, — коротко ответил рыжий горец.

— Так веди. Живой ногой.

Йерикка молча повернулся и побежал. Топот шагов последнего горца утих где-то в каменных извилинах коридоров, когда сверху упали и мягко, почти бесшумно разорвались два резервуара с газом. Бледно-серые, похожие на туман облака заклубились в свете солнца, поднимаясь все выше, потом сверху по сброшенным веревкам ловко соскользнули, держась одной рукой и зажав в другой оружие, фигуры хобайнов. Они разбежались по прилегающим к пещерке коридорам, только несколько человек остались стоять непосредст­венно под проломом.

Один за другим командиры поисковых групп докладывали, что партизан поблизости нет. Когда последний закончил доклад, офицер-данван заметил:

— Хорошо сделано. Они молодцы. Куда они могли уйти?

— На этом уровне только один коридор, — ответил офицер-хобайн. — А под нами, — он топнул сапогом с ремнями, — течет река, ее называют Птичья. Горы Потоков недаром так называются, они изрыты ходами... Горцы ушли вниз, к Птичьей...

Данван кивнул и движением закованной в гибкую броню руки подозвал радиста. В пещере зазвучал ровный голос:

— Бросать газовые фугасы во все щели. Штурмовым группам с плазменниками — вниз. Их не больше двух десятков. Уничтожить всех.

...Бум. И — более отдаленно — бум.

— То что? — напряженно спросил Мирослав.

— Фугасы, — ответил Йерикка. — Они бросают вниз газовые фугасы. Газ течет вниз, он тяжелее воздуха... Он может отрезать нам путь к реке.

— Как станем-то? — спросил еще кто-то.

— Раком, — ответил Олег. Он чувствовал себя на пределе.

— Одно идти надо, — сказал Гоймир. — По...

— Б-б-боги! — раздалось в темноте хоровое.

— Двигаем! — рявкнул Гоймир.

Йерикка приотстал, прислушиваясь. Олег, зашагавший было следом за ос­тальными, вернулся к нему:

— Ты что?

— Да так, — Йерикка улыбнулся, и Олег увидел эту улыбку, несмотря на царившую вокруг кромешную тьму и то, что отсвет двух фальшвейеров исчез за поворотом. — Во время восстания взяли хангары в плен нашего связного. Били, огнем жгли, пытали, а он молчит, как каменный. Наконец — повели на расстрел, согнали людей... Ему из толпы кричат: «Сынок, да расскажи ты им все!» А он отвечает: «Эх, да если б я что знал, разве не сказал бы?!».

Кратчайший путь к Птичьей оказался отрезан. Сунувшийся в указанный Йериккой наклонный коридорчик Мирослав отшатнулся, кашляя и заливаясь слезами.

— Назад! — прохрипел он, размазывая их по лицу и обвисая на руках друзей. Все шарахнулись, ощутив легкую, но чувствительную резь в глазах. Йерикка прошипел:

— Ус-спели, сволочи! Пошли, скорее!

Они успели тоже — успели отбежать на полсотни саженей, когда сзади заполыхало пламя — коридор «чистили» плазмой. Йерикка, спеша, повел друзей другим путем. Оставалась надежда на его непонятное Олегу чутье... или понятное? Олег нутром чувствовал — странное и пугающее ощущение! — что ре­ка бежит у них под ногами, что впереди ждет опасность... А хобайны шли буквально по пятам, заливая газом мельчайшие трещины.

Время для беглецов растягивалось. Данок сперва держался, потом на­чал на каждом шагу просить прощенья, остальные однообразно советовали ему заткнуться. Резан угрюмо молчал, не глядя на младшего брата, а когда тот попытался отстать с явным намерением свести счеты с жизнью — схва­тил его за шкирку и заставил идти впереди себя.

Второй путь оказался тоже перекрыт газом. В третьем коридоре горцы лоб в лоб столкнулись с хобайнами и после нескольких секунд беспорядо­чной пальбы сумели отойти без потерь. Тяжело дыша, они остановились в каком-то коридорчике. Большинство сползли по стенам на пол.

— Край, — со всхлипом выдохнул Святомир. — Да я часом задыхаться не хо­чу. Драться пойдем.

— Тихо! — Йерикка, стоявший у стены, оттолкнулся от нее лопатками и сделал шаг на середину коридора. — Есть еще один путь. Пошли. Терпеть не мо­гу ползать на брюхе, да видно, придется!..

...Если бы Олег знал, что это за путь, он бы застрелился. Крысиный лаз, через который предлагал лезть Йерикка, спускался вниз под углом в 30 градусов, и Олег испытал давящий ужас, когда обнаружил, что его плечи, едва-едва проходят в эту дыру. Но у Йерикки, у Резана, у многих ребят плечи бы­ли шире, а кое-кто из них уже пролез в отверстие, толкая перед собой крошна и оружие.

Пришлось бросить ТКБ и «утес», патроны и тромблоны к ним, «гром» и все выстрелы к нему — отряд лишился тяжелого оружия. Бросая, мальчишки хмуро сопели, какое-то время стояли рядом, потом резко отворачивались и лезли в дыру, не оглядываясь. И дело было не только в том, что огневая мощь отряда резко падала, и не в том, что оружие досталось нелегко и было ценным. Просто немного это напоминало... ну, как бросить беспомощного друга, иначе не скажешь.

Олег позволил себе зажмуриться, прежде чем головой вперед нырнул в черноту еще более черную, чем вокруг. И пополз, тычась своим крошно в ноги ползущего впереди Краслава, а сам то и дело пиная крошно Богдана. Нес­колько раз мальчишке казалось, что он застрял, и он с трудом удерживался от паники — особенно когда потолок опускался и начинал задевать за на­пряженную спину. Постоянно преследовали мысли о газе. Если его закачают сюда, то и дернуться будет некуда. Олег вспомнил, как Мирослав плакал и кашлял, глотнув совсем немного газа. Интересно, лихорадочно подумал Олег, насколько быстро эта штука убивает? Он попытался вспомнить все, что знал о боевых газах, но в голову ничего не лезло, кроме отрывочных картинок собственной ужасной гибели да — при крайнем напряжении! — строчки из учебника по начальной военной подготовке, выпущенного в 1999 году: «Внеармейская военная подготовка юношей является не прихотью министерства обороны, а реальней необходимостью воспитания подрастающего поколения.» Строчка звучала издевательски. Боже мой, неужели это — реальная необходимость?!

Краслав неожиданно остановился. Олег ткнулся крошном в его ноги и прошипел:

— Ты че, блин?! — он внезапно ощутил сильнейший приступ клаустрофобии.

— Резан пострял, — глухо донесся голос Краслава.

— Как?! Эрик же прополз?! — почти закричал Олег, теряясь.

— А Резан пострял, — напряженным, на грани паники, голосом ответил Кра­сав.

— А что там, Вольг? — тревожно толкнулся сзади Богдан. Олег ответил:

— Передай дальше, что Резан застрял.

— Одно разом попробуй... спытай ещё... крошно-то дай... — говорил кто-то впереди. Кто — не понять. — Руку-то, руку подсунь... Голос Резана отвечал спокойно:

— Не пошло... Крепенько пострял, чего уж....

— Стань, мы передом отползем часом, а ты снимай рубаху и верх-то, тут и пролезешь...

Пыхтение. Шевеление. Шорох. Бормотание, искаженное узким переходом:

— А так... ну и так... плечо, плечо подай... и куда ты такой здоровый...

— Да что уж, не ладься, — по-прежнему спокойно ответил Резан. — Край. Й-ой, Краслав, ты вот что, — его голос стал слышнее, очевидно, он как-то извернулся, — Так станем. Все пропадем, раз... — он как-то сдавленно засмеялся,— ... раз меня не убрать. Что долго разговоры разговаривать, бери камас-то.

Олег не врубился, о чем речь. А Краслав, очевидно, понял сразу, потому что быстро-быстро заговорил:

— А то ли ты с ума спятил, Резанко?! Так-то я не смогу, и не мысли...

— А надо.

— Да я-то с какой горы?!

— А не вытянуться больше никому. Краслав, ты давай, время-то идет.

Олег понял наконец, о чем идет речь, и ему больше всего захотелось заорать и сдать назад. Впереди ругались. Краслав, кажется, плакал. Резан требовал: снова и снова.

— Так я лучше пристрелюсь! Я пристрелюсь! — кричал Краслав. — Нет мочи, пристрелюсь я!

— Я тебе часом пристрелюсь! Хочешь, чтоб вся чета тут и вовеки осталась?! То цена за тебя?! — и Резан просил: — Не бойся ты, я пулю-то себе в лоб пущу, не придется тебе меня сводить, мертвый буду уже!