Предчувствие его не обмануло. Глыба красно-коричневого гранита с вырезанным на ней крестом никуда не делась, и, вероятно, обозначала место захоронения какого-то близкого ему человека.

— Крест! Древне-языческий символ Солнца, — прокомментировал находку Толемей-хан.

У Павлова на этот счет было другое мнение. Крест — это символ мачты с перекладиной, а деревянный гроб — ладья, на которой покойник отправляется в свое последнее плавание. Он тяжело вздохнул и направился дальше, ожидая увидеть в трех километрах от скопления гранитных глыб часто снившуюся ему в последнее время маленькую бухту и полуразрушенное строение на берегу у самой кромки леса. Бухта была в наличии, но, вот, на месте строения его ожидал невысокий холмик, заросший кустарником.

— Смотрите, кто-то идет на лодке под парусом! — воскликнул один из матросов и показал рукой в сторону моря.

Лодка под парусом мчалась в направлении бухты так стремительно, будто ее парус надувался сильным ветром, хотя на море стоял полный штиль. Хорошо были видны ее острый нос, округлая корма и выпуклые борта. На носу лодки стоял человек и махал им рукой. Приглядевшись, Павлов закрыл глаза и помотал головой из стороны в сторону, как бы стряхивая галлюцинации: "Брр". Ему показалось, что на лодке — он сам в своем прежнем облике. Когда же он снова открыл глаза, лодки уже не было и в помине.

— Растаяла! — с удивлением и разочарованием воскликнул один из матросов.

— Мираж, однако! — прокомментировал Толемей-хан.

— Пора возвращаться, а не то мы здесь еще и не такое увидим, — сказал Павлов, чувствуя, как у него от волнения заколотилось сердце.

После полудня подул легкий бриз от юго-юго-востока. Павлов отдал приказ к отплытию. Галера оказалась на ветре и, к радости гребцов, на мачтах взвились паруса. Они шли курсом на запад мимо Нового залива, образовавшегося три года тому назад в результате серии подземных толчков, вызвавших проседание почвы и затопление морскими водами низины, где пролегало русло реки Ипуть. Очевидцы рассказывали, как огромная масса воды перелилась из Байкала и хлынула на север. Гигантский вал смывал на своем пути леса и перемещая огромные массы горной породы. Ручьи и реки вышли из берегов и залили долины, но даже разлив не ослабил разрушительную силу потока, который пронесся до самого Северного океана.

Миновав Новый залив, "Клементина" взяла курс на Давос — обширный полуостров, по форме напоминающий лист шелковичного дерева. Полуостров разделял Байкал почти на две равные половины: западную и восточную, — и имел важное военно-стратегическое и экономическое значение. Павлов и капитан Крусахан долго ломали головы, каким курсом им плыть, чтобы миновать Давос незаметно, то есть не оказаться на виду у местных рыбаков и экипажей торговых судов.

В те времена обширные пространства на северном побережье Байкала были покрыты густыми лесами, полными всевозможной живности, и весьма скудное оседлое население занималось охотой, рыболовством и овцеводством. Только на полуострове Давос дикие леса были выкорчеваны, и на их месте разбиты фруктовые сады, распаханы поля и построены дороги.

В долине реки Верхняя Ангара развивалось мясомолочное животноводство и коневодство, а в самом устье по обоим ее берегам раскинулся Ротон — второй по численности населения город империи, центр ремесла и торговли. Грозно и неприступно стоял перед врагом его акрополь, окруженный дубовыми стенами в виде четырехугольных деревянных срубов, поставленных один возле другого. Срубы были засыпаны землею и щебнем. Над стенами акрополя возвышался величественный храм Одина-Магнетрона, построенный на месте древнего языческого капища, посвященного иллинойскому богу Аполлону.

В гавани Ротона на рейде постоянно дежурили от трех до пяти боевых галер на случай отражения вылазки валенсийских пиратов. Эти бестии всегда были не прочь взять на абордаж торговые суда преуспевающих ротонских купцов или высадить на берег десант, с целью разграбления прибрежных поместий.

