— Привет, Алекс! И тебе Рутений желаю доброго утра и удачного дня! — приветствовал их Павлов.

При виде Павлова Алексхан густо покраснел и отвернулся.

— Алекс, подойди ко мне, — попросил Павлов, но тот не послушался и, путаясь в полах длинного платья из блестящей тафты и фая (шелка с двойным переплетением), побежал в лес. В три прыжка Павлов догнал Алексхана, схватил за плечи и рванул к себе.

— Что они с тобой сделали? Покажи! — строго приказал он.

Алексхан испуганно замотал головой, но затем, преодолев страх и смущение, подхватил подол платья и задрал выше бедер. Так и есть, пенис исчез! О том, что он когда-то существовал, напоминал холмик скопления жировой ткани, которая, вероятно, должна была со временем рассосаться. Но и интимных женских мест приятные черты Павлов не обнаружил — ни визуально, ни на ощупь. У Алексии, как теперь следовало называть гермафродита, была "костянка", то есть недоразвитый женский орган с инфантильными половыми губами. Такую девушку, даже если она прекрасна лицом и образована не только бы ни в какой гарем не взяли, но шансов выйти замуж не было никаких.

Глядя на Алексию со смесью жалости и отвращения, Павлов объявил ей, что отныне она никогда больше не наденет мужского платья, не будет заниматься мужской работой, и что вскоре основной ее обязанностью станет обучение дочери Верховного вождя орландов Ириски языку и письменности джурджени.

— Я лучше утоплюсь! — сказала Алексия и захныкала.

— Цыц! Будешь мне перечить, выдам замуж за Бильдыева! — пригрозил он ей и приказал немедленно отправляться в его каюту, будить гостей и заниматься приборкой помещения.

II

На Красные Камни Павлов и его спутники прибыли только под вечер, так как идти против течения при слабом порывистом ветре можно было лишь с малой скоростью. Только команда гребцов сушила весла, наслаждаясь отдыхом, как новый поворот румбом вынуждал срочно убирать паруса, хватать весла и грести, грести, чтобы галеру не выбросило на мель. Понимая, что гребцы совсем выбились из сил, Павлов приказал встать на якорную стоянку не у Главного причала, как он договаривался со своим будущим тестем, а у Перламутровой башни. Пока члены экипажа переодевались в праздничные одежды и готовились к высадке на берег, к галере на маленькой лодке-ялике подошел встревоженный старший сын Верховного вождя Кочубей.

Выяснив, в чем причина опоздания, Кочубей попросил немного подождать, и, примерно через час вернулся назад, но уже не на ялике, а на ладье Верховного вождя и предложил принять на борт "самых прекрасных помощников". Ими оказались пятнадцать девушек из отряда старших учениц под командованием Урсулы-воительницы.

Заметив, что Урсула тоже собирается сесть на весла, Павлов жестами пригласил ее к себе на капитанский мостик. Она очень удивилась, но приглашение приняла. Таким образом, через четыре года они снова встретились, хотя узнать своего милого друга в красавце джурджени в блистающих золотом доспехах она, разумеется, не могла. Так и подмывало Павлова заговорить с ней на языке орландов, но он изо всех сил сдерживался, употребляя вместо слов жесты и мимику.

Урсула заметно постарела, ссутулилась, через ее лицо, наискосок: с левого виска до правой нижней челюсти, — проходил глубокий шрам от раны, полученный ею прошлой зимой от медведя-шатуна, внезапно заявившегося на дальний дозор у реки Лопарь. С бурым мишкой ей удалось справиться, но следы этой схватки навсегда остались на ее лице. Про тот случай Урсула, правильно поняв его жест, вынуждена была "рассказать", в виде пантомимы. По правде говоря, Урсуле было лестно от того, что столь знатный господин удостоил ее своим вниманием и захотел с ней пообщаться. В какой-то момент их взгляды встретились, и Павлов почувствовал, как у него надсадно заныло сердце.

