Хотя сознание было спокойным и ясным, она двигалась, словно во сне, и единственной реальностью оставался кинжал, спрятанный в страусовой муфточке. Остановившись у дома Келшелла, Антония сказала привратнику, что у нее срочное дело к сэру Роджеру, и через несколько минут уже стояла в его кабинете. Роджер поднялся из-за стола ей навстречу и обеими руками взял протянутую руку.

— Дитя мое милое, какой приятный сюрприз! Вот не ожидал лицезреть вас так скоро. Садитесь же!

Она опустилась в указанное кресло.

— Есть новость, которая заинтересует вас, дядя, — произнесла она, изо всех сил стараясь говорить естественно. — Завтра вечером Джеррен собирается на маскарад в Воксхолл.

Усевшись в кресло, Роджер пристально рассматривал ее, словно подозревал в словах какой-то скрытый смысл. И наконец спросил:

— И что с того, милая?

— Что с того? — переспросила она с нетерпением. — И это все, что вы можете сказать, сэр? Я думала, вы привезли меня в Лондон, чтобы я держала вас в курсе его намерений!

— Совершенно верно, просто я не понимаю, почему вы поспешили ко мне с такой малозначительной новостью.

В глубине сознания возникала слабая тень беспокойства, но усилием воли Антония заставила себя говорить с той же нетерпеливостью и даже с гневом:

— Да послушайте же вы! Разве не этой возможности мы ждали? Вы ведь знаете Гарденс (Гарденс — сады (англ.))? Эти тенистые дорожки и летние домики словно специально созданы для нашей цели, а завтра вечером их заполнят люди в домино и масках. Что может быть удачнее?

— В самом деле? — повторил он раздумчиво. — Домино и масках, говорите! Действительно! Правда, определить нашу жертву будет несколько затруднительно, поскольку он тоже будет под маской.

— А определить, как он будет одет — уже моя задача. Если нужно, я и сама поеду в Воксхолл.

— Очень уж вы нетерпеливы, дорогая моя. Нельзя ли поинтересоваться, с чего вдруг такая кровожадность?

— А нужно ли спрашивать? — Антония поднялась и стала ходить по комнате, словно не в силах усидеть на месте от переполнявших ее чувств. — Только представьте себе, как меня вчера приняли! Как бранили за ослушание! Он говорит, я должна вернуться в Келшелл-Парк и оставаться там под наблюдением мистера Торнбери и его слуг. Как пленница, клянусь Богом! Говорю вам, дядя, мне до смерти наскучили все эти угрозы и унижения! — Она остановилась как раз за его спиной, а пальцы внутри муфточки легли на рукоятку кинжала; Роджер не пошевелился и не обернулся. «Ради тебя, любовь моя, » — подумала она, стискивая кинжал, размахнулась и что было силы обрушила клинок вниз.

И в ту же минуту, словно проникнув в ее намерения, сэр Роджер резко отклонился в сторону, и острый кинжал вонзился в деревянный край стола. Прежде чем она успела выдернуть его, Келшелл был уже на ногах, держа ее за руки, а огромное зеркало перед столом раскрылось, как двери, и в комнату ворвался Тимоти Престон.

Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять случившееся, и он бросился к ним. Роджер передал ему пленницу, и слуга, заломив ей руку за спину железным захватом, подавил всякое ее сопротивление.

Келшелл поднял упавшее кресло, неторопливо оправил камзол и галстук. Потом выдернул кинжал и провел рукой по вмятине на столе, оставшейся от удара.

— Экая досада, Тимоти! — заметил он. — Теперь придется придумывать какое-нибудь объяснение. Антония, голубушка, вы стали крайне неосторожны и доставляете много беспокойства. Следовало помнить о зеркале.

Антония, затаив дыхание, проследила за его взглядом. Губы Роджера искривились в сардонической усмешке.

— Вот-вот! — почти ласково произнес он. — Я мог наблюдать каждое ваше движение, хотя, признаюсь, неожиданное нетерпение сделаться вдовой и без того показалось несколько подозрительным. Ведь я давно понял: вы пойдете на все, лишь бы спасти жизнь своему недостойному мужу. Как же вам не хватило ума это сообразить?

Он отложил кинжал и совершенно хладнокровно дважды наотмашь хлестнул ее рукой по щекам, сперва по одной, потом по другой. Затем кивнул Престону:

— Отпусти ее. Она больше не опасна. — И Антонии: А вы сядьте!