С одним из таких сторожевых кораблей — 100-весельной галерой (по 50 весел с каждого борта) с говорящим названием "Неустрашимый" "Клементине" разминуться не удалось. Павлов, то есть Тезей-хан, хорошо знал капитана галеры — храброго и в то же время, высокомерного, Кирьянхана, который являлся сыном наложницы императорского гарема. Чувствуя себя несправедливо обиженным в отношении своего социально статуса, он ненавидел всех принцев крови и, в особенности Тезей-хана, так как состоял в его прямом подчинении.

Все военные и гражданские чиновники Ротона уже были поставлены в известность о том, что Тезей-хан объявлен вне закона, и за его голову администрацией Агесилай-хана IV назначено колоссальное вознаграждение в размере тридцати тысяч серебряных динаров. Главными инициаторами соответствующих императорских указов являлись Банзай-хан и его мать Пальмира.

В вину Тезей-хана, помимо организации заговора против императора, вменялись казнокрадство в особо крупных размерах, жестокое обращение с подчиненными, убийство принцессы Роксаны и упущенная победа в сражении при Гамбите. Об этом Павлов и его спутники узнали от молоденького мичмана, которому позволили подняться на борт "Клементины" после того, как "Неустрашимый" в результате трех точных попаданий ядрами в корпус ниже ватерлинии быстро затонул.

………………………………………………………………………………………………………

"Неустрашимый" шел из Ротона в Альхон, сопровождая шесть кургузых купеческих судов с ценным военным грузом: солдатами-новобранцами и лошадьми. Лошади стояли на привязи, на верхней палубе, а солдаты-новобранцы, как и положено, работали веслами. Если бы "Клементине" не пришлось лавировать и беспрестанно переставлять паруса, — то встреча с "Неустрашимым" могла и не состояться. В действительности получилось так, что, приблизительно, в четвертом часу после полудня, "Клементина" оказалась на виду у кильватерной колонны противника с наветренной стороны. Прозевал момент пересечения курсов сигнальщик на грот-мачте, так как он спал, обнявшись с этой самой мачтой, видимо, принимая ее за свою возлюбленную. Низкая облачность и мелкий теплый дождь создавали для его сна дополнительные оправдания.

У "Неустрашимого" на носу был подводный таран длиной 10 локтей (около 5 м), который Кирьянхан намеревался привести в действие, ускоряя движение своей галеры мускульной силой трех сотен гребцов. Кроме подводного тарана (его еще называли "клюв ястреба") в распоряжении Кирьянхана имелась катапульта, способная забросать галеру Тезей-хана горшками с негасимой водой горючей смесью, состоящей из смолы и нефти. Когда "Клементина" повернулась к "Неустрашимому" бортом, Кирьянхан и его помощники от радости даже закричали, не подозревая о том, что на носу и на корме "Клементины" установлено страшное оружие дальнего боя.

Катапультой, как и подводным тараном, "Неустрашимому" воспользоваться не пришлось. Павлов и Виктор Дорохов устроили состязание по меткости стрельбы из двух "шайтан агни кирдык". Тремя точными выстрелами обыкновенными глиняными ядрами в свинцовой оболочке они проломили "Неустрашимому" днище, а четвертым Павлов снес на нем его единственную мачту.

Спустя короткое время после начала артиллерийского обстрела Кирьянхан и его экипаж, за исключением гребцов "плавучей тюрьмы" (6), барахтались в воде, стараясь отплыть в сторону купеческих кораблей. Но один из младших офицеров — мичман Алексхан — поплыл в сторону "Клементины". Навстречу ему спустили на воду шлюпку, и вскоре Алексхан стоял на коленях перед их высочеством Тезей-ханом, умоляя принять его к себе на службу. Павлов приказал переодеть Алексхана в сухую одежду и напоить крепким пивом. Из дальнейших расспросов перебежчика выяснилось, что юный мичман близок к семье Антон-хана и очень тяжело переживает страшное известие о его самоубийстве.