Получив подкрепление, экипаж "Эсмеральды", подбадриваемый музыкой и песнями, навалился на весла, и, примерно, за час, довел судно до главного причала, где уже с полудня собралась толпа встречающих. При появлении галеры Тезей-хана встречающие замерли. Замечательно стройные обводы корпуса, плавно перетекающие в грациозно изогнутые штевни, и резные позолоченные изображения сказочных животных на носу и корме вызвали неподдельное восхищение. Психологический эффект усиливали закатные лучи солнца, преломившиеся об отложения красного гранита. У зрителей, стоящих на берегу, возникло ощущение, что прекрасная галера словно спустилась с неба.

Под бравурную мелодию свадебного гимна композитора Шестипалого Павлов сошел по сходням на берег и стал подниматься по лестнице, вырубленной в стене каньона. Следом за ним шли "друг жениха" Бильдыев и его младшая жена Лисичка. Бильдыев давно мечтал о том, чтобы сбить со своего свата спесь, и с помощью Павлова, кажется, этого добился, давая понять, что приходится знатному гостю орландов не просто шафером, но и "братом по жене". Гонорий быстро сориентировался в ситуации и шепнул своей дочери, как ей следует себя вести.

Итак, на нижней площадке пролета лестницы Павлова встречали сестра Верховного вождя Гита и невеста Ириска, разодетые в шелк и соболя. Гита держала в руках серебряный поднос с хлебом-солью. После того, как Павлов троекратно поцеловался с Гитой и отведал хлеба, Ириска подхватила его под руку и повлекла за собой на вторую площадку, где их встретил Верховный жрец орландов преподобный Колыван.

Заметив отчаянные сигналы Гонория, Колыван властным жестом приказал жениху и невесте опуститься перед ним на колени. После этого Верховный жрец прочитал короткую молитву и легонько ударил их по спине своим золоченым посохом. Таким образом, в присутствии всего честного народа он, данной ему властью, объявил Тезей-хана и Ириску мужем и женой.

Следуя за Колываном, Павлов и Ириска поднялись на третью площадку, где их встречали старейшины девяти родов. В одном из старцев Павлов с радостью опознал деда Михея — главу рода Белохвостого Оленя. Он так расчувствовался, что против регламента поздоровался с каждым старейшиной за руку, а Ириска, следуя его примеру, присела в низком поклоне. Старейшинам орландов, которые должны были в соответствии с наставлениями Гонория встретить старшего сына императора джурджени, склонив перед ним головы, уважительное поведение высокопоставленного зятя Верховного вождя очень понравилось, и они единодушно пришли к выводу о том, что Гонорий от гордости и тщеславия совсем потерял голову.

Ступени закончились, и новобрачные очутились в окружении орландского народа, который приветствовал их восторженными возгласами и бросал им под ноги летние цветы: герберы, лилии, розы, хризантемы и статицы. Краем глаза Павлов увидел в толпе знакомые все лица: Ерофея, Лаванду, Гарегина, Фиалку, Юлия и Нару. Сердце подсказывало ему, что где-то рядом находится Березка и его дети-двойняшки: Дмитрий и Роза. Но опознать среди многих женщин с малыми детьми свою милую Березку он, к сожалению, не смог. И тут он заметил стройную чернокожую молодую женщину с грудным ребенком за спиной в рюкзачке. Это, несомненно, была Сара Гудвин.

Павлов остановился и, как бы шутя, спросил у переводчицы Гиты, с каких пор орланды почернели, но из-за шума она его не услышала. Сделав еще несколько шагов, он снова остановился, так как узнал Агату. Бывший Центурион постоянного войска орландов была одета в скромную одежду из грубого холста и оленьей замши, ее волосы стали совсем седыми и лицо покрылось морщинами.

— Гонорий хочет знать: ты сразу пойдешь в дом к невесте, или хочешь отдохнуть? — спросила его Гита, когда свадебная процессия поравнялась с подворьем Кочубея, где когда-то Беллерофонт укрывал похищенную Медвяную Росу.

— Пойдем к невесте, не будем тянуть, — отозвался на ее слова Павлов, у которого это место сразу вызвало неприятные воспоминания.

Гита жестом дала понять Гонорию, что жених не возражает против того, чтобы свадебные торжества начались прямо сейчас. Гонорий понимающе кивнул головой и, зычным возгласом установив тишину, объявил о том, что приглашает званых гостей в свою резиденцию.