В эпоху Тюдоров всем было известно то, что знают и нынешние приверженцы естественных родов: при разрешении от бремени помогает сила тяжести. В XVI веке королевы рожали на тронах с вырезанным сиденьем. Эти так называемые «кресла стонов» были обтянуты парчой и дополнялись медным тазом, в который падал послед. В распоряжении повитух, помогавших роженицам разных сословий, имелись и родильные кресла попроще. Некоторые из них были снабжены всякими усовершенствованиями – кожаными сиденьями, спинками с откидным механизмом или подлокотниками с ручками, на которые роженица опиралась при потугах.
У знатных дам периода правления Тюдоров и Стюартов последние недели беременности протекали в тщательном исполнении всех надлежащих ритуалов. При вступлении в брак женщина должна была иметь в своем приданом комплект детского постельного белья для церемониальных и практических целей. Перед родами из сундуков появлялись заботливо припасенные пеленки и простыни. Усилия, потраченные на их пошив, свидетельствовали о том, что женщина готова стать матерью физически и психологически.
Женщине на последнем сроке беременности полагалось в буквальном смысле удалиться от мира. В XVI веке беременных женщин примерно за месяц до решающего дня запирали в богато обставленных и затемненных покоях, чтобы снизить риск случайного падения или испуга, которые могли вызвать преждевременные роды. Темнота и плотно запертые окна и двери должны были препятствовать доступу «нездорового воздуха» – согласно медицинским представлениям того времени, главного источника заболеваний.
Теория о том, что болезни вызываются вредными миазмами, играла важную роль в планировке жилища, и мы еще не раз о ней вспомним. Особенно пристальное внимание уделяли месторасположению дома. Если он стоял в сырой местности или в низине, считалось, что его обитатели дышат «нездоровым» воздухом, а потому подвержены болезням. И ведь люди действительно болели! Например, в тюдоровской Англии в болотистых местностях была распространена малярия, однако… разносили ее комары, а не воображаемые миазмы.
Но и после того, как женщина благополучно разрешится от бремени, ей не позволяли выходить из заточения. Две недели ее отпаивали кёдлом – горячим пряным напитком на основе овсянки и алкоголя. После чего наконец мыли, меняли на постели грязный соломенный тюфяк и разрешали сесть, а еще через две недели – встать. По этому поводу в доме устраивали торжество, на которое допускались только домочадцы женского пола и служанки. Этот обычай перекочевал в Новую Англию: сохранился дневник жительницы Салема XVIII века Мэри Холиоук, которая пишет о том, как перед рождением ребенка сидела взаперти у себя в комнате, после родов две недели соблюдала постельный режим, а затем устроила прием для пяти подруг.
Конечно, в том, что женщин после родов силой удерживали в четырех стенах, ничего хорошего не было, но этот период и в самом деле таил для них многие опасности: смертность от потери крови или родильной горячки (то есть сепсиса, причиной которого чаще всего служили просто немытые руки) оставалась очень высокой.
Ритуал деторождения заканчивался церемонией возвращения в лоно церкви: впервые после двух месяцев затворничества женщина покидала дом и шла в храм (после чего могла вернуться к семье и в постель к мужу).
В комнате роженицы присутствовали и другие женщины, которые сплетничали и с удовольствием делились своим опытом, так что рождение ребенка проходило в куда более теплой и непосредственной атмосфере, чем в наши дни, когда роды – это личное дело каждой женщины. Не исключено, что именно эта традиция породила любопытный обычай, на заре XVIII века существовавший среди завсегдатаев лондонских мужских борделей. Гомосексуалисты, имитируя ритуал родов, разыгрывали сцену разрешения от бремени, а затем отмечали «рождение младенца» пирушкой. Первые известные печатные порнотексты для геев носят название «Беседа роженицы с любопытным авантюристом» (1748). В них рассказывается о мужчине в женском платье, пробравшемся в покои роженицы. В современном гомосексуальном сообществе процесс родов обыгрывать не принято, возможно, потому, что от одинокого лежания на больничной койке радости мало.
До конца XVIII века мужчин в родильные покои не пускали, и дети появлялись на свет в присутствии одних лишь женщин. «Мать жены пришла ко мне со слезами на глазах, – писал Николас Гилман в 1740 году. – О, не знаю, что будет с твоей несчастной женой, – причитала она, намекая на тяжелое состояние роженицы». Жива его супруга или умерла, мистер Гилман мог узнать только от тещи. Роды были единственной сферой домашнего быта, на которую власть мужчины не распространялась.
Ожидающие прибавления семейства мужья приглашали к беременным умудренных жизнью женщин, к которым относились с особым почтением. Считалось, что повитухи обладают таинственной силой. Действительно, благодаря богатому практическому опыту они довольно успешно справлялись со сложными случаями. Манипулируя чувствами доверчивых родителей, повитухи пророчествовали и применяли такие «магические» приемы, которые современная наука подняла бы на смех. Так, для аристократов пол ребенка имел большое значение – ведь все мечтали о наследниках-сыновьях. Повитухи XVII века в надежде на солидное вознаграждение предсказывали рождение мальчика, а не девочки. Пол плода определяли по состоянию груди матери: если «сосок красный, торчит вверх и похож на клубнику», это хороший знак.
Да, роды часто становились причиной общего горя или общей радости, хотя далеко не все допущенные в комнату будущей матери преследовали цель помочь роженице, – кое-кто проникал туда, чтобы шпионить. Например, события, произошедшие в спальне супруги короля Якова II Марии Моденской, привели к революции в стране. Яков II был деспотичным монархом, проводил политику укрепления католицизма, и подданные давно точили на него зуб. В 1688 году его жена-итальянка родила здорового мальчика, и враги приуныли, поняв, что появление наследника укрепит позиции короля. Чтобы дискредитировать его, они заявили, что ребенок Марии умер, а вместо него ей в постель подложили другого младенца, принесенного в металлической грелке.
Сплетня о подмене младенца имела далеко идущие последствия: она оказала разрушительное влияние на репутацию Якова II, а новорожденный был лишен права на престолонаследие. Вскоре после этого Яков II был низложен, а его сын-католик, повзрослев, так и остался претендентом и безуспешно боролся за трон, на котором закрепились дочери Якова II, исповедовавшие протестантизм.
История с металлической грелкой, которую, как говорят, положили в кровать с бархатным балдахином, которая сегодня стоит в королевских спальных покоях Кенсингтонского дворца, вызывает сомнения по двум причинам. Во-первых, сама металлическая грелка – нечто вроде сковороды с горячими углями для подогрева холодных простыней – не настолько велика, чтобы в ней мог уместиться младенец. Во-вторых, во избежание подмены королевские роды проходили в присутствии многочисленных свидетелей – придворных и представителей церкви. В момент разрешения от бремени при Марии Моденской находилась внушительная толпа народу – пятьдесят один человек, не считая пажей, обосновавшихся на прилегающих к покоям лестницах, и священников.
При таком столпотворении вряд ли удалось бы незаметно подменить младенца.
С этой кроватью связана история о металлической грелке. Ходили слухи, что сын Якова II родился мертвым и вместо него в кровать королеве подложили другого младенца, которого принесли в металлической грелке для постели. Скорее всего, это выдумка, потому что в 1688 году число зрителей, присутствующих при родах, составляло не менее 50 человек.
Традиция подтверждать подлинность наследника британской короны сохранялась вплоть до прошлого века. Так, в 1926 году при рождении нынешней королевы присутствовал министр внутренних дел (правда, находился он не в самой комнате). Лишь Георг VI отменил этот недостойный обычай, сочтя его «архаичным».