Она упала в ближайшее кресло, слишком потрясенная, чтобы возражать, слишком напуганная своей неудачей и провалом, чтобы ощущать обиду и боль пощечин. Келшелл также уселся на свое место и снова взял кинжал.

— Полезное оружие, — заметил он, осторожно касаясь лезвия пальцем, — но небезопасное в таких порывистых и неопытных руках. Пусть-ка оно лучше побудет у меня. Но к нему ведь должны быть ножны. А да, Тимоти, я думаю, ты найдешь их в ее муфточке, так небрежно валяющейся на полу. Благодарю! Нет, муфту можешь вернуть хозяйке. Тимоти, я хочу, чтобы ты остался здесь. Можешь сесть.

Антония, потирая руку, так жестоко вывернутую Престоном, не удержалась и с вызовом проговорила:

— Что, дядя, думаете, как бы еще помощь не понадобилась?

Он покачал головой, посмеиваясь над нею даже с какой-то ласковостью:

— Ни в коем случае, милая племянница. Полагаю, вы уже выдохлись. А теперь займемся-ка лучше разработкой западни, в которую хотим заманить Сент-Арвана завтра вечером.

Она перестала растирать руку и оторопело уставилась на него. Даже у Тимоти сделался испуганный вид. Наконец она снова обрела голос и, не таясь, заявила:

— Вы, должно быть, сошли с ума.

— Вовсе нет, дитя мое. Пожалуй, ваше предложение весьма подходит. Маскарад в Воксхолле! Да, мне это нравится.

Она сделала нетерпеливый жест:

— Но вы же хорошо понимаете, что я просто использовала эту новость как предлог, чтобы поехать сюда.

— И все-таки, Сент-Арван собирается в Воксхолл?

— Да, с Маунтвортами, но ни за что на свете не буду я больше помогать вам. Не стану участвовать в ваших кознях, и все!

— Боюсь, дорогая Антония, у вас нет выбора.

— Нет?! — Подбородок ее вздернулся, глаза вызывающе засверкали. — Я всегда могу отдать себя в руки закона и признаться во всем. Мне все равно, что со мной будет, если и вы получите по заслугам.

— Не сомневаюсь, но я, видите ли, вовсе не собираюсь получать, как вы выразились, по заслугам. Против меня, в поддержку ваших обвинений нет ни малейших улик, а я, естественно, буду все отрицать, Тимоти и Ханна — тоже. С другой стороны, есть масса свидетельств, что вы пытались убить своего мужа. В этом убежден даже сам Сент-Арван. Вы понапрасну погибнете, не причинив никакого вреда мне и не сумев спасти его, так что не льстите себя надеждой, будто я отступлюсь от своих намерений только потому, что вы отказались мне помогать.

Он умолк, откинувшись на спинку кресла, и, сцепив пальцы, с непреклонной решимостью рассматривая ее. На лице его была написана мягкая снисходительностъ, но голубые глаза сверкали безжалостным холодным блеском, и с неожиданной ясностью она поняла, что выхода нет. Оставалась лишь одна надежда: притворно согласиться с любыми его замыслами на завтрашний вечер и попытаться предупредить Джеррена о ловушке. Роджер при всем своем хваленом хитроумии, кажется, проглядел такую возможность.

— Да, похоже, придется помогать, — угрюмо ответила она. — Так что вы от меня хотите?

Сэр Роджер лучезарно улыбнулся.

— Я не сомневался, что вы проявите благоразумие. Сейчас мне нужно все как следует обдумать, но к завтрашнему вечеру план будет готов. В десять часов у Вестминстерского моста. Я буду вас там ждать.

Она пожала плечами:

— Позвольте напомнить, что я не могу идти на маскарад без домино, а у меня его нет. Если же попытаюсь купить, это дойдет до ушей Джеррена. Не забывайте, я ведь в трауре.

— Будет вам и домино, и маска. Когда вернетесь домой, немедленно пошлите ко мне Ханну, и все будет улажено. А теперь вам лучше уехать, не то такое продолжительное свидание может вызвать подозрения. Позвольте вас проводить до кареты.

Вернувшись в кабинет, сэр Роджер потирал руки и был явно очень доволен собой, однако Престон не разделял такой радости. Он стоял у стола, рассматривая кинжал Антонии, и хмурился